Спасение Фикотрианыча, Глава 8.
К назначенному времени суда потаённики потянулись в зал, который между собой они называли «пнёвым». Зал был сделан Колдуном по заказу Пнюха в те дни, когда лешие ещё были свободными существами. Работы над созданием этого зала проводились за закрытыми дверями, до времени никто не видел, чем же особенным отличается это помещение, и всех одолевало любопытно. В тот злосчастный день, который превратил леших в подданных великого Правителя, Пнюх впервые пригласил всех собраться в этом зале. Лешие были оживлены и весело переговаривались.
— Фу ты, ну ты, — говорил, смеясь, моховый леший Пыхтей, славившийся язвительным характером, — мы-то думали — войдём во дворец, а «въехали в пень»! И, действительно, в центре помещения красовался гигантский пень.
Пнюх недобро глянул на насмешника и кивнул дубовикам, выстроившимся вдоль стены. Тотчас же один из дубовиков подошёл к Пыхтею и легко стукнул его дубинкой по голове, отчего тот задёргался в конвульсиях и упал. Все оцепенели от ужаса. Тут только собравшиеся увидели, что дубовиков нельзя узнать. Раньше это были немного неуклюжие, добродушные собратья. Сейчас они напоминали сторожевых псов, готовых расправиться с каждым по велению хозяина. А их хозяином почему-то стал Пнюх. Каждый дубовик сжимал в корявых пальцах дубинку.
Вскоре Пыхтей пришёл в себя. Зал облегчённо вздохнул, но оживления как не бывало. Все напряжённо ожидали дальнейшего. В центр зала вышел леший Гвануда и скрипучим голосом объявил, что сейчас зачитает важный документ: «Правила жизни потаёнников», и что с этого момента все лешие становятся потаённиками — подданными великого Пнюха.
— Я удостоился чести быть главным министром Правителя, — высокомерно заявил Гвануда. Лешие не представляли, чем должен заниматься главный министр, и тем более Гвануда — совсем незначительный леший. Но сейчас тот раздувался от важности.
— Все должны неукоснительно выполнять новые правила жизни, поэтому в ваших интересах запомнить их! — сообщил Гвануда и стал читать.
Чем дольше звучал скрипучий голос, тем больше мрачнели лица собравшихся. По новым правилам лешие не могли выходить за стены потайного мира без специального разрешения. Пропуск на каждый выход в лес с точным указанием сроков пребывания в лесу выдавался Пнюхом. В лесу же потаённикам запрещалось общаться друг с другом, а тем более с другими обитателями леса. В стенах потайного мира нельзя было в одном месте собираться больше трёх. Собираться вместе разрешалось только на собраниях, организованных Пнюхом. Каждый день в потайном мире должен был начинаться и заканчиваться пением гимна, прославляющего Правителя. За каждое нарушение правила предполагалось строгое наказание.
— Великий Пнюх милосерден, — продолжал новоиспечённый главный министр, — у нас не будет смертной казни. Самым большим наказанием будет лишение потаённика волшебной силы. А сейчас я передаю слово главному администратору и распорядителю церемоний Цике.
Цика со свитком в руке выскочил на середину зала и с энтузиазмом воскликнул:
— А сейчас мы разучим гимн в честь нашего справедливого и мудрого Правителя!
Он развернул свиток и, покраснев от удовольствия, сообщил:
— Я являюсь автором!
Но не успел он прочесть и слова, как раздался властный голос:
— Подожди, Цика!
На середину зала вышел самый заслуженный леший — старейшина Рем. Долгие годы Рем возглавлял Совет Старейшин, потом отошёл от правления, ссылаясь на преклонный возраст, но по-прежнему с самыми спорными вопросами лешие обращались к нему.
— Друзья! — обратился Рем к присутствующим. — Мы не должны принимать эти бредовые правила! — он повернулся к дубовикам и властно сказал:
— Немедленно сдайте дубинки! Как вы можете идти против своих собратьев?
— Молчать! — завизжал посеревший от страха Пнюх: дубовики, его главная защита, не двигаясь, слушали Рема. Всё-таки у старика был огромный авторитет.
— Взять его! — ещё громче заорал Пнюх.
От его крика дубовики очнулись, и в тот же миг на Рема обрушился сильный удар, от которого старик забился в конвульсиях, а потом упал без движения.
По залу прокатился ропот. То здесь, то там слышались негромкие возмущённые возгласы:
— Да что же это такое!
— Это произвол!
— Мы не согласны!
Тут же два дубовика двинулись в сторону первых рядов, покачивая дубинками в руках. Все замолчали. В полной тишине зазвучал тонкий невыразительный голос Пнюха, но сейчас он казался зловещим.
— Мне не хотелось бы сегодняшний день начинать с сурового наказания, — он выждал паузу, — но у меня нет выбора. У потаённика Рема есть определённые заслуги в прошлом, но он повёл себя подстрекателем, призывал к неповиновению. Это серьёзное преступление!
В этот день лешие впервые были свидетелями унизительного и страшного наказания, которое придумал Пнюх. Ошеломлённо они наблюдали, как тщедушное тельце ещё не пришедшего в себя Рема запихали в сетку, которую тут же подвесили над пнём, который тут же «ожил», тихо загудел, над ним заклубился белый дым. Но страшное было впереди. Оказалось, что безобидный на первый взгляд пень — чудовищный вампир, вытягивающий из висевших над ним их душевные силы.
Через неделю Рема вытащили из сетки, в которой он всё время провисел, так и не приходя в себя, а затем вытолкнули в коридор. Но это уже не был дедушка Рем. Это было тихое, пугливое существо, которое подобострастно заглядывало всем в глаза. У него не было больше своей воли, и он не помнил, что значит быть лешим. Через какое-то время потаённики перестали называть его Старейшиной Ремом. Как-то само собой получилось, что его стали называть «лишенцем» — то есть, лешим, которого лишили лесной силы. В потайном мире теперь ему поручалась самая грязная и скучная работа.
С каждым днём лишенцев становилось всё больше, и сердца потаёнников всё больше наполнялись страхом. За небольшие нарушения правил бывших леших подвешивали над пеньком без особых церемоний. За серьёзные же нарушения полагалось распыление и таких преступников судили и казнили принародно. (Пнюх не сдержал обещания, что в потайном городе не будет смертной казни.) И вот сейчас это должен был быть Фико.
Ровно в двенадцать лешие потянулись в «пнёвый» зал. В этот раз на казнь шли с особо мрачным чувством. Маленького цветочного Фико особенно любили, был он личностью почти героической.
Фикотрианыч большую часть жизни лешего прожил обыкновенным веточником. Появляясь на свет, каждый леший обладает совершенно определёнными способностями и врождёнными знаниями. Например, болотный леший с рождения всё знает про болота, грибной — про грибы, дубовик — про дубы, и их волшебная сила действует только в пределах этих знаний. Болотные умеют управлять болотами, родниковые — родниками, а дубовики властвуют в дубовых рощах.
Фико же был веточником, их в лесу тьма, крошечных и незаметных. Эта лесная мелюзга содержит в порядке ветви деревьев: работа кропотливая, но примитивная, не требующая большой лесной квалификации. У каждого елового, соснового, ольхового лешего в подчинении таких десяток. Их и по имени-то никто не зовёт. Веточник да веточник. Нет, конечно, у каждого из них есть своё имя, но его знают только самые близкие.
А Фикотрианыча или Фико знали практически все, а в среде веточников он был практически легендой, героем. С ним была связана очень трогательная и поучительная история. Дело в том, что маленький веточник больше всего на свете любил цветы и очень хотел стать цветочным лешим. Как известно, цветочные — это особые существа. Все они от рождения обладают художественным волшебством и чувством прекрасного, и сами они прекрасны и женственны. Зовутся они не лешими, а цветочными феями. Только они умеют управлять самыми чудесными творениями природы — цветами. А у простого веточника Фикотрианыча была сумасшедшая мечта — стать цветочным. Каждый день, закончив свою работу, он спускался с дерева на поляну и любовался цветами, и мечтал, мечтал, что однажды сможет влиять на жизнь этих совершенных в своей красоте растений. Сначала его подняли на смех его же приятели — веточники.
— Посмотри на себя и на фей! — смеялись они. — Тоже, нашёлся красавчик!
Конечно, Фико понимал, что внешностью он никогда не впишется в мир цветочных фей, ведь его тельце напоминает щепку, а изящные тела цветочных фей повторяют формы цветов. Он и не стремился к этому, поскольку был реалистом и понимал, что возможно, а что — нет. Ему важно было хотя бы научиться управлять миром цветов. И он старался сблизиться с цветочными феями. Но те вначале обсмеяли странного лешего.
— Бедный маленький веточник, — рассыпались они звонким смехом, подобным звону колокольчиков, — как тебе в голову пришла такая странная мысль! Чтобы управлять миром цветов, нужно родиться цветочной феей. Ни один леший не сможет овладеть этим искусством. Вы слишком грубы и неловки для такой тонкой работы.
Но они не знали, с кем имеют дело. Фико был очень трудолюбив и очень упрям. Он путался у цветочных фей под ногами, засыпая их бесчисленными вопросами. И однажды одна маленькая фея сжалилась над ним и согласилась обучить его своему искусству. Через год Фико, который успевал выполнять и свою работу, овладел основными азами цветочного дела. А ещё через год все с удивлением обнаружили, что в этом искусстве он превосходит многих фей. Тогда Фико подал на Совет заявление о переводе его в категорию цветочных. Так он стал единственным в лесу цветочным лешим.
В обществе прекрасных фей он стеснялся своей внешности и завёл себе широкополую шляпу и элегантную тросточку. Это немного улучшило ситуацию, но всё равно Фико не был полностью доволен своей внешностью. Несмотря на это, он был очень счастлив, потому что занимался любимым делом, и умел делать его превосходно. Он стал популярным: его выбрали в состав Совета леших, с ним многие хотели подружиться и даже цветочные феи говорили, что он «милашка».
И вот этого единственного цветочного лешего сегодня должны были казнить. Ох, как тяжело было многим идти на эту казнь. Друзья Фико, а у него было очень много друзей, не могли смотреть друг другу в глаза, а цветочные феи тихонько плакали.
— И зачем нас всё время заставляют присутствовать при этом ужасе? — тихо посетовал Шарко, заходя в страшный зал.
— Для устрашения...— вздохнул Квиныч и со слезами на глазах тихо воскликнул: — О! Глядите, вон он, наш бедный Фико! Господи, какой он маленький и беззащитный!
Действительно, на фоне огромного дубовика Фико казался совсем крошечным. Дубовик держал Фико прямо за голову двумя пальцами. Тельце маленького лешего беспомощно болталось. Его тоненькие ручки и ножки были связаны.
Пнюх восседал на кресле-троне, которое недавно себе приобрёл. Массивный, украшенный красивой резьбой трон выглядел величественно, а Правитель на его фоне смотрелся мелковато, но, видимо, не понимал этого. С каждым новым днём своего правления Пнюх ощущал себя всё более могущественным, а каждая очередная расправа над соплеменниками усиливала в нём это ощущение. Поэтому он требовал от приближённых, чтобы казнь проходила неспешно и зрелищно. Самая первая расправа над стариной Ремом совершилась всего за пять минут, последняя же казнь тянулась уже около двух часов. Теперь страшная церемония начиналась с исполнения гимна в честь Великого Пнюха.
Потаённикам тяжело было петь этот верноподданнический гимн на глазах обречённых собратьев. Сейчас, когда на казнь готовили Фико, а над пеньком висел леший, подвешенный накануне, хвалебные слова застревали у присутствующих в горле. У многих на глазах были слёзы. Все старались не смотреть в сторону ужасного пенька и маленького беспомощного лешего. Гимн прозвучал крайне вяло.
Пнюх, поджав тонкие губы, недовольно смотрел на разномастную толпу леших. Тут же к нему на цыпочках подбежал администратор Цика и что-то подобострастно зашептал на ухо. Пнюх кивнул, после чего Цика выскочил вперёд и объявил:
— Великий Правитель недоволен настроением своих подданных! Споём ещё раз, и, кстати, недостаток энтузиазма будет расцениваться, как бунт! Он взмахнул дирижёрской палочкой, и потаённики грянули гимн. Они пели громко, вытаращивая глаза, всеми силами изображая энтузиазм. Но, видимо, в глазах исполнителей всё равно просматривался протест, потому что недовольство не исчезло с физиономии Пнюха. Он прервал исполнение на середине фразы и заговорил сам:
— Меня невозможно обмануть! Я вижу, мои подданные сочувствуют преступнику. Это плохо! Я хочу, чтобы все мои решения поддерживались! Поэтому в наказание всем приговор будет самым суровым. И в этом будете виноваты все вы! — Пнюх сделал длинную паузу. — Потаённик Фикотрианыч будет распылён!
Все понимали, что Пнюх кривляется, и что решение о смертной казни он принял давно. Правитель пристально вгляделся в застывшие от страдания лица леших, и, удовлетворённо улыбаясь, продолжил:
— Итак, потаённик Фикотрианыч будет висеть над пеньком не неделю, а месяц. Прах — всё, что останется от непослушного подданного. Я надеюсь, что, это послужит для всех хорошим уроком.
Сказав это, Пнюх царственным жестом велел Цике продолжать церемонию. Администратор приготовился читать длинный список преступлений Фико. А дубовик, который всё это время так и держал маленького лешего двумя пальцами, направился к пеньку, который тихо и зловеще гудел. Он достал маленькую частую сеточку, небрежно бросил в неё Фико и привычным жестом подвесил над пеньком новый, почти невесомый груз. Затем, видимо для эффекта, он раскачал уже висевшего над пеньком потаённика, и, довольно оглядев несчастных, уступил место администратору.
Цика с пафосом начал обвинительную речь. Он сам составлял эту речь, а потом репетировал её перед зеркалом. Ему очень нравилось выступать перед публикой. Щёчки Цики горели румянцем вдохновения. Увлёкшись, он не сразу заметил изменение ситуации. И только, когда потаённики возбуждённо вскочили с мест, он понял, что что-то случилось.
А случилось невероятное: дно частой сеточки, в которой висел Фикотрианыч, вдруг стало само по себе расползаться. Будто кто-то невидимый разрезал тоненькие нитки. Фико вывалился в образовавшуюся прореху, но не упал, а, зависнув на секунду над пеньком, медленно поплыл по воздуху. Маленький леший под действием пенька уже погрузился в тягостную дрёму. И тут, так и не приходя в себя, на глазах у изумлённой публики Фико исчез, как будто растворился в воздухе!
Пораженный дубовик-палач молча, с вытаращенными глазами стал хватать огромными ручищами воздух в том месте, где только что растаял крошечный Фикотрианыч. В рядах Пнюха возникла паника. Главный министр накинулся на стражников, те беспорядочно заметались.
Пнюх, побелев до синевы, беззвучно открывал и закрывал рот. И вдруг изо рта его неожиданно вырвался громкий «ик». Пнюх замер, постучал себя по груди и попытался что-то сказать, но опять сказал «ик». По залу прошёл смешок. Пнюх дёрнулся, зло обвёл глазами потаёнников, но опять икнул и опять. Через минуту непрерывно икающий Правитель покинул зал в сопровождении суетящегося церемониймейстера. Началась неразбериха. Все возбуждённо обсуждали случившееся. Главный министр Гвануда сорвал голос, выпроваживая потаёнников из зала.
— Быстро по кабинетам! — орал он. — Больше трёх не собираться!
Он очень опасался неповиновения, но потаённики послушно расходились. Впервые они уходили из этого зала с надеждой. Кто-то спас цветочного лешего. Кто-то очень могущественный! Может быть этот кто-то однажды спасёт их всех. Так думал каждый.