Надежда?
В комнату зашла миловидная девушка. Небрежно постриженные прямые светло-каштановые волосы с тёмными прожилками спускались по плечам, слегка позвякивая повязанными на них бусинами, а чёлку придерживали и вели на затылок усердно плетеные тоненькие косички. Пряди волос обрамляли светлое, но покрытое бесконечными веснушками и пятнышками, изящное овальное лицо, блестевшее на нежном тёплом солнечном свету, проникающим из полузакрытых шторок.
Девушка слегка поморщилась, когда солнечный лучик попал ей в глаза.
— Скучала? — спросила девица с ослепляющей улыбкой на лице. Уже скорее формальный вопрос служил неким началом бесконечного диалога, поджидающего двух сестер.
— Нисколько, дорогуша. Смысл явления твоего именно сегодня? Пожила бы ещё и пару дней без вашего общества. Девы, небось, скоро набегут.
— Умерла б ты видать без меня совсем, раз уж так заговорила. Признайся, тебе ж тут тошно, как никогда! — запищала девчушка
— Вывести на чистую воду ты всегда умеешь, хах. Присаживайся уж, коль пришла... да, и ворчать я долго всё-таки не могу. Первым делом скажи мне, что эти бабы распустили про меня? Каких слухов наделали меж слишком взрослых деток? Слишком плохое предчувствие. Небось, вот приеду обратно, а там острый взгляд Крёстной на меня упёрт, а Душенька, подоспевающая на смену, так и пожирает моё несчастное тело своими вроде тупенькими, но очень мерзкими глазками. Ужас, как неприятна мне эта картина. И ведь если и мелкие поведутся, то вообще нестерпимо. Моим-то я верю, а всяких котят гнать надо, пока не поцарапали.
— Нет, ну напридумывала ты тут всякого! Допустимо, конечно, но это ты ещё и Овчиху не приплела. А ведь она меня вместе со своей подружкой-шавкой в милом пушистом пушке знатно бесила все эти дни. Но всё-же, ты как в наречия русского ударилась-то? Как барыня молвишь, честное слово. Тебе там случайно не подменили павучки?
— Хах, нет, что-ты. Думала, ты поддержишь мой тон с полуслова. Это теперь я сейчас смогу утверждать, что и ты поменялась.
— Прошла всего неделя. Ты серьёзно? Да мне без тебя как и раньше окружение не мило. Даже не представляешь, что я натерпелась. Приходилось общаться с людьми всё чаще! Это ужасно. И объяснять всем и всё конечно же надо, недоумки...
— Остынь. Мой монолог вывел тебя на эмоции, так ведь?
— Мама!
— Не мамкай.
— А вот я сейчас устроюсь поудобнее, и буду ведь рассказывать, что происходило. Только посмей меня не выслушать.
— Ты сейчас взорвёшься от ныне не высказанного, я вижу, дорогуша. Давай, я жду)
— Врёшь. На половине же заснёшь! Или отвернёшься! Я же тебя знаю! Время идёт, а ты не меняешься. Все твои слова сейчас просто как обертка к твоему умению слушать!
— Успокойся. Ты же сама ко мне пришла.
Девочка резко встала и махнула головой, звеня косичками. Что-то резко переклинило её, преградило к беседе и теперь ведёт назад, долой из Могильника. Может, тяжесть выбеленных стен, сжатые воздухом еле пропускающие свет наружности окна так давят на бедную?
— Тихо. Оленёнок, не уходи на такой печальной ноте, — замурлыкала старшая и попыталась притянуть к себе собеседницу, — некультурно же)
— Прости. Взбесилась. Бывает...
— Взрослеешь, не иначе?
— А ты стареешь?
— Один-один, детка. Ладно, я прощаю тебя за твои выходки.
— Те!
Вышел приятный, дружеский разговор. Две родственные души наконец смогли воссоединиться и вновь заговорить о сущем и вечном. В тот момент будто вообще перестало существовать время и все-все ограничения. Оленёнку надо было идти, а точнее уже бежать под конец встречи. Им обоим не хотелось разлучаться. Но продержат юную взаперти ещё пару дней. И заявиться будет нельзя. Не спорю, у них обоих полно дел. Те же самые летуны. Но всё же, будто без друг-друга они и не они вовсе.