Ⅱ
- Александр Христофорович! - крикнула Ольга Алексеевна, приближаясь к нему.
Бенкендорф напряжённо вздохнул. Опять эта дамочка.. Он устало обернулся и увидел следующую картину: к нему, с другого конца пустынной улица, утопая в сугробах, спешила молодая девушка, одетая в белую толстенькую шубу, а на голове была меховая шапка. На плечах у ней лежали погоны из снега,как и мехе шапки. Пташкина спешила к нему, всячески спотыкаясь о горы выпавшего снега.
Бенкендорф поежился. Он решил пройтись пешком до своего экипажа на соседней улицы. Мужчина завернулся в новенькую, теплую шубу с большим бобровым воротником. На голове его была треуголка с нелепым белым пером, какие носили герои 1812-года при Фридланде, Бородине, Лейпциге.
На улице господствовала темная, глубокая ночь. Небо не освещалось ни звёздами, ни луной,а в воздухе кружились белые хлопья снега. Ветра, слава Богу, не было.
- Что Вы здесь делаете? - проворчал Александр, увидев пред собою красное от мороза, с инием на ресницах и выбивающихся из-под шапки локонов, недовольное лицо.
- Вас жду.. Вы уже отказались меня принимать..- проговорила Пташкина, еле-еле переводя дыхание.
Жандарм сохранял серьезное выражение лица, его нос и щеки постепенно покрывались красным румянцем. Прошел месяц с их последней встречи, девушка неделю назад отправила исправленную рукопись, но Александр ещё не успел ее прочесть. Он поручил это своему любимчику, Леонтию Васильевичу Дубельту. Тот послушно исполнил это и доложил, что произведение печата не подлежит.
- Ваш роман не подлежит печати..- сказал мужчина.
- Но почему? - злилась девушка.
- Не соответствует нашим требованиям, - коротко отрезал он, переминаясь с ноги на ногу. Снег пол его сапогами заскрипел.
- Позвольте, что нужно исправить? - не выдержала Ольга, - Что снова не так? Я исправила моменты с поляками! Может, Вы дадите мне документ, где четко указаны требования к моему роману?
- Ольга Алексеевна, ступайте домой,- оборвал ее Бенкендорф, - Уже поздно, холодно. Приходите через неделю. Не переживайте, вы все сможете обсудить с Леонтием Васильевичем.
- Но.. Но..- начала она.
- Вам не на чем ехать? - терпение у Александра Христофоровича лопнуло. Он был усталым, ему хотелось есть и спать, а не слушать возмущения какой-то горестной писательницы.
- Извините, но никто, кроме Вас, не знает о том, кто же скрывается под Гермесов Анкиным! - она вцепилась ему в шинель, - пожалуйста.. Александр Христофорович,я столько всего хорошего слышала о Вас! Как Вы освобождали Голландию, как спасали людей из ледяной воды в 1824, как Вы были добры к декабристам.. Потому и направилась..
Мужчина уже не слушал ее, а просто взял за локоть и потащил за собой. Пташкина шла послушно, смотря на его лицо и тяжело дыша. Остальную часть пути они шли в глубоком молчании. Жандарм усадил ее в свой экипаж.
- Где Вы живёте? - холодно бросил Александр,не смотря на ее лицо.
- На Английской набережной..- выдавила она, вжавшись в обитую бархатом стенку кареты.
- Егор, на Английскую набережную, - крикнул Бенкендорф, а затем повернулся к молодой даме, - А теперь послушайте.. Ольга Алексеевна, будьте добры, больше попрошу не караулить меня. Через неделю Вы побеседуете с Леонтием Васильевичем Дубельтом. У него все и разузнаете.
- Хорошо, - шмыгнула Пташкина.
Бенкендорф неожиданно заметил, что сейчас она похожа на воробушка: вжавшаяся в стенку кареты, смотря на него полуиспуганно, полурасстроено, ведь "шалость не удалась". Дворянка утопала в большой шубе.
- Прошу, только никому не говорите, - серьезно попросила она,- У папеньки сердце не выдержит..
Мужчина кивнул и отвернулся к окошку.
" Пташкина, - подумал Александр, - знакомая фамилия.. Где-то я уже слышал. Вспомнить бы только где." - между бровями Бенкендорфа залегла морщинка. Он глубоко задумался, стараясь откопать на больших книжных полках, которые зовутся памятью, необходимую информацию. Но усталость была сильной, поэтому Александр Христофорович так и не смог ничего вспомнить.
Через некоторое время жандарм отвёз эту нахалку домой, а затем, расслабившись, поехал к себе. Лишь выходя из экипажа он заметил, что Ольга Алексеевна забыла здесь свои перчатки.