Глава 6. Маска на лице.
Мама никогда не рассказывала про родственников, кроме своей сестры. Когда я спросила, почему мы не посещаем в семейные праздники этот дом, мама ударила меня по щеке и сказала, не задавать таких вопросов.
Спустя несколько лет, я задала этот же вопрос тетушке, она лишь покачала головой и сказала: «дружная семья не знает печали, а мы каждый день плачем с ножами в спине и за спиной». Тогда я не поняла значение слов и не приняла их. Но сейчас, когда все карты потихоньку раскрываются, становится все прекрасно понятно.
Я стою на втором этаже и опираюсь на перила, оттуда видно весь большой коридор, стоят круглые столы, стулья вокруг. Растения в горшках по углам и цветы в вазах на столах. Сейчас идет урок, школа пуста, но я замечаю на первом этаже движение.
В правом нижнем углу стоит парень спиной ко мне. Из-за тишины, я слышу, как он чем-то шуршит и далее резко опрокидывает голову. В расшатанном состоянии садится за ближний стол и высыпает на стол белый порошок.
«Да ну, прямо в школе?»
Слепая зона, в которой ты свободен. Школьной линейкой он делает дорожку и купюрой очищает стол. Спустя несколько секунд его подзывает его друг, и из-за поворота головы на лево, я понимаю, что это был Майкл Уалерс. Парень в открытою передают пакет с содержимом.
Дилер.
Звонит звонок с урока, выходит Том, и мы идем на выход к машине. В голове звучит лишь одно, как я могу включить Майкла в свою игру.
Придя домой решаю зайти к Филиппу. Мне интересно, что все-таки случилось.
Его комната находится в противоположном корпусе. Стучусь в дверь и меня встречает парень с уставшим видом, помятых белых хлопковых брюках, босиком и голым торсом.
- Что сегодня с твоим настроением? – я спрашиваю его прямо. Люблю так делать, но ненавижу, когда его задают мне, где формальности?
- Можешь зайти. – он рукой приглашает меня в комнату, - Будешь кофе?
- Нет, мне воду. – я выжидаю, пока он сам не захочет все рассказать мне, давить не к чему.
Он протягивает мне стакан с водой, я беру, но Филипп не отпускает. Он смотрит на мое лицо и не с тем взглядом, что были раньше. Сейчас – изучающий и со страхом.
- Что-то случилось? – меня начинает раздражать неизвестность.
- Я сегодня узнал правду.
- И она тебя так подкосила? – усмехаюсь и отпиваю прохладную воду.
- Ты правда наследница Фалерс? – он поднимает глаза на меня и садится на диван. Опустошение. Не четко, но его можно заметить по его вялым движениям и спокойным, без эмоциональности, голос.
- Почему ты этому так удивлен? – сегодня поэтому все молчали?
- Я думал, отец нашел отличную замену, нашел пропавшую «Анастасию». Я сначала не поверил. А когда изменили древо: добавили Агату, Марту и тебя, я увидел колоссальное сходство между вами. Вы будто близнецы.
Все надеялись легко убрать из игры, думая, что я всего лишь копия. Но как только все прояснилось, все опустили голову. Если вспомнить рассказы мамы и тети, то вся родня знает характер Фалерс. Как именно они пытались меня выбросить? Вильям знает? А Филипп?
- Все так думали?
- Дженевра до последнего думала, что ты...
- Мошенница и аферистка, прикрывшись наследницей с чудесной складной историей, - не удивлена, что именно она это и думала. Даже уверена, это ее мать подкармливала этот «слух».
Странно, древо вывесили только сегодня утром или вчера вечером. Почему не в тот же день, что я сказала?
- Дженевра предсказуема.
Я подхожу к окну и по дороге ставлю стакан на журнальный белый стол. Из его комнаты выходит потрясающий вид на сад. Главный фонтан работает и в нем уже плавают карпы. Зеленеют кусты и деревья. «Хочу прогуляться там»
- Прости меня за то поведение, просто я думал...
- Забыли, - в отражении окна вижу, как он закусывает губу и переминается с ноги на ногу, ему некомфортно. Несколько минут я все также любуюсь видом, но это молчание Филипп решает прервать.
- Том любит апельсиновый сок, а Майкл яблочный.
- К чему сухие факты?
- В ресторане ты спрашивала о них, я тогда без причины разозлился.
- Спасибо за ответ, - я разворачиваюсь и смотрю на него. Наблюдаю за его движениями.
Ему, возможно, стыдно за свои мысли в мою сторону. Может теперь, мне удаться вытянуть еще больше информации, а не кто какие соки любит. Хотя и это может пригодится.
- Приятно было поболтать, увидимся.
На следующий день я решаю днем пойти с двумя апельсиновыми соками, в комнату Тома. Навестить его.
- Это Медея, хотела поговорить с тобой.
- Проваливай! – «Отрезать бы тебе язык малец»
- Ну пожалуйста, - опускаюсь, как могу, перед одиннадцатилетним мальчиком.
Дверь открывается, и я захожу в просторную комнату, с большими потолками. По левой стороне находится игровая, телевизор, приставка, по правую огромная коллекция машинок.
Разбалованный, но не любовью.
- Я принесла тебе сок. Ты вроде такой любишь.
- Отпей из двух стаканов.
А парень не глупый. Знает все опасения этого мира. «Даже твоя кровь, может тебя отравить». Вспоминаю слова тетушки.
Делаю, как он говорит. Он продолжает на меня смотреть и только спустя несколько минут протягивает руку и забирает сок.
- Зачем пришла?
- Хочу извинится, - взяла пример с Филиппа, какая я молодец.
- Давно надо было.
- Конечно. – я прохожу дальше в комнату. Рядом с окном стоит книжный шкаф. Подхожу к нему и рассматриваю корешки разных книг. Все они детские: сказки, рассказы, небылицы. Замечаю книжицу, отличающую от других, подписана детской рукой, корявыми буквами и разноцветными. «Путешествия мамы и Тома.»
Как забавно.
- Не трогай! – подбегает и дергает меня за рукав платья.
- Не буду, - я поднимаю руки наверх, - Это ты написал?
- Не твое дело. И вообще, все, что хотела сказать, ты, надеюсь сказала. Уходи, - он уводит глаза в пол. Поворачиваюсь к нему перед уходом и замечаю мокрые точки на его желтой футболке.
- Конечно. До вечера.
Том напоминает мне маленького Олина, его отца. На фотографиях, которые показывал мне Вильям, у Ралерса всегда бровки были домиком. Толи возраст повлиял, толи воспитание жизни, он стал серьезнее и потерял капризность.
Прекрасный бизнес, сыновья. Но ужасная жена и половина сотрудников, состоящих из лицемеров и лживых крыс, которые сливают информацию. Знаю, что Олин умеет делать хорошо - убирать из игры людей, всячески мешающих ему. Поэтому его ресторан один из лучших в мире. Он умеет разговаривать, строить планы.
Сеть дорогих ресторанов. Останавливаюсь посреди коридора, в голове сходится небольшой пазл.
Когда я была на совещании с Леоном и Олином, Малерс рассказывал, что придумал новый интерьер зала. Ресторан, в котором я была с Филиппом, был схож по описаниям Олина. Неплохая концепт идея, приглашать людей и совращать их, для этого все условия соблюдены. Поэтому Филипп пригласил меня туда. Кошмар.
Иду в главную галерею, туда где вывесили «свежую» родословную. Он находится по правую сторону от входа. Через несколько пустых и мрачный коридоров можно попасть в комнату, высотой шесть метров, ровный квадрат. По боковым стенам от входа вывешены портреты всех пяти поколений, картины маслом. Есть картины, где показаны, чем тот или иной человек занимается. Картина с Вильямом, в длину два метра, изображает его с весами правосудия. Глаза холодны и направлены на изучающего.
Замечаю, что портрет и картина «работы» матери вывешена. Весь род Фалерс, все шесть картин вывешены в ряд на левой стене от входа. Моя мама, тетя и бабушка. Мой портрет будет только после главного и заключительного ужина, к концу месяца.
Головы повернуты в одну сторону, позы, выражения лиц – все схоже. Становится не по себе, что все это разные люди, но настолько похожие. Но взгляд матери и тетушки, отличаются от Фалерс старшей – Аннет. Они были с жизнью, которую отобрали, с огоньками и с улыбкой, они не показывали на лице, но глаза зеркало, отражение всегда в них видно. Была еще и боль. Ту боль, которую глушили улыбками.
Отворачиваюсь не в силах смотреть. Слезы так и душат меня, комок недосказанности и злости, агрессии, дикое, не глушимое чувство гнева и мести.
Месть. Ее подают холодным, остывшим по случаю долгой готовности. Но столь приятным по итогу.
Подхожу к родословной. С черно-белых фотографий остальные переливаются в цветные, даже больше выцветших. Мою фотографию взяли с выпуска колледжа. Понимаю, что на фото я сижу в той же позе, что и Фалерс. Нога на ногу. Руки сложены на коленях, левое плечо повернуто к зрителю. Голова прямо. Глаза. Пустые.
Вспоминаю те моменты одиночества, постоянной и монотонной работы над эскизами. Сил не было ни на что. Но феникс перерождается, когда сгорит и превратится в пепел. Долгая работа окупается. Смерть дарует жизнь. Новую, но не такую светлую, ведь этого не позволяют твои помыслы и личность.