Глава XIX
Это был прекрасный маленький успех, когда юная дама за стойкой администратора впервые вскинула передо мной руку в немецком приветствии. Я направлялся в зал для завтрака и едва поднял руку в ответ, как она свою уже быстро опустила.
Я могу это сделать только потому, что вы поздно встаете и холл как раз пуст, с улыбкой подмигнула она мне. Уж не выдавайте меня!
Да, знаю, времена тяжелые, ответил я приглушенным голосом. Пока! Но наступит еще пора, когда вы вновь будете приветствовать Германию с высоко поднятой головой!
И я поспешил к завтраку.
Не вся обслуга так же четко разглядела знаки времени, как юная дама за стойкой. Никто не щелкал каблуками, и приветствие ограничивалось ничего не говорящим доброе утро . С другой стороны, с тех пор как в одежде я перешел по большей части на костюмы, взгляды людей утратили былую сдержанность. Все это немного походило на веймарское время, когда я начинал сызнова после освобождения из-под стражи, и теперь вновь приходилось подниматься от самых низов, с той разницей, что влияние и привычки изнеженной буржуазии глубже въелись в пролетариат, и потому овечья шкура гражданского платья помогала завоевать доверие лучше, чем в прошлом. И теперь я, пока насыщался утренним мюсли и апельсиновым соком с молотым семенем льна, чувствовал во взглядах всецелое признание моих прошлых заслуг. Я как раз размышлял, а не встать ли мне, чтобы взять еще одно яблоко, как услышал приближающихся валькирий. Уверенным жестом, подсмотренным у молодых деловых людей, я вынул телефонный аппарат и поднес к уху.
Гитлер, произнес я образцово сдержанным тоном.
Вы уже читали сегодня газету? без всякого вступления спросил голос дамы Беллини.
Нет, ответил я. А в чем дело?
Так посмотрите. Перезвоню через десять минут!
Постойте, сказал я, что такое? О какой вообще газете вы говорите?
О той, где наверху ваша фотография, ответила дама Беллини
Я встал и подошел к стопке с газетами. Там лежало и несколько экземпляров той самой Бильд . На первой странице была напечатана моя фотография с заголовком: Безумный Гитлер с YouTube: травля по нраву фанатам!
Взяв газету, я вернулся на свое место и сел. Потом начал читать.
Безумный Гитлер с Youtube: травля по нраву фанатам!
Германия в недоумении: неужели это юмор?
Когда-то он уничтожил миллионы людей, а теперь миллионы восторгаются им на YouTube. Безвкусная программа и сомнительные шутки с таким оружием комедиант в роли Адольфа Гитлера разжигает в шоу Али Визгюра Приколись, старик ненависть к иностранцам, женщинам и демократии. Ведомство по охране прав молодежи, представители партий и Центральный совет евреев в ужасе.
Желаете отведать этого искусства ?
Турок не творец культуры .
Сто тысяч абортов в год это нестерпимо, мы лишаемся в будущем четырех дивизий на Восточном фронте .
Пластические операции осквернение расы на практике .
У пожилых немцев нацистские лозунги будят страшные воспоминания. Пенсионерка Хильда В. (92 года) из Дормагена: Очень плохо. Он же принес столько зла! Политики глазам не верят, видя его успех. Министр Маркус Зодер (ХСС): Безумие какое-то. Это же совершенно не смешно! Эксперт по делам здравоохранения Карл Лаутербах (СДПГ) в интервью нашей газете: На грани допустимого, это оскорбление чувств . Председатель зеленых Клаудия Рот: Чудовищно, я тут же выключаю, как только его увижу . Дитер Грауманн, президент Центрального совета евреев: Невероятная безвкусица, мы рассматриваем возможность подачи жалобы . Особенно странно: никто не знает истинное имя комедианта , пугающе похожего на нацистского монстра. Бильд расследует. Мы задали вопросы главе канала MyTV Эльке Фарендонк.
Бильд : Какое все это имеет отношение к сатире и юмору?
Фарендонк: Гитлер вскрывает экстремальные противоречия нашего общества, его манера экстремально поляризует и потому оправданна с художественной точки зрения.
Бильд : Почему безумный теле-Гитлер не называет своего настоящего имени?
Фарендонк: Атце Шрёдер ведет себя точно так же, он тоже имеет право на частную жизнь.
Бильд обещает: мы следим за темой.
Признаюсь, я был удивлен. Но вовсе не извращенным восприятием действительности в газете, этого добра всегда было вдоволь как известно, всех главных глупцов страны можно найти в редакциях. Однако именно в газете Бильд я чуял родную душу, пусть несколько зажатую, с мещанским лицемерием, которая пока еще немного боится решительного ясного слова, но все-таки идет в том же направлении по множеству содержательных позиций. Ничего подобного в этой заметке не чувствовалось. Вновь послышались валькирии, и я взял телефон.
Гитлер.
Я в ужасе, сказала дама Беллини. Они нас даже не предупредили!
А чего еще ждать от газеты?
Да я не про газету, а про MyTV, возмутилась она. Там же интервью с Фарендонк, они могли бы нас хоть предупредить.
И что бы это изменило?
Ничего, вздохнула она. Пожалуй, вы правы.
В конце концов, это лишь газета, сказал я. Это меня не интересует.
Вас-то, может, и нет, отозвалась дама Беллини, а вот нас очень даже. Вас хотят прикрыть. А мы кое-что в вас вложили.
Что это значит? резко спросил я.
А вот что, почти холодно ответила она. Что у нас лежит запрос от Бильд . И что нам нужно поговорить.
Не понимаю о чем.
Зато я понимаю. Если они взяли вас на мушку, то перевернут все вверх дном. И я хочу знать, что они могут найти.
Всякий раз забавно наблюдать, когда на наших хозяйственных руководителей накатывает страх. Как только дело кажется им достаточно заманчивым, они радостно бегут за тобой и бросают сколько угодно денег. Если все идет хорошо, то они первые, кто пытается увеличить свою долю на том основании, что они, мол, берут на себя весь риск. Но едва лишь что-то кажется опасным, они моментально пытаются спихнуть этот достойный риск на других.
Если это вас заботит, ухмыльнулся я, то, пожалуй, поздновато. Вам не кажется, что стоило бы раньше задать мне эти вопросы?
Дама Беллини откашлялась.
Боюсь, мы должны вам кое в чем признаться.
Я слушаю.
Мы вас проверяли. Не поймите меня неправильно. Мы не устраивали за вами слежку или что-то такое. Но мы наняли специальное агентство. Нам же нужно было знать, кого мы берем на работу убежденного нациста или нет.
Ну-ну, обиженно сказал я. Результат вас, видимо, успокоил.
С одной стороны да, ответила она, мы не нашли ничего отрицательного.
А с другой стороны?
А с другой стороны, мы вообще ничего не нашли. Как будто бы раньше вас вообще не существовало.
Ага. И сейчас вы хотите у меня узнать: а может, я все-таки раньше существовал?
Короткая пауза.
Пожалуйста, не поймите нас неправильно. Мы все в одной лодке, просто не хотелось бы, чтобы в итоге оказалось Она делано рассмеялась. Что мы конечно, сами того не зная как бы настоящего Гитлера Она запнулась и закончила: Я и сама не верю в то, что говорю.
Я тоже, сказал я, это же государственная измена!
Вы можете хоть минуту побыть серьезным? парировала дама Беллини. Я хочу только, чтобы вы мне ответили на один вопрос. Уверены ли вы, что Бильд не сможет раскопать что-нибудь такое, что можно использовать против вас?
Госпожа Беллини, ответил я. За свою жизнь я не сделал ничего такого, чего бы стыдился. Я не обогащался неправедным путем и вообще не делал ничего в своекорыстных интересах. Но в общении с прессой это вряд ли поможет. В любом случае надо рассчитывать на то, что газета нагромоздит обычную кучу мерзкого вранья. Вероятно, мне опять припишут внебрачных детей, это, как известно, самое страшное, что приходит в голову мещанской клеветнической прессе. Но с подобным упреком я могу жить.
Внебрачные дети? И все?
А что еще?
Как насчет национал-социалистического прошлого?
Тут все безупречно, успокоил я ее.
То есть вы никогда не состояли ни в какой правой партии? не унималась она.
С чего вы взяли? рассмеялся я столь неумелой провокации. Я был практически одним из основателей! Членский номер 555!
Что-что?
Чтоб вы не думали, будто я какой-то попутчик.
А может, это грешок молодости? Она еще раз попыталась неловко опровергнуть безукоризненность моих взглядов.
С чего вы взяли? Посчитайте сами. В 1919 году мне было тридцать лет. Я даже немного смухлевал: пятьсот членов мы выдумали, чтобы номер лучше выглядел. Но таким обманом я даже горжусь! Уверяю вас, самое страшное, что может появиться про меня в газете: Гитлер подделал свой членский номер. Думаю, и с этим я смогу жить.
На том конце провода опять повисла пауза. Потом дама Беллини переспросила:
В 1919-м?
Да. Когда же еще? В партию можно вступить лишь один раз, если из нее не выходил. А я из нее не выходил!
Она рассмеялась с явным облегчением:
С этим и я могу жить. Гитлер с Ютьюба : мухлеж при вступлении в партию в 1919 году! За такой заголовок я бы даже приплатила.
Тогда возвращайтесь на свой пост, и будем держать позиции! Не уступим ни метра!
Так точно, мой фюрер! рассмеялась дама Беллини. На этом она окончила наш разговор.
Я опустил газету на стол и увидел вдруг два сияющих голубых детских глаза и белокурые вихры. Передо мной стоял мальчуган, робко пряча руки за спину.
Кто это тут у нас? спросил я. Как тебя зовут?
Я Рейнхард, ответил карапуз.
Действительно славный мальчуган.
А сколько тебе лет? поинтересовался я.
Он нерешительно вынул руку из-за спины и показал три пальца, а потом осторожно прибавил четвертый. Восхитительно.
Знавал я одного Рейнхарда[51], сказал я, ласково погладив его по голове, он жил в Праге. Это красивый город.
А Рейнхард тебе нравился? спросил карапуз.
Он мне чрезвычайно нравился, ответил я. Это был славный человек! Он следил за тем, чтобы злые люди не могли больше сделать нам с тобой ничего плохого.
Много было злых людей? Малыш смелел на глазах.
Очень много! Тысячи! Это был отважный человек!
Он их всех посадил в тюрьму?
Да, кивнул я, и в тюрьму тоже.
А потом хорошенько им всыпал, засмеялся плутишка и вынул из-за спины другую руку. В ней была газета Бильд .
Ты принес ее мне? спросил я.
Он кивнул.
От мамы! Она сидит там. Он показал на столик в другом углу зала, потом засунул руку в карман и вынул фломастер. Я должен попросить, чтобы ты нарисовал тут автомобиль.
Ах автомобиль, рассмеялся я, ты уверен? Может, мама сказала автограф ?
Карапуз нахмурил свой милый лобик и серьезно задумался. Потом огорченно посмотрел на меня:
Я уже не помню. Нарисуешь мне автомобиль?
Может, спросим маму? Я встал, взял маленького человека за руку и отвел его к маме. Я подписал для нее газету и нарисовал малышу на бумажке автомобиль, роскошный майбах с двенадцатью цилиндрами. Когда я шел обратно на свое место, зазвонил телефон. Опять дама Беллини.
У вас хорошо получается, сказала она.
Я люблю детей, ответил я, но у меня не было возможности создать собственную семью. Прекратите же, наконец, за мной наблюдать!
При чем тут дети? явно удивилась дама Беллини. Нет, я имею в виду, вы прекрасно аргументируете, вы всегда находите, что ответить. Вы так хороши, что мы с господином Зензенбринком подумали, а не предложить ли Бильд сейчас интервью.
Я ненадолго задумался и сказал:
Нет, мы не будем этого делать. Думаю, без интервью мы чаще будем у них на первой полосе. А интервью они получат, когда мы этого захотим. И на наших условиях.