Дорога первоцветов

Тот год был самым длинным и сложным в его жизни. Сперва Раска очень скучал и все время порывался вернуться. Чувства, которые он испытывал, походили на острые иголки, впившиеся по всему телу.

Часто во время отдыха Раска садился на землю и палочками рисовал портрет своей девушки, клал сверху цветы, представляя, как вплетает их в ее волосы. Однажды, когда он вот так вовсю корпел над портретом, вспоминая мельчайшие детали, на плечо сел богомол. По его бормотанию Раска понял, что это дух, а не обычное насекомое. Когда рисунок был закончен, богомол заявил, деловито сложив лапки: "Какая уродина!" Раска опешил: "Это почему же?" Конечно, его настоящая девушка была во сто крат красивее, но и портрет получился славным. "Потому что все вы, люди, уродливые", — ответил богомол и ловко спрыгнул с плеча прямо в центр рисунка. Поводил лапками, нарушив все линии. Разозлившись, Раска сказал: "Зато наша любовь не убивает". "Ты в этом уверен, мальчишка? Впрочем, вы и без этого легко умираете", — богомол глумливо рассмеялся и поспешил дать деру.

"Не обр-р-ращай внимание", — миролюбиво посоветовал развалившийся рядом Роши.

Противный богомол словно стал предвестником бед: совсем скоро судьба занесла их в места, населенные лишь свирепыми духами. Часто договориться по-хорошему не получалось, приходилось спасаться бегством, огибать земли, хозяева которых при виде Раски плотоядно облизывались. Поэтому они с Роши не разделялись, шли, словно склеенные боками.

Несколько раз особо предприимчивые духи пытались утащить Раску прямо на ходу: огромный паук метнул в него клейкую сеть, сбил со спины Роши и поволок по земле. Но у Раски за голенищем был припрятан нож с искривленным лезвием, поэтому он успел освободиться даже раньше, чем растерявшийся Роши пришел на помощь. В другой раз плот, на котором они сплавлялись по полноводной реке, в щепки разметали щупальца — и опять нож оказался кстати. Раска не мог не удивляться: "Почему же они такие злые?" Роши с усмешкой отвечал: "Они навер-р-рняка мечтали попасть в свиту Бар-р-ронга, но тот и не посмотр-р-рит на таких слабаков. Только в своем болоте они стр-р-роят из себя устр-р-рашающих, а вытащи нар-р-ружу — и пр-р-ридется нянчиться с ними, точно с младенцами!" "Да уж, хороши младенцы!" — бормотал Раска, потирая воспалившуюся кожу в месте, где его обхватило скользкое щупальце, чтобы затем утянуть на глубину.

В один из таких дней, наполненных опасностями и постоянным напряжением, Раска поймал себя на мысли, что уже давно не вспоминал о своей девушке. Точнее, она иногда приходила к нему во снах: брала за руку и уводила на покрытый мягкой травой склон, плела венки и расспрашивала о приключениях. Но куда чаще ночи выдавались короткие и тревожные, и тогда Раске совсем ничего не снилось. Да и днем не выпадало спокойной минуты, чтобы подумать о ней. "Ничего, — бодрился Раска. — Скоро эти гиблые места кончатся, мы пойдем по спокойной и ласковой земле. Тогда я снова буду рисовать ее портреты и представлять, как она сидит рядом".

Две луны, большая и малая, несколько раз исхудали до месяцев и вновь поправились, когда Роши и Раска увидели прекрасную долину, подсвеченную солнцем. Пылинки кружились в воздухе, ветер разносил ароматы полевых цветов и пускал волны по высокой траве. Поодаль виднелись покатые холмы, между которыми, точно в чаше, располагались темные островки — деревни, где жили люди. Все внутри у Раски запело от этой прекрасной картины.

Но прежде чем отправиться в дальнейший путь, они с Роши решили сделать короткую остановку. Если бы они только знали, чем это обернется! К тому времени гиблые места уже остались позади, но расслабляться и терять бдительность было еще слишком рано!

Случилось так, что один из духов сильно ранил Раску. До обидного нелепо: этот дух был слабым, прятался в дупле раскидистого дерева, доживавшего свой длинный век. Кору и листья изгрызли насекомые, нижние ветви совсем высохли — их-то Раска и стал обламывать для костра. И вдруг острая палка глубоко вошла в его тело, оглушив болью, во рту стало вязко от крови. Перед тем, как лишиться чувств, Раска заметил существо, напоминающее помесь гиены и обезьяны. Визгливо рассмеявшись, оно скрылось в дупле.

Несколько дней Раска находился на грани жизни и смерти, Роши с трудом сумел выходить его. "Это напоминает мне годы, когда я р-р-растил тебя, несмышленыша", — приговаривал пес-гончая, вылизывая трясущегося в лихорадке Раску.

Когда опасный пик прошел и жар немного спал, Раска очнулся. Роши тут же заставил его напиться воды и немного поесть, а затем приказал лежать и не двигаться. Раска хотел бы заснуть, но сон не шел, поэтому он просто смотрел на стремительно темнеющее небо. Прошло еще немного времени, и проступили первые созвездия, а внизу, на земле, замерцали огоньки светлячков. Раска повернул голову, чтобы рассмотреть их получше — и вдруг увидел свою девушку. Она лежала совсем рядом, на боку, подперев ладонью щеку. Маленькие огоньки отражались в ее больших глазах; ветерок поигрывал каштановыми прядями.

Протянув руку, Раска пригладил ее волосы. Он понимал, что происходящее сейчас — сон или игра изможденного разума, но решил пустить все на самотек и насладиться компанией своей девушки, даже если ее настоящей сейчас не было рядом.

— Я по тебе скучаю, — прошептал он одними губами.

Она улыбнулась, перехватила его руку, переплела пальцы:

— Я знаю. Я тоже очень скучаю. И мне жаль, что тебе сейчас больно.

— Я так хотел, чтобы ты отправилась со мной и Роши. Но теперь думаю: как же хорошо, что ты не согласилась. Видишь, я и о себе-то не сумел позаботиться.

— Не печалься. Ты поправишься Мы вдоволь наговоримся, когда увидимся.

На глаза Раски наползла пелена, а затем он почувствовал, как девушка нежно касается его щек. Раска понял, что плачет, и сильно смутился.

— Извини.

— Ничего, ничего. Знаешь, в детстве, когда я болела, то тоже часто плакала. Папа пытался меня успокаивать, а мама говорила, что когда я усну, духи бережно соберут мои пролитые слезы. Каждый день они собирают слезы детей по всему миру, чтобы на рассвете разбросать их по земле: так те, кто проснется рано утром, смогут полюбоваться росой или даже утолить ею свою жажду. А если слез собирается слишком много, духи обращают часть из них в жемчуг. Я тогда не поверила, разрыдалась еще сильнее. А утром обнаружила у себя под подушкой несколько мелких жемчужин.

Раска улыбнулся, а сердце его сжалось от тоски. Он вспомнил: когда они с девушкой говорили об этом — не во сне, а по-настоящему, в оставшемся за спиной прошлом — то лежали на душистом лугу. Как и теперь, в небе над ними разгорались первые звезды, вокруг плавно летали светлячки, а в траве рядом стрекотали кузнечики. Раска и его девушка делились историями из детства, соприкасаясь только руками — легонько щекоча друг другу ладони, поглаживая запястья и костяшки пальцев.

— Откуда были эти жемчужины?

— Старые бусы, их еще дедушка моей бабушке подарил. Они лежали где-то далеко, в сундуке под остальными вещами, и я ни разу их не видела. Поэтому приняла на веру мамин рассказ и с тех пор стала такой плаксой! Я старалась выжать слезы, даже если была весела. Мечтала, как научусь плакать дни напролет: и у нас будет много-много жемчуга, мы разбогатеем... Словом, пришлось родителям сознаться, что жемчужины они сами подложили.

Теперь, в навеянном болезнью сне, кожа девушки была жемчужно-белой; казалось, от нее исходит мягкое сияние. Прижавшись губами к узкому запястью, Раска прошептал:

— Я постараюсь собрать для тебя много-много речного жемчуга и других подарков. Я начал делать это, как только мы спустились с горы, но вскоре нам попалось столько каверзных и подлых духов, что все пропало.

Девушка покачала головой и поцеловала Раску; проснувшись, он еще долго вспоминал ее мягкие губы и теплое дыхание на своей коже.

Вскоре он окончательно поправился и ревностно принялся за дело: в людских селениях выменивал украшения, заколки, наряды или просто ткани необычных цветов, милые поделки. В диких местах собирал цветные камни, до блеска обточенные водой, шишки и каштаны. И про жемчуг не забыл: ради особенно красивых жемчужин пришлось посостязаться с речным духом в скорости и смекалке. Раска проиграл, но дух оказался настолько утомлен собственным одиночеством, что все равно щедро одарил их с Роши, поблагодарив за компанию.

— Скор-р-о подар-р-рков будет больше, чем наших личных вещей, — порыкивал Роши, когда Раска вздумывал прихватить с собой что-нибудь еще.

Сам Роши наслаждался юностью пасынка: он прожил не одну сотню лет и уже совершенно не помнил, какие чувства теснили его грудь, какие мысли наполняли голову и какими важными казались сущие мелочи в то далекое время, когда его шерсть еще не была жесткой и напоминала мягкий пух, а вполне обычные сородичи казались гигантами. Впрочем, тогда у него и не было возможности как следует прожить это время: небо постоянно расходилось по швам, в прорехи устремлялись чудовища, пытавшиеся пожрать все сущее — приходилось проворнее работать лапами, чтобы стряхнуть их, ускорив движение земли, или присоединяться к битвам. "Но это, определенно, того стоило", — думал Роши, любуясь энергичным Раской.

Но вскоре он встревожился, заметив, что пасынок стал нервным и растерянным. Раска подолгу молчал, уходил в свои мысли так глубоко, что спотыкался чуть ли не на ровном месте, попадал подошвами в лужи или грязевые ямы, которые легко было обойти. Сперва Роши списывал это на последствия ранения, просил Раску быть аккуратнее, призывал чаще отдыхать.

Любой срок, каким бы долгим он не казался, однажды обязательно подходит к концу. Когда от года остались сущие крохи и на горизонте проступила цепь гор, на лице Раски отразилось разом множество противоречивых эмоций, и Роши понял: душу пасынка тревожило что-то другое.

— Ты не хочешь возвр-р-ращаться?

— Хочу, конечно хочу! Но в то же время я... Я не знаю, как объяснить это... — замялся Раска.

Он нес для своей девушки десятки любопытных историй и милых подарков — но до сих пор не понимал, какой у всего этого будет итог. Поднявшись на гору, Раска снова, как и год назад, окажется перед выбором. Сперва он свято верил: увидев свою девушку, обнявшись с ней и поговорив, Раска сразу поймет, какое решение правильное, сомнений больше не останется. Но время шло, перед глазами проплывали красивейшие места и чужие лица, голова наполнялась новыми знаниями, а руки становились все ловчее. И Раска, продолжая тосковать по девушке, спрашивал себя: "Неужели я и впрямь смогу принять решение?"

Выбрать звонкий голос, теплые объятия, жаркий шепот на ухо, собственное отражение в наполненных любовью глазах, человеческую семью, которой он никогда не знал? Прикрыв глаза, Раска представлял, как через много лет, уже состарившись, они со своей девушкой уходят на склон подальше от поселка, устраиваются на любимом месте, держатся за руки, смотрят на распустившиеся цветы и на голубую ленту реки в ущелье внизу.

Но в другой раз он думал об островах, затерянных в безбрежном океане. О пещерах, полных громадных кристаллов, на фоне которых человек и даже такой крупных дух как Роши выглядят песчинками. О сияющих на солнце ледниках и раскаленных пустынях. О множестве духов, которые кажутся жестокими на первый взгляд, но если найти к ним подход, то можно услышать множество удивительных историй, произошедших, когда мир едва зародился. Порой Раска так ярко представлял себе это, что забывал о девушке, а вспомнив, чувствовал вину.

В конце концов, ему стало казаться, что этот год ни на шаг не приблизил его к решению, и что любой выбор повлечет за собой острую печаль. Отпустить любимого человека. Отказаться от целого мира, от всех далеких, таинственных, неизведанных мест, до которых они с Роши пока не добрались.

— Вдруг, увидев ее, я еще больше запутаюсь? Будет ли это означать, что год прошел зря? — с горечью воскликнул Раска.

— Ничто никогда не случается зр-р-ря, и наше путешествие тоже. Кр-р-роме того, ты пока не знаешь, как пр-р-рошел год у твоей девушки. Что бы вы оба ни выбр-р-рали, в итоге все сложится так, как суждено.

Слова Роши немного успокоили Раску.

А вскоре они подошли к подножию горы, оставалось лишь подняться. Ноги несли Раску вперед, но предусмотрительный Роши уговорил его подождать: сумерки окутали землю, полог серых туч был настолько плотным, что не пропускал свет обеих лун и звезд. Забираться на гору в кромешной темноте было опасно — тем более, в последнее время они шли без перерывов и сильно вымотались.

— Неужели ты хочешь появиться на ее пор-р-роге пыльным, вспотевшим и р-р-растр-р-репанным? — только это (не опасность и не усталость) стало для Раски решающим аргументом.

В лесочке у подножия горы Роши быстро отыскал подходящую для ночлега пещеру и ручей, в котором можно было помыться на заре. В пещере оказалось прохладно и сухо, и Раска с наслаждением забрался внутрь, привалился к теплому мохнатому боку приемного отца, вытянул длинные ноги.

Он сомневался, что сможет заснуть этой ночью, ночью перед долгожданной встречей — но сделал это, едва закрыв глаза.

Раску разбудил странный шум — гул и стрекот, словно от стаи саранчи. Пещера была пуста, от выхода внутрь проникали красные лучи, дрожали на стенах. Охваченный тревогой, Раска выбрался наружу и увидел Роши, взъерошенного, со вздыбленной шерстью и жутким оскалом.

— Полезай обр-р-ратно! Нечего тебе здесь делать!

— Что происходит?

Роши оглушительно рявкнул, но Раска знал: приемный отец ничего ему не сделает — и стоял на своем:

— Я проверю.

— Назад, пар-р-ршивец!

Раска бросился бежать и бежал до тех пор, пока деревья не расступились, открыв вид на гору. Все небо было красным, а прямо над вершиной зиял разлом, из которого сочились алые капли. Там, куда они падали, земля вспучилась и шипела так, что слышно было даже внизу. Когда шипение немного стихало, занимался огонь.

— Пожирающая-Миры... — выдохул Раска не в силах поверить своим глазам. Между тем, пролом ширился, огромная рука пыталась протиснуться в него, окруженные ослепительным сиянием пальцы загребали воздух. Алые капли падали все чаще, словно кровь лилась из раны.

С запада надвигалась черная туча, это от нее далеко по округе разносились гул и стрекот.

— Бар-р-ронг уже близко, он спр-р-равится, — произнес Роши. Он больше не пытался принудить Раску уйти, но встал так, чтобы суметь защитить от опасности.

Шум стоял оглушительный, но Раске казалось, стук его сердца перекрывает все на свете.

Широко раскрыв глаза, он смотрел, как свита Баронга стремительно приближается, затмевает красноту. Неоднородная, со множеством самых диковинных жутких существ. Теперь небо кишело, галдело, шипело.

Словно во сне, Раска увидел Баронга, того, кого боялись, чьим именем пугали и детей, и духов — и перед кем благоговели, на чью помощь уповали. Он был слишком далеко, просто крупная точка — но Раске казалось, словно он сумел разглядеть и накидку из шкур, и маску с выпуклыми глазами и цветными узорами. Баронг был в стократ меньше Пожирающей-Миры, что сейчас протискивалась в разлом, он уступал даже фаланге ее пальца... Сперва Раска испугался, что Баронга просто прихлопнут как муху, но тот быстро доказал, что не зря считается самым сильным существом на свете: принялся яростно атаковать, со скоростью, делающей его тело почти неразличимым для глаза. Распределившись, свита подступила к разлому, принялась закрывать его своими телами, а кто-то и вовсе нырнул по ту сторону.

"Они жертвуют собой так бесстрашно", — подумал Раска, и в этот момент по земле прокатилась дрожь, не позволившая устоять на ногах. Упав, он постарался прикрыть Роши, но тот с рыком: "Ишь чего удумал!" подмял его под себя, плотно прижав тяжелым телом, полностью обездвижив. Лицо Раски накрыла душная собачья шерсть, все еще хранящая аромат вечернего костра.

Роши отпустил его лишь когда дрожь земли улеглась. Приподнявшись, Раска с ужасом увидел, что битва в небе продолжалась, а гора будто сплющилась, исказилась. Вершина осыпалась, упавшие камни оставили след из поломанных деревьев, которые стремительно пожирал огонь. Алые капли продолжали сочиться из разрыва, несмотря на усилия свиты Баронга.

Крупно вздрогнув, Раска окончательно стряхнул с себя оцепенение и понесся к горе, вверх по склону. Не было времени искать удобную тропинку, Раска слепо бежал вперед, и ветви хлестали его по лицу и рукам. Роши лаял из-за спины:

— Остановись, ты погибнешь! Это бесполезно, слышишь?

— Но я должен!

Перед глазами Раски появились знакомые лица.

Староста с женой переругиваются за столом, а после выходят из комнаты, приобняв друг друга за талию. Оставшаяся на жерди под потолком птица провожает их взглядом, и в ее черных глазках отражается довольство.

Женщина, совсем недавно бывшая неумехой, старательно раскатывает тесто. Неуклюжие руки все еще подводят: слишком давят или вовсе роняют скалку, — но она продолжает стараться. Тесто в очередной раз рвется, женщина сминает его и начинает заново.

Едва вышедший из младенческого возраста ребенок улыбается и, хватаясь руками за шерсть Роши, нетвердо встает на ножки и делает первый в своей жизни шаг.

Рыжие чумазые мальчишки во дворе прыгают через веревочку и громко смеются.

Девушка с каштановыми волосами и белой змеей, выглядывающей из-за ворота, смотрит так, словно видит самого прекрасного человека на свете. В ее объятиях так хорошо, что все остальное становится неважным.

Такими были все эти люди год назад, когда Раска уходил. И теперь он обязательно должен...

Свирепая, ослепляющая боль пронзила ногу, и Раска упал. Приподнявшись и преодолев муть перед глазами, он увидел Роши: пес вцепился в его щиколотку так крепко, что морда перепачкалась кровью.

Роши поволок его обратно. Раска сдирал спину об острые камни, бился затылком, выл, пробовал вырваться, но сил не хватало. После очередной волны боли, прошившей тело, Раска впал в забытье.

Он очнулся все в той же пещере, в полной тишине. Пошевелившись, убедился: случившееся не было сном. Все тело болело, нога почти не двигалась. С трудом приподнявшись на локтях, Раска выполз наружу, словно червь, почуявший приближение дождя. Роши тут же подбежал, облизал лицо и забрался подмышку, чтобы помочь подняться, но Раска оттолкнул его, продолжив ползти.

Прошло порядочно времени, прежде чем он обнаружил большую палку и смог опереться на нее как на трость — только тогда Раска встал и нетвердо зашагал вперед, подволакивая раненую ногу. Следовавший за ним Роши плакал, жалобно скуля, крупные слезы смачивали шерсть на морде.

Выйдя из-под смыкавшихся над головой крон деревьев, Раска остановился. Перед ним возвышалась гора, изменившаяся, словно пораженная тяжелой болезнью. Выгоревшие, черные от копоти участки, изломанные деревья, груды осыпавшихся камней, кроваво-красные потеки. И тишина, удушающая, совершенная, лишенная птичьего гомона, писка и стрекота насекомых. Гора казалась полностью мертвой.

— Свита Бар-р-ронга уже покинула эти места. Ты спал два дня, — робко произнес Роши. — Шансов выжить... не было.

Раска не ответил. Палка, на которую он опирался, вдруг сломалась пополам, и Раска осел на землю. Роши подполз к нему под бок и на этот раз пасынок не отогнал его. Так они и сидели вместе до наступления темноты.

Больше недели Раска провел у подножия. Он уговаривал себя отыскать селение, проверить, вдруг кто-нибудь сумел выжить. "Они держали погребы, могли туда спрятаться, а еще..." — лихорадочно думал Раска, но все же никак не мог сдвинуться с места, подняться и проверить. Он чувствовал, что не выдержит, сойдет с ума, увидев обугленные тела, перемешанные с грязью.

Раска вспоминал лицо девушки. С каким интересом она слушала его рассказы, рассуждения! А Раска, наивный дурак, говорил ей: жизнь странника примирила его с тем, что смерть всегда следует по пятам. Хвастался, будто почти ее не боится. А теперь... теперь он просто не мог столкнуться с истиной.

Поняв, что не сумеет пересилить себя, Раска решил навсегда покинуть это место. Он знал: случившееся до конца жизни будет преследовать его — словно далекое эхо, продолжающее звучать, когда шум уже давным-давно стих.

Раска также знал: не поднявшись на гору, он подарил себе возможность хоть изредка, забывшись, мечтать, что девушка и остальные жители поселка смогли выжить и что у них все хорошо.

Когда искореженная гора отдалилась и стала походить на мираж, Раска сказал Роши:

— Ты был прав: в конечном счете, все всегда складывается так, как суждено.

_____

От автора: прости меня, Раска :(