Песнь неизбежности

Всё моё тело было окутано страданием, сильным и резким, словно кто-то заживо сдирал с меня кожу. Я не мог сопротивляться; агония вскоре нарастала, и меня охватила неведомая тёмная дымка. Хотелось закричать, но голос не поддавался, тело стало непокорным. Все эти муки были следствием плода, что я вкусил, но что это за плод и кто тот таинственный, кто мне его предложил, я не мог сосредоточиться на этом, ибо боль поглощала всё вокруг. Хруст! Ещё хруст. Я почувствовал, как во мне что-то ломается, и осознал — это кости. Казалось, будто меня сжали двухтонным булыжником. Постепенно боль начала утихать, и глаза вновь обретали контроль. Я судорожно обводил взглядом окружение в попытке разглядеть собственное тело, но тщетно. Вскоре мир вокруг потемнел, и меня охватила полная тьма, как будто я проваливался в бездну.

Лучики солнца пробились сквозь веки, слепя меня своим ослепительным светом. Я раскрыл глаза, и яркий блеск начал жечь мою сетчатку. Сгибающийся в беге, я отвернулся, осознав, что тело вновь подчиняется моим волям. Упираясь на руки, я медленно приподнялся, оглядел себя и не смог поверить своим глазам. Жуткая кожаная одежда черного, как смола, цвета обвила мое тело, а металлические элементы дополняли одеяние, формируя подобие брони. Подняв руки к лицу, я увидел тоже самое, перчатки — черные металлические латы с острыми пальцами и выступами. Однако я ощущал их как часть себя, словно одежда стала продолжением моей кожи. Рядом лежал какой-то металлический, изогнутый предмет. Я взял его в руки и начал вертеть, лишь потом осознал, что это маска. На лицевой стороне я увидел свое отражение: белое, как снег, лицо, из глаз стремились темные шрамы, пугающе контрастируя с бледной кожей. Они напоминали слезы от кислотного ожога. В душе моей в тот час разгорелись печаль и обреченность. Я вновь повернул маску и прижал к лицу. Она не упала, а крепко удерживалась на мне. В шоке я понял, что видел сквозь нее, словно этот странный металл даровал мне особое зрение.

Встав на ноги, я не ощущал ни усталости, ни холода, ни той боли, что терзала меня ранее. Легкий ветерок играл с моими волосами, то поднимая их, то опуская в танце. В груди что-то сжалось, и я непроизвольно повернулся в сторону, куда было вонзено высокое, зловещее орудие. Полуторный меч, вырезанный из того же черного металла, что и моя одежда, притягивал меня своим мрачным обаянием. Мои ноги медленно начали шагать к нему. Он звал меня? Не в силах сопротивляться, я приблизился. Внутри меня бурлило странное чувство, словно внутренний голос настаивал на том, чтобы я поднял клинок. Рука протянулась к нему и схватила за рукоять. Я выдернул его из земли, поднеся над собой. Меч оказался удивительно легким, словно стал продолжением моей руки. Но в нем жила тень чуждого, таинственного присутствия, как будто оружие обладало своим разумом. Чувствовал и сам меч, что он – часть меня. Закрепив его на поясе, я стоял, погруженный в размышления, но образ адъютанта внезапно всплыл в моей голове: "Убить... распотрошить..."

Неведомое чувство влекло меня на бескрайние расстояния от этого места, и я осознавал, что должен следовать за ним. Я бродил сквозь лесные дебри, углубляясь в царство деревьев. Вокруг царила абсолютная тишина, лишь тихий шелест листьев нарушал божественную идиллию вечного молчания. Ни птичьего щебета, ни шороха зверей не было слышно, хотя я отлично знал о богатстве здешних охотничьих угодий. Вдалеке, над увенчанными зеленью верхушками деревьев, мне бросился в глаза тусклый, слабеющий дым. Это означало, что где-то на горизонте было поселение. Но, внимая призывам дальних просторов, я ощутил странное, почти осязаемое чуждое присутствие, словно кто-то ждал меня там. Поддавшись порыву интуиции и любопытству, я ускорил шаги и направился в сторону увядающего дыма, ведомый непреодолимым чувством, что мне необходимо придти туда.

Наконец, я достиг этого загадочного места. С расстояния мне открывался взор на несколько простых, но бедных домов, дымоходы которых извергали остатки дыма в безмолвное небо. Я наблюдал за этим безлюдным зрелищем, в сердце прокралась неясная эмоция, пылающая как огонь, уверяя меня, что я на правильном пути. Наблюдая еще немного, я решительно двинулся к домам, стремясь понять, в чем здесь заключается тайна. Вскоре я блуждал среди одиноких строений, чувствуя, как абсолютная тишина и одиночество этой опустошенной деревни проникают в мою душу. Мой взгляд зацепил один из домов, ничем не примечательный на первый взгляд, но из него исходило странное притяжение. Я приблизился и, обнаружив, что дверь не заперта, медленно приоткрыл ее. Запах смерти настроил меня на тревожный лад. Войдя и привыкая к полумраку, я осторожно осматривал каждый уголок. Разбросанные вещи и перевернутый стол не придавали мне уверенности. Вдруг я уловил еле слышные всхлипы. Положив руку на гарду меча, я шагнул к источнику звука и вскоре столкнулся с тем, что вызвало у меня ужас.

На полу сидела девочка, лет десяти, а перед ней два мёртвых тела — женщины и мужчины. Я предположил, что это её родители. Их жестоко изуродованные тела, уже не первой свежести, излучали ужас. Застарелая кровь давно высохла, а плоть иссушилась под неумолимым течением времени. Мой неаккуратный шаг заставил пол скрипнуть, и девочка мгновенно обратила на меня свой взгляд. Увидев её лицо, я совсем слегка оцепенел. Это уже не был ребёнок — она была порождением. Мертвенно-бледная кожа с тонкими черными венами, пустые глаза смотрели в бездну. Девочка смотрела на меня, и хотя её взгляд был лишён агрессии, в нём ощущался некий холод. Я понял, что являюсь таким же порождением, как и она. В этот миг тишину прервал её голос.

– Помоги... – хрипло произнесла девочка. – Пом... помоги, пожалуйста.

Я смотрел на неё, сердце сжималось от непонимания: как я мог помочь? Я знал, что ничем не способен её поддержать, но её голос, пропитанный болью и отчаянием, сквозь слёзы обращался ко мне, полон все еще слабой надежды.

– Прошу... помоги... – продолжала она, умоляя. – Мама... папа... не просыпаются, помоги...

– Что здесь случилось? – медленно вырвалось из моих уст.

– Помоги... разбуди их... пожалуйста, мне очень страшно... ПОМОГИ! – закричала девочка, нервно теребя свои волосы.

Я сделал шаг назад, инстинктивно ожидая нападения, но её мольбы, полные отчаяния, звучали вновь и вновь. Она не уставала повторять одно и то же, и мне стало ясно, что в её глазах я был единственным возможным спасением. Но, кроме того, она хранила молчание, и я понял, что истину о случившемся мне не суждено узнать из её уст.

Позади меня возникло нечто — жуткое и одновременно знакомое. Я обернулся и вновь встретил его взгляд. Это было уродливое, высокое существо, тот, кто подарил мне этот проклятый плод. Оно стояло, зловещая улыбка растянулась на его иссечённом лице, голова наклонена набок, плечо упёрто в потолок.

– Моё дитя, бедное дитя, – прошептало оно, и первое мгновение я подумал, что обращение касается маленькой девочки, но вскоре осознал, что речь шла обо мне. – Дети Зеригла лишают жизни своих подобий, мучают других, проповедуют веру, провозглашают законы. Лицемеры!

– Кто ты? – произнёс я, не надеясь на ответ.

– Я твой спаситель, твой покровитель. У меня было множество имён, некогда меня звали Еренаж. – Улыбка существа, кажется, стала чуть больше. Его голос продолжал звучать в моём разуме. – Я тот, кто дарует новую жизнь тем, кого предал их бог, лживый Зеригл.

Зеригл — «Несущий свет», бог, которому поклоняются все в империи, считающийся истинным и могучим. Я понял, о ком говорит Еренаж, и это путало мои воспоминания о боге, которому некогда служил. Но Еренаж... Я никогда не слышал о нём.

– Мой брат, любимый брат... Зеригл, поглощённый гордыней, считал, что погрузил меня в бездну абсолютного ничто. Но он глубоко ошибался. – Монстр продолжал, вновь протянув ко мне свою руку. Его пальцы, словно нежные щупальца, коснулись моих волос. – Я Еренаж, бог, некогда павший от руки своего собственного брата. И теперь ты станешь частью моей свиты.

– Я... не понимаю, – произнес я, полон робости.

– Мы заставим моего брата жалеть о своей гордыне. И именно ты будешь тем, кто поможет мне в этом. – Легкий смех Еренажа, словно мелодичный звон колокола, разносился в моей голове, заполняя её звуками, полными древней силы и решимости.

Спустя мгновение, образ тёмного бога растворился так же мгновенно, как и возник. Я остался в одиночестве, лицом к лицу с «порождением» девочки, осознавая свою бессилие помочь ей. Мои мысли метались в хаосе, рождая противоречивые эмоции под бременем слов Еренажа. Вскоре я покинул дом, наполненный гнетущей тишиной.

Выйдя из хижины, я вновь заблудился в безлюдных улочках деревни. Время от времени мой путь пересекали безжизненные тела местных жителей. Они не внушали мне ни ужаса, ни отвращения. В один тревожный миг в мою голову закралась мысль: во время службы офицером я видел множество трупов — своих солдат, врагов и невинных жертв, но воспоминания о том времени стремительно ускользали. Это насторожило меня до глубины души. Я рыскал в памяти в поисках фрагментов своей жизни до превращения в это "порождение", но безрезультатно. Никаких имен как и совего, ни детских радостей, только обрывки службы и мгновения смерти. Но лицо моего убийцы врезалось в память; мысль о нем порождала во мне злобу и ненависть. Что значит "помощь богу"? Я не до конца понимал, что имел в виду Еренаж, но его загадочные слова тревожили меня. В то же время одно желание настойчиво шептало мне: отомстить адъютанту и всем тем, чьи клинки привели меня к гибели.

На краю деревни я заметил широкую тропу, уходящую вглубь леса, и, полный надежды, решил следовать ей в поисках города. Это была обыкновенная дорога, где время от времени мелькали фигуры прохожих. Я шел по ней около часа, внимательно всматриваясь в окружающее, но видел лишь бескрайний лес, обвивший меня своим молчаливым великолепием. Вдруг, внезапно, передо мной предстала перевернутая телега. С ускорением я приблизился к ней, и тут заметил грустную картину: в метре от телеги лежал безжизненный мужчина средних лет, одетый в простую одежду. Я наклонился, чтобы рассмотреть его тщательнее, как вдруг в воздухе пронзительно свистнула стрела и, с глухим звуком, вонзилась в древесину телеги рядом с моим лицом. Я отскочил назад, моментально обернувшись в сторону, откуда пришло это смертоносное послание. Из зарослей вышли трое мужчин: могучий великан, напоминающий медведя, с топором в руках, меньший, с простым круглым щитом и коротким мечом, и юноша с натянутым луком, направленным в мою сторону.

– Ты посмотрите-ка! – прогремел весело басистый голос мощного мужчины. – Да это же настоящая находка, смотрите, какой уродец явился к нам!

– Пахан, да загляни на него! – закричал бандит с мечом, его глаза сверкали азартом. – Как ты думаешь, сколько стоит его жалкое облачение?

– Сегодня мы знатно погуляем! – продолжал гулкий голос бугая, его смех раскатывался по округе. – Эй, уродец! Справляйся с этой мерзкой одеждой, и тогда, обещаю, мы с тобой быстро расправимся, больно не будет! Ха-ха!

Их предводитель раскатисто заржал, его смех, подобный боевому горну, смешивался с хриплым голосом его спутника, когда они приближались ко мне. Внезапно, словно молния, в воздухе звенела вторая стрела, и, пронзив пространство, она угодила мне в грудь, как тут же отскочила, погнув наконечник.

– Э..ээ. – Недоуменно замычал юноша.

Рука схватила меч, словно действуя по инерции, а я встал в боевую стойку. На меня с яростью и неистовством внезапно налетел мужчина с топором, громко крича. Он замахнулся, но его массивный топор промахнулся, пронзив воздух мимо моего плеча. В ответ я шагнул вперед и, одним решительным движением, отсек его руку с оружием. С глухим стуком конечность упала на землю, и из раны хлынула кровь, словно из разбитого сосуда. Мужчина завопил, как дикий зверь, но не прошло и минуты, как я нанес второй удар, завершив его страдания — его голова отделилась от тела и упала рядом с другим бандитом. Второй нападающий, желая вонзить клинок в меня, промахнулся, и я, не медля, пронзил его грудь своей свободной рукой, пробив тело насквозь. Он закашлял кровью и безжизненно рухнул на землю. В это время третий юноша, охваченный ужасом, безмолвно наблюдал за этой сценой. Я, покрытый кровью своих врагов, смотрел на него. Уронив оружие, юноша бросился бежать. Я не стал его преследовать, а лишь задумчиво оглядел свежие тела бандитов, не испытывая при этом эмоций. Сжал ладонь и повесил меч на пояс, медленно повернулся и продолжил свой путь.