Спиритический салонъ графини Ельской

То, как Мария опустилась на кровать и вытянула гудящие ноги, было лишено всякой грациозности и утончённости, о которых любила твердить ей маменька. Со стоном графиня растянулась на грубой поверхности, чувствуя как уставшая спина, которой выпало быть идеально прямой весь этот долгий день, понемногу расслабляется.

Экскурсия по знакомым коридорам и болтовня Авдотьи Семёновны, наполненная пустым бахвальством, на которую при всём том приходилось отвечать не менее бессмысленными фразами, чуть было не свели Марию с ума. Хорошо,что подобная разговорчивость женщины распространялась и на несчастный случай. Стоило графине заикнуться про Витте, как начальница сразу же начала выставлять случившееся в обеляющем для института свете. Сильный педагогический состав и именные выпускницы с самой завидной судьбой — никаких нарицаний, из-за которых бы дорогой племяннице Марии не стоило быть здесь.

«О-ох! Страшное несчастье. Ужасное! — говорила Авдотья, охая и ахая. — И ведь никто даже предположить не мог, что Верочка решится на подобный грех. Все учителя так любили её. Так любили».

Из того немногого, что графине уже довелось увидеть и узнать, семья Витте тоже вполне себе жаловала младшую дочь. Ольга Платоновна приезжала на каждые праздники, отец и мать выделяли заведению приличные пожертвования. Что логично указывало на то, что Веру отправили учиться, а не избавились от нахлебника. Тогда это подводило к другому выводу: ежели причина для кончины крылась не в родне, значит надо искать здесь. Возможно, Вера не ладила с однокашниками? Окажись девочка хоть чуточку другой или слабой, как перед ней сразу же возникают испытания, которые далёкому от закрытых мест человеку трудно вообразить. Марию не травили, однако свидетельницей изобретательной жестокости она становилась не раз. И сколь часто бы она не пыталась потушить чужую злость, спустя время, увы, пламя разгоралось вновь.

Длинный и два коротких удара.

Заслышав последовательность, о которой она давеча условилась с Анютой, графиня заторопилась впустить её в комнату. Девочка трусилась: сорочка, совершенно лёгкая для осени и каменного помещения, ни на йоту не дарила ей своего тепла. Несмотря на это, Анюта казалась довольной. Взбудораженная, она принялась делиться добытой информацией.

— Вы оказались правы. Стоило достать леденцы, как они оттаяли. Отзываются о Вере хорошо. Добрая, весёлая и всё в таком духе, — тараторила девочка, с улыбкой наблюдая затем как графиня растирала ей заледеневшие пальцы.

Услышанное Марию совсем не порадовало. Если рассказ Авдотьи ещё можно было поделить на два, то слова воспитанниц звучали вполне правдоподобно.

«Ни семья, ни подруги... стало быть, причина иного характера?». Графиня напряглась, пытаясь выудить из памяти что волновало окружающих во времена её учёбы. Но кроме балов, салонов и порутчиков[1], на ум ничего не приходило.

— ... она жаловалась на боли в животе и сердце, — продолжала Анюта. — Фрося ещё упомянула, что в тот день Вера казалась слишком бледной. А после отбоя она дышала так, будто оббежала всю территорию института.

Всё это походило на симптомы какой-нибудь хвори. «Странно», — промелькнуло в сознании Марии. Ни о каком недуге нигде и никем не говорилось. Девочка погибла от потери крови. Вера перерезала себе вены осколком зеркала в умывальной комнате. Графиня своими глазами видела алые капли, въевшиеся в дощатый пол.

— Не уж то у неё совсем не имелось недоброжелателей? Завистниц? Затаивших обиду? — в подобное Марии верилось с трудом.

— Была одна девица с которой они лаялись из-за оценок. Мол, у кого лучше, — Анюта презрительно поморщилась, считая конфликты вроде этого совершенно не заслуживающими внимания.

Возможно, размолвки между Верой и другой ученицей и впрямь выведенного яйца не стоили. Однако порой именно незначительное является той самой занозой — незаметной и нагнивающей.

🥀 🥀🥀

Синий приглушённый ночник, висевший по центру огромной комнаты, подсвечивал аккуратные торопливые движения. Убедившись, что девочка заняла свою постель, Мария тихонько прикрыла дверь в дортуар. Следовало вернуться в спальню и лечь спать, чтобы завтра со свежей головой обдумать всё вновь.

«Быть может, Анюте удастся разузнать что-нибудь ещё до отъезда», — графиня сбавляет темп и начинает озираться. Затхлый запах, налетевший со всех сторон, раздражал ноздри и застревал на подходе к гортани. Тишина, свойственная для нынешнего часа, показалась графине неестественно мёртвой. Когда глаза привыкли к окружающему мраку, Мария смогла увидеть дорожку, похожую на то, как если бы кто-то провёл по полу мокрой тряпкой. След тянулся к лестнице. Прижимая надушенный платок к лицу, графиня сама того не заметив, преодолела ступень за ступенью и оказалась у входа в умывальную.

Мария толкнула дверь и обвела взглядом помещение, которое уже имела удовольствие видеть сегодня. Несколько раковин, смастерённых под рукомойники, находились всё там же: плотно прилегая к стене с длинным прямоугольным зеркалом. Местами с подвижных стержней, или, как ласково их обзывала Анюта «носики», срывались капли и с гулким звоном разбивались о металлические поверхности.

Постояв так некоторое время, глядя на причудливую игру лунного света на мутноватой поверхности, графиня собралась было уходить, но внезапный дискомфорт в области носа вынудил её остаться. Когда пальцы наткнулись на что-то тёплое и липкое, она догадалась, что то была кровь. Биться в истерике графиня не стала. Такое уже случалось: когда она переутомлялась или забывала поесть.

Спокойно прошествовав к самому дальнему умывальнику, Мария сложила ладони лодочкой, подставила их к носику и нажала на него. Ледяная и немного застоявшаяся вода ручейком потекла вниз. Когда жидкости набралось достаточно, графиня плеснула ею себе в лицо. Она делала это снова и снова до тех пор, пока не заломило скулы. Наконец, Мария подняла голову и смогла открыть глаза. И это стало её ошибкой, потому что она едва не упала на ровном месте.

Графиня не причисляла себя к барышням, которых легко смутить и уж тем более напугать. Однако подкравшаяся воспитанница сумела её впечатлить. Мазнув взглядом по собственному отражению и убедившись, что ничего в нём не выдаёт того мимолётного ощущения смятения, которое ей только что удалось пережить, Мария стала стряхивать капельки воды с рук.

— Не спится? — невозмутимо поинтересовалась она, прекрасно зная, что девочкам запрещено покидать постели до утра.

Позади раздалось медленное шарканье обуви, за которым последовало неясное бормотание.

Мария вновь посмотрела в зеркало. В темноте она не увидела ни лица, ни каких-то примечательных деталей фигуры, лишь сгорбленный силуэт — расплывчатое видение...

— Я не хотела... одна... Вместе... должны вместе, — лепетание напоминало речи какого-нибудь безумца. Слова без смысла. Однако графиня продолжала вслушиваться. — Не так. Всё не так! Я бы никогда... одна...

— Конечно, ты не хотела, — как можно мягче произнесла Мария, решив подыграть чем-то глубоко расстроенной девочке.

Заслышав это, воспитанница замолкла и вскинула голову. Вернее, Марии так казалось, рассмотреть неизвестную по-прежнему не получалось. Поворачиваться к ней графиня не торопилась: любое необдуманное движение могло вспугнуть и без того взбудораженного ребёнка.

— Я тебе верю.

— В-верите? — прозвучало над самым ухом у графини.

Мария моргнула, осознавая, что за спиной больше никого нет. Вцепившись в край раковины, девушка обернулась и прищурилась, обшаривая глазами каждый угол, насколько позволяло освещение.

Графиня охнула: хладная рука с невиданной силой сдавила её запястье. Она пыталась заставить своё тело двигаться, но оно, будто закоченело. Скосив взгляд в сторону, Мария позабыла всё на свете.

— Расскажите... расскажите им всем, — гримаса страданий глубоким уродливым шрамом легла на гниющее лицо, лишь отдалённо напоминающее человеческое. — Неправильно... Вместе... Должны были сделать...

Вывернув шею вбок, графиня смогла выдавить из себя одно единственное:

— Что?

Горькая. Самая горькая улыбка, которую Мария видела, растеклась по чёрным губам. Стеклянные голубые глаза бегали по телу графини: от макушки до носков туфель. Девочка отпустила её руку, приподнялась на цыпочки и потянулась к волосам.

— Сгореть, —выдохнула она. Ласково погладив графиню по голове, пальцы девочки, пахнущие землёй после обильного дождя, скользнули к тонкой шее и остановились на трепещущей жилке. — Но ОН смотрел... пока сгорала только я...

🥀 🥀🥀

— Что с вами? — сухая кожа рук мадам Штольц контрастом легла на вспотевший лоб графини Ельской. — Вы слышите меня, сударыня?

И Мария слышала, однако совершенно не понимала, когда женщина успела войти, и куда подевалось то, что говорило с ней ещё мгновение назад.

Поправив кружевной чепец на голове, Штольц смерила девушку недовольным и едва ли не осуждающим взглядом. Уловив настрой воспитательницы, Мария хотела привести в порядок причёску, чтобы хоть как-то сгладить растрёпанный вид.

— Кровотечение из носа вынудило меня покинуть кровать, — умело маскируя хрипотцу в голосе, графиня приподняла подбородок, чувствуя себя уже более уверенно. — К счастью, всё прошло. Я незамедлительно вернусь к себе.

Штольц вяло кивнула, принимая оправдание, и Мария направилась к двери. Проходя мимо умывальников и тщательно гоня мысли о произошедшем, она вдруг спотыкается, заприметив малюсенький предмет у самого порога.

— В чём дело? — проскрипела немка, наверняка, мечтая поскорее оказаться на столь же жёстком, как её лицо, матрасе.

Незаметным манёвром графиня вынимает белый квадратик из кармана платья и роняет его, чтобы точно таким же лёгким и быстрым движением поднять находку.

— Любимый платок, — объяснила она, выдавив из себя смущённую улыбку. Благо, темнота скрывала всю неискренность её игры сейчас.

🥀 🥀🥀

Высокий недавно побеленный потолок временной комнаты графини не переставал вертеться. Это напоминало последствия её любимой игры в детстве: ты расправляешь руки в стороны, вопишь во всё горло и вертишься вокруг своей оси. Всё быстрее. Быстрее. Быстрее. Пока ноги не перестают держать, а завтрак,который ты кое-как запихнула в себя, не начинает проситься обратно.

Мария лежала поперёк кровати, прочно упираясь ступнями в пыльный пол, и перебирала в памяти произошедшее в умывальной.

«Я потеряла кровь. Пускай и немного, но это могло послужить причиной омрачения сознания», — разумно заключила она. Но тяжёлый предмет, морозом кусающий левую руку, кричал, что это не было бредом.

Графиня поднесла его почти к самому носу и окончательно убедилась, что в её руки попал ключ от шкатулки-сундучка. Обычно они стояли на прикроватных тумбах и имелись у всех воспитанниц. В них хранили личные вещи, а потому потеря ключика могла стать аппетитной косточкой, маячащей перед пастями сбившихся в стаю собак.

Мария подбросила его, поймала и крепко сжала, боясь выпустить хоть на долю секунды. Её не покидала уверенность, ничем не подкреплённая, но столь явная, что содержимое шкатулки способно поведать о многом. Пока неясно, было ли среди этого что-то, перекликающееся с делом семьи Витте. Однако тонкий аромат морошки, въевшийся в её запястье рядом с наливающимся синяком, прямо-таки толкали графиню к единственному решению. О том, что это ещё и кричало о полном безумии, шагнувшем в её жизнь, она предпочла подумать подальше от здешних мест, в окружении своих комнатных цветов и запаха чернил.

🥀 🥀🥀

Когда мадам Штольц зазвонила в колокольчик, графиня не спустилась к завтраку. Вместо этого, она выбрала освежающую прогулку, которая должна была стать, словно несколько капель живительной влаги. Чувствовала себя Мария, как испещрённая трещинами иссохшая земля, ни больше ни меньше. Но поскольку загадка, стоящая девушке репутации и денег, до сих пор не распутана, приходилось превозмогать собственную немощность.

Немного погодя, утренний воздух, благоухающий хвойными нотками, в конце концов, разогнал аппетит. Идя вдоль клумбы, усеянной ярко-жёлтыми бархатцами, Мария уловила звуки удара чего-то металлического об землю. И ведь действительно, почти на самой окраине возле флигеля, на который графиня обратила внимание ещё вчера, виднелась могучая мужская фигура.

«Садовник», — сделала вывод Мария. Подойдя ближе, она стала тихонько наблюдать за ним. Двухметровый, с выпирающими из-под испачканной рубахи мышцами, он легко управлялся со своей работой, хоть и изредка прерывался, чтобы утереть бисеринки пота. Меж его зубов, которые было не так просто отыскать на заросшем лице, игриво перекатывалась какая-то веточка.

— Водички?

Мужчина пугливо ойкнул, едва не обронив инструмент себе же на ноги. Получше рассмотрев девушку с кувшином в руках, он, невзирая на седину, щедро усыпавшую его голову, по-мальчишески задорно улыбнулся:

— Чавой это, сударыня, так старика пугаете?

— Вы уж не обижайтесь. Дурного не хотела, — миролюбиво ответила она, оглядывая владения культуры: тут тебе и капустка, и морковка, и репа, даже зелени место нашлось.

— Верю-верю, — хохотнул садовник. — Глаза у вас шибко добрые.

Настал черёд Марии сложить губы в полуулыбку. Петро, пятидесяти лет отроду, работал в институте второй год, но уже заметно преуспел в делах растительных. Урожай нынче обещал быть богатым, чему мужчина не переставал радоваться до красноватых пятнах на круглых щеках.

— У вас и укроп есть, — заметила графиня, склонившись над распустившимися ажурными зонтиками растения, которое нянюшка любила добавлять во всякого рода яства, к примеру, к варёной картошке или в борщ.

— Как же не быть. У нас всё имеется. Сынка мой, хоть в иной воде варится, лично половину сажал.

— В иной? — на лбу графини проступила морщинка. Что-то не сходилось.

Казалось, Петро только и ждал, пока кто-нибудь станет расспрашивать о его чаде. По словам мужчины, Иван, младшенький среди детей в семье, рос настоящим талантом. Отучившись на садовника, да не обычного, а такого, что в цветах толк знает и знатным особам сады украшает, не чурается и простой волокиты с землёй. Мол, каждое лето, штык в штык, прибывает к ним в городок и помогает то отцу с огородом, то матери в аптекарной лавке.

— И что же, укроп тоже он сажал?

— Он, — подтвердил Петро и для пущей важности добавил: — Ох и рукастый хлопчик вырос! Да-а, голова работает как надо.

Для надёжности Мария поглубже вдохнула, ожидая услышать сильный и характерный этому растению запах. Проверив собственную догадку, она хмыкнула и отряхнула руки. Похоже, не был сын Петро столь искусным, как преподносилось.

«Если только... — по позвоночнику графини поползли мурашки дурного предчувствия. — Если только Иван не ошибся».

Сославшись на срочное дело, Мария попросила у Петро сорвать веточку укропчика, дескать показать своему садовнику, как следует ухаживать за хозяйством. Умасленный похвалой, мужчина с радостью вручил ей то, что она просила, а заодно и рассказал, где сейчас проживал Иван.

🥀 🥀🥀

— Так когда нам вновь ждать вас, ваше сиятельство? — показывая зубы, улыбнулась Авдотья. Как самая порядочная хозяйка, женщина провожала гостей до самой кареты.

Анюта кашлянула, дабы её барышня ответила, но и это не помогло. Тогда, девочка незаметно тронула её за коленку.

Вынырнув из мыслей, Мария озадаченно посмотрела на ребёнка, а когда поняла, в чём дело, поспешила распрощаться с Авдотьей Семёновной по всем правилам.

Наконец, карета тронулась, и графиня смогла обмякнуть на сиденье, а не держаться так, словно проглотив аршин. Мария не любила дорогу, но в этот раз старалась насладиться каждой секундой, ведь по возвращению её ждало множество выматывающих вещей.

Они проезжали по мостовой, когда девочка, недовольно сопящая всё это время, озвучила свои мысли:

— Вы опять это сделали, да?

Внутри было не так много пространства, чтобы отвести взгляд и не выдать себя, поэтому Мария смиренно качнула головой. Нюхание табака, хоть и представляло собой не самое лицеприятное действо, не воспринималось чем-то дурным среди знати. Напротив, иметь свою табакерку, затем чтоб протянуть её в знак доброго расположения, было не только желательно, но и считалось негласным правилом любого светского вечера. Однако графиня выбирала табак не только с намерением пощеголять перед другими изысканным декором коробочки или пообщаться в тайне ото всех. Истинная причина была весьма прозаична: Мария гналась за ощущениями. Табачная крошка, будто улучшала её настроение и мыслительную активность. Чудодейственный эффект, пускай и быстротечный.

А вот близкие её увлечений не разделяли, не раз отговаривая перестать. Последствия в виде воспалённых глаз, жжения в носу или головокружения пугали их, а потому Мария старалась делать это как можно реже и в тайне.

— Что произошло?

— Это не стоит твоих переживаний, — ответила графиня ровным тоном, удивляясь про себя тому, как порой проницательна была девочка.

— Всегда это повторяете, — надулась она.

— Послушай, обещаю тебе, что не стану заниматься этим часто. Просто, — «я увидела нечто дикое и, возможно, схожу с ума», — выдались трудные дни.

— Вы можете мне рассказать. Всё что угодно.

Анюта выглядела такой трогательной в своём желании помочь, что графиня не выдержала и привлекла девочку в крепкие объятия.

— Конечно, — благодарно прошептала Мария.

🥀 🥀🥀

Два дня спустя.

Усатый низенький лакей, одетый в чистую синюю ливрею, целиком и полностью расшитую серебристой тесьмой, да ещё и с крупными светлыми пуговичками, стоял у входных дверей в ожидании в любой момент ринуться к выполнению своих обязанностей.

При виде гостьи, что словно плыла по земле, а не ступала, мужчина весь подобрался и втянул живот. Разумев к кому она пожаловала, лакей тотчас же велел доложить слугам о визите графини, а сам поспешил проводить её до гостиной.

Парадная комната в доме Витте была обставлена в стиле Ампир: насыщенные оттенки красного, тяжёлые шторы на широких окнах, симметрия в каждой детали, мечи на стенах и доспехи прошлых веков. Обилие канделябров, свет которых почти отражался на каждой поверхности, создавал атмосферу пышности и торжественности, словно ты оказался в императорском дворце. Отметив также несколько маскаронов в виде голов животных над дверными проёмами, графиня Ельская едва слышно цокнула: она не видела ничего привлекательного в обезглавливании зверей, пускай и выполненных из мрамора.

Марию посадили за стол, покрытый бархатом, и попросили обождать минуточку. Дабы не терять времени, она принялась рассматривать портреты, коих здесь имелось несколько. Так, графиня смогла выяснить, что глава семейства был коллежским асессором: на двухцветных петлицах плотно запахнутого мундира чётко виднелись две звезды. Звание не самое высокое, но вместе с тем отнюдь не плохое. «Сергею с его 13-рангом терпения не хватит, чтобы дослужиться до такого», — кисло подумала она, продолжая разглядывать суровое лицо мужчины, с необычайно светлыми глазами.

Над пианино висел ещё один портрет, но уже со всеми представителями Витте. Миловидная мама с вздёрнутым носиком и тонкими бровями ниточками, гладила ладонь, покоящуюся на её плече. То была рука Ольги Платоновны — изящная и увенчанная жемчугом. Рядом с ней, обхватив папеньку за шею, лучезарно улыбалась младшенькая дочурка. Вера Платоновна.

Вероятно, рассуждать в подобном свете о мёртвых — не есть хорошо, тем не менее графиня не могла отделаться от мысли, что в этих приятных и юных чертах девочки, она видела то скверное разлагающееся лицо. Стеклянный взгляд до сих пор всплывал перед Марией, особенно в минуты задумчивости.

— Мария Фёдоровна!

Графиня обернулась на голос: к ней короткими торопливыми шажками приближалась Ольга. Она вышла из-за стола и поприветствовала хозяйку.

— Мой милый друг, — девушка расцеловала Марию в обе щёки. — Садитесь. Прошу вас, присаживайтесь. Я так счастлива, что вы всё же согласились помочь.

Фактически, ей просто не оставили выбора. Но говорить так Мария, разумеется, не стала.

— Как поживаете? — спросила графиня из вежливости, оттягивая момент, когда будет надобно перейти к сути её визита.

— Одними мыслями о вас, — призналась Ольга, поведав также и о том, что никто из близких не верит в уникальный дар Марии. — Но я знаю, Вы — особенная. И тогда Верочка правда-правда была среди нас.

Опьянелое состояние духа, в коем прибывала Ольга Платоновна, играло графине на руку. Ведь так она легче воспримет версию, полную шероховатостей и основанную больше на чутье.

Дождавшись, когда слуга покинет комнату, графиня набрала полную грудь воздуха:

— Первое, что до́лжно прозвучать, так это то, что вы несомненно правы. Вера ушла из этого мира не сама.

— Я знала... — глухо прошептала Ольга, сминая под пальцами алую скатерть. Уставившись в одну точку, девушка совершала один глубокий вдох за другим. — Ни на секундочку я не позволяла себе помыслить, что Вера поступила бы так с нами. С собой.

Мария утвердительно махнула головой

— Но как же все эти вещи? — опомнилась Витте. — Стекло. И эти...эти порезы?

— Подстроено. Умело и хладнокровно. Что лишь подчёркивает в этом страшном поступке умышленность.

Потребовалось порядком получаса, чтобы Ольга Платоновна успокоилась. Необычайно, но новость об убийстве сестры, будто придала девушке сил. Бледное до селе лицо налилось красками праведного гнева. Теперь, когда исчезла нужда изводить себя ужасными думками о самоубийстве кровинушки, графиня Витте возжелала возмездия.

🥀 🥀🥀

— Кто же мог решиться на подобное? — наконец смогла спросить Ольга. За свои года она ничего не ждала так сильно, как того, чтобы скорее услышать имя. Несколько роковых букв, на которые она направит всю ненависть и боль от потери сестры.

— Полагаю, для вас это станет открытием, но у Веры был любимый чело... — мужские голоса застали графиню врасплох. Из кабинета главы дома, вход в который, как оказалось, был смежным с парадной, к девушкам направлялось двое незнакомцев.

Прервавшись на полуслове, Мария постаралась скрыть смятение и поднялась вслед за Ольгой. Мужчины обладали абсолютно противоположной наружностью. «Раннее утро и поздний вечер». Пожалуй, именно так охарактеризовала бы Мария своё первое впечатление о них. Уже через мгновение, стоило им только поздороваться с Витте, как к этим ощущениям добавились и другие.

Тот, что стоял ближе к графине, был одет в вицмундирный сюртук из тёмного-зелёного, почти чёрного сукна. Если Марии не изменяла память, то такие оттенки в форме носили представители судебного корпуса. Угольные густые брови, в тон длинным убранным назад волосам, выстроились в одну ровную дружелюбную линию. Мужчина обладал удивительно спокойной аурой. Однако графиня допускала, что ощущения могли быть обманчивыми: даже в самом тихом озере бывают волны.

А вот второй гость признаки шторма, из тех, что надвигаются головокружительно быстро и угрожающе, не скрывал. Светлые, почти пшеничного цвета волосы, напомнили Марии Илью. Вот только мужчине, в отличие от её племянника, ничего ангельского его виду они не добавляли. Резкие черты лица — обтёсанные скалы. Взгляд — одна сплошная любезность, за которой может последовать удар, в лучшем случае — пощёчина. Впрочем, если придётся, Марии не составит труда ответить с такой же холодной любезностью. А пока она выжидала, оставаясь чуть поодаль от компании.

— Рад, что перед уходом мы всё же застали вас, Ольга Платоновна, — барон Одоевский, который, как и предполагала Мария, являлся судебным следователем, мягко коснулся руки девушки, не забыв совершить поклон.

— Как же здорово, что вы здесь, Григорий Алексеевич, — Ольга совсем неженственно и на грани с неприличием перехватила его ладонь, чем вызвала явное удивление. — И вы тоже, Влас Михайлович. Вас двоих послала судьба.

То, что Ольга называла «благословением», грозилось стать для Марии «карой». Однако и эту новость, о наличии в доме Витте и судмедэксперта заодно, графиня Ельская выдержала стойко.

— У вас что-то приключилось? — справился Григорий, с лёгкими обеспокоенными нотками в голосе.

Девушка помотала головой:

— Помощь понадобится Вере.

Мужчины переглянулись, после чего Влас уверенно поравнялся с Ольгой и взмахнул рукой прямо перед её лицом:

— Следите за пальцами, дорогая. Вот так, верно, — одобрительно пробормотал он, когда растерявшаяся девушка выполнила поручение.— Что-то пили накануне?

— Конечно же, нет.

— Быть может, курили?

— Влас Михайлович, что вы такое говорите, — возмутилась Ольга.

— Простите, но в таком случае мне трудно представить, о какой помощи вы так горячо просите. Покойные, насколько мне известно, в ней не нуждаются.

Это было абсолютно бестактно и жестоко по отношению к графине Витте. Все это понимали.

— Извините моего друга. Однако в чём-то он прав. Вера, — Григорий сдержанно кашлянул, — ваша сестра ведь, действительно, мертва.

Что-то в загрубевшем сердце Марии ёкнуло. Будь то дрожащий подбородок девушки причиной или вид подступающих к её глазам слёз, но она решила вмешаться.

— Убита, — поправила Ельская барона и шагнула вперёд, заслонив свою клиентку от этих двоих.

— Это признание? — насмешливо бросил Влас, медленно чертя взглядом по наряду девушки.

— Трагическая правда. К сожалению.

По дому прокатился бой часов: наступил полдень. Время для обеда, получасового отдыха за газетой и последней чашки чая перед уходом на работу. Но только не сегодня.

«Что ж, день обещает быть долгим».

[1] Данный вариант написания воинского звания был распространён в 18-19 вв. Чин соответствовал званию младшего офицерского состава.