Разлом

За дверью доносились приглушённые голоса — едва различимый спор, но последние слова прозвучали резко, на повышенных тонах.

— Госпожа Лагерта, прошу вас, вам нельзя здесь находиться!
— Немедленно впусти меня!

Дверь распахнулась с таким грохотом, словно её вышибли ногой — и, похоже, так оно и было. Настоящие повадки вожака, без сомнений.

— Не спишь? Вот и отлично, — с хищной усмешкой произнесла Лагерта, окинув комнату цепким взглядом и остановившись на своей находке.
Она наклонилась ближе, внимательно рассматривая гостью, и тихо хмыкнула.

— А ты чего дрожишь, как кабан на бойне? Расслабься. Мы тебя не тронем. Если переживаешь из-за того, что было в зале, то зря. Моя мама... она непредсказуема. Никогда не знаешь, что у неё на уме.

...Только Моди всегда знает...

Эти слова она оставила при себе. Но зависть кольнула остро, как ледяной осколок. Иногда Лагерте казалось, что это не её родная мать, а его — слишком уж часто они понимали друг друга без слов. Ей тоже хотелось бы присутствовать на собраниях вместе с ней, знать то, что знает он.

— Кстати! Лекарь сказал, что тебе надо выспаться и восстановить силы. У тебя ушиб головы — будто кто-то приложил тебя чем-то тяжёлым. Или... будто ты упала с высоты. Это ведь ты была в небе, да?

— Я... не помню.

— Это как? А как ты тогда на территорию пробралась?

— И этого... тоже не помню.

Лагерта фыркнула:

— Ну, значит, тебя и правда хорошенько приложило! Знаешь, бывший вожак — тоже память потерял, когда охотился под воздействием настойки Силдж в человеческом облике. Поскользнулся на... ну, в общем, на чьих-то следах жизнедеятельности, и грохнулся так, что забыл даже, как его зовут. В итоге вожаком стала его сестра — моя мама.

В этот момент в комнату зашёл лекарь. Он твёрдо сказал:

— Лагерта, прошу вас, поздно уже. Вам и вашей гостье нужно отдохнуть.

— Да-да, ты прав, — отмахнулась Лагерта, но взгляд её был всё ещё прищурен, словно она не договорила чего-то важного. — Спокойной ночи.

После этих слов Синеволосая девушка вышла с комнаты и Ева осталась сама с собой наедине. Еще когда был лекарь она успела осмотреть комнату в которой ее оставили.

Комната была для неё совершенно чужой, но при этом удивительно светлой и уютной. На полу лежал мягкий ковёр — немного потёртый, но чистый. У изножья широкой кровати стоял сундук с железными уголками. Над изголовьем висел тканый гобелен: сцена охоты на оленя, только вот сам олень смотрел прямо на того, кто входил, словно обвинял взглядом. В углу горела масляная лампа, её золотистый свет дрожал, бросая по стенам живые тени, будто сама комната дышала.

В воздухе смешивались тонкий аромат сушёных трав и смоляной запах. У окна стоял высокий резной стул с наброшенным пледом, а на подоконнике — ветка рябины в узкой вазе.
Ева невольно провела рукой по кровати — матрас приятно пружинил, словно приглашая лечь. Она сняла сапоги, коснулась шероховатого покрывала и невольно улыбнулась: ткань пахла солнцем и чем-то тёплым, родным.

Голова ещё кружилась после пережитого. Мысли метались, как птицы в клетке, но постепенно шум за окном стих, лампа догорела наполовину, и веки стали тяжелеть.

«Почему она такая добрая? Или это не доброта? Почему она так смотрит? Зачем та женщина порезала мою руку?..»

Эти вопросы всё ещё крутились в голове, когда сон накрыл её. Последнее ощущение — будто стены комнаты стали ближе, словно старались укрыть её от всего мира.

Сон пришёл быстро: она летела над заснеженным лесом, внизу горели костры, кто-то звал её по имени, но голос то приближался, то исчезал. Лес внезапно обрывался чёрной пропастью, и она падала — но в самый миг удара её будто подхватывали чьи-то сильные руки. Сон растворялся, но возвращался каждую ночь, добавляя новые детали: то она в другом доме, какие-то образы людей, тревога из-за которой она просыпалась посреди ночи.

Каждое утро её будил мужчина — лекарь. Он приносил травы, мази, бутылочки с отварами. В комнате всегда находились аккуратно поставленные блюда — густой бульон с кореньями, хлеб с сушёным мясом или сладкая ягодная похлёбка. Всё выглядело так, будто её испытывали: будет ли она есть то, что приносят? Доверится ли?

Мужчина никогда не задавал лишних вопросов. Молча осматривал рану, менял повязки, смазывал виски травяной кашицей и оставлял дымящийся отвар с резким, непривычным запахом. И каждый раз, не глядя ей в глаза, спрашивал одним и тем же ровным голосом:
— Что-нибудь вспомнила?

Время перестало иметь смысл. Ева не знала, сколько дней прошло, но этот день начался иначе. За окном, как всегда, слышались голоса, смех детей, короткие окрики взрослых, и жизнь за стенами текла спокойно. Но сама она чувствовала странное напряжение.

Дверь на этот раз открылась бесшумно.

–Добрый вечер? Ох, да, ты проснулась! Я принесла тебе одежду, вроде как твой размер. Одевайся, мы скоро будем ужинать.

Лагерта аккуратно разложила на стуле платье нежно-зелёного цвета, тонкой работы, вышитое узорами трав и цветов. Платье напоминало весну, чистотой и какой-то нарочитой невинностью — как будто хотело стереть с девушки прошлые тревоги.

Коридоры дома напоминали древнюю усадьбу, где каждая вещь хранила след поколений. На стенах висели гобелены с волчьими узорами и битвами. Один из них особенно бросался в глаза: стая волков в огне, сражающаяся с высокими человекоподобными чудовищами с перекошенными лицами. Пламя на ткани было выткана так мастерски, что казалось живым.

Подойдя к лестнице, Ева увидела портрет семьи.

Ева задержалась слишком долго, и за спиной прозвучал голос:

— Как ты?

Внизу, в зале, её ждал ужин. Стол ломился от мяса, будто никто здесь никогда не слышал о легких блюдах или бедности. Запах был густой, медовый.

— Здравствуй, проходи! — Олаф жестом пригласил её к столу. — Я не люблю всю эту дворянскую пыль. Со мной можешь говорить на «ты».

Келда сидела напротив, её взгляд будто пронизывал сквозь кожу, но без враждебности — скорее, оценивая. Лагерта поставила перед Еленой рагу, вареные овощи, крольчатина и чай из трав с тонкой сладостью.

— Как тебе кролик? — холодно осведомилась Келда
— Это... это очень вкусно, — пробормотала Ева.

Олаф засмеялся, явно довольный своей вчерашней охотой, но супруга не разделила радости:

— Было бы лучше, если бы ты вернулся без огненного пойла, — сухо заметила она.

— Луноликая моя, — мягко улыбнулся он, — только не начинай.

Это слово — «луноликая» — прозвучало так тепло, что Ева невольно обернулась на Келду с новым взглядом: за холодной маской скрывалась женщина, которую здесь любили глубоко, до костей.

— И так, — прервала тишину хозяйка, — ты что-нибудь вспомнила за ночь, ты помнишь свое имя?

— Моё имя Ева, к сожалению, больше ничего не смогла вспомнить.

— То есть, идти тебе некуда?

— Пожалуй, так.

— Мы дадим тебе кров, но знай: место в стае нужно заслужить, — сказала Келда тихо, но так, что её слова прозвучали как закон.

Олаф удивлённо посмотрел на жену, но промолчал.

В этот момент вбежал Моди, лицо его горело яростью:

— Кьяра, Олаф! Они перешли все границы. Как вы и думали — Прайд душит наши охотничьи отряды. Им нужен отпор! Эти гордые ублюдки теряют всякие берега!

Олаф вскочил, глаза вспыхнули так, что даже Ева невольно поёжилась.

— Пошли в кабинет, Лагерта оставайся с нашей гостьей, пожи ей задний двор и так далее. — его голос гремел, как удар топора по камню.

Келда лишь молча скользнула за мужем, но её холодный взгляд был страшнее любого крика. Лагерте стало любопытно, и, схватив Еву за руку, она потащила её за собой. Они проскользнули к двери и затаились, слушая через щель.

— Они охотятся у реки, выставляют себя напоказ, — Моди указал на карту, пальцы его дрожали от злости.

— Прайд? Львы всегда были трусливы. Дальше рыка не пойдут, — холодно бросила Келда, её слова звучали как ледяные стрелы.

— Но что-то зачастили, — нахмурился Олаф, глядя в карту, словно готов был прожечь её насквозь.

Моди помедлил и сказал полушёпотом, будто знал, что чужие уши рядом:

— Они требуют выдать Кьяру... и среди нас есть предатель. Он был на последнем собрании.

Лагерта не услышала ничего, но увидела, как Олаф сжал кулак так, что костяшки побелели.

— Ладно, пошли, она взяла Еву, поняв, что их раскрыли и просто вышла из дома.

А внутри разговор продолжался — тяжелый, как приближающаяся буря.

— Выдать Кьяру?.. Они еще будут диктовать МНЕ условия?!

Он ударил кулаком по столу, и чернильница отлетела на пол, брызнув тёмными каплями, словно кровью.

Келда же осталась неподвижной, только прищурилась:

— Кричать бесполезно. Нужно знать имя предателя — и вырезать его из стаи, как гнилой зуб. Без следа, без шума.

Девушки вышли на улицу, уже собиралась утащить Еву подальше от дома, когда что-то мелькнуло — быстрый силуэт скользнул вдоль стены и исчез в сумерках Леса.

— Ты это видела? — Ева едва не вскрикнула.
— Видела, — Лагерта резко обернулась к двери. — И почему я не чую запаха?..

Она втянула воздух, нахмурилась:
— Пусто. Будто и не было никого.

— Может, это свой? — неуверенно предположила Ева.
— Свой не будет под окнами прятаться. — Голос Лагерты стал жёстким. — Пошли.

Они выскользнули через боковую дверь. Вечерний воздух был густым, влажным — пахло дымом, мокрыми листьями и чем-то ещё, чужим, едва уловимым. На крыльце Лагерта снова втянула воздух — тщетно.

— Это ненормально. Даже если это наш — хоть что-то должно было остаться.

Тень показалась у дальнего угла дома — быстрое движение, будто кто-то хотел успеть скрыться до того, как его заметят. Лагерта беззвучно едва тень скользнула вдоль стены, Лагерта сорвалась с места:
— Быстро за ним! И не отставай!

Они пересекли заснеженный двор и выскочили за ворота, где старая охотничья тропа вилась между елями. Силуэт впереди то исчезал за сугробами, то мелькал между стволами, и в руках у него что-то поблёскивало.

— Чего он петляет? — выдохнула Ева, едва поспевая.
— Чтобы сбить след. Но идёт к реке... — Лагерта стиснула зубы. — Это плохо.

Вдруг впереди хрустнула ветка. Силуэт исчез. Тропа вывела их на прогал — и тут воздух прорезал низкий рык. Из-за кустов почти одновременно вынырнули четверо: крупный лев, две львицы и человек, от которых почему-то не исходило никакого запаха. Они сомкнули полукольцо, отрезав путь к дому.

— Лагерта из дома Ульберг, — произнёс лев с хищной насмешкой. — Какая удача — без охраны. он подметил это подчеркивая свое превосходство количеством
— Выбрали плохую ночь, кошачьи, — рыкнула Лагерта, заслоняя Евy. — Назад!
— Поздно назад, — ухмыльнулся человек, но лица его видно не было.

В груди Евы будто что-то вспыхнуло — горячее, чужое. Оно перемешалось со страхом, ее организм явно не был готов к такой ситуации, после долгого восстановления.

Человек шагнул вперёд с клинком, но Лагерта двинулась ему наперерез. Кости под кожей затрещали, мышцы сжались — и вместо девушки на прогалине стояла высокая синяя волчица. Глаза сверкнули теплым светом, губы оскалились, обнажив клыки.
— Отходи, — бросила она хриплым, прорывающимся сквозь рык голосом.

Первая львица ударила с фланга, но волчица встретила её в прыжке. Они столкнулись с глухим ударом, перекатываясь по снегу, рвали друг другу загривки. Вторая львица пошла в обход, но Ева схватила тяжёлую суковатую палку и встала боком, будто тело само вспомнило, как защищаться.

Человек метнулся к ней — сталь сверкнула, разрезав рукав. Ева успела ударить палкой по его запястью, клинок выскользнул, но противник оказался слишком быстр. Он сбил её плечом с ног, рванул накидку — и в одно мгновение на поляне стоял волк, серый, как февральское небо перед снегопадом.

— Не лезь, девчонка, — процедил он сквозь зубы. — Живой останешься... если повезёт.

Но Лагерта уже рванулась, сбивая его с лап, и сомкнула челюсти у самого горла. Вторая львица вцепилась ей в бок — волчица взвыла от боли.

— Лагерта! — крикнула Ева и бросилась вперёд, не думая. Камень в её руке обрушился на львиную голову, зверь отшатнулся на миг, и волчица вырвалась.

Схватка стала хаотичной: снег летел во все стороны, когти вырывали из-под корки мерзлую землю.
— Кто ты?! Почему предал стаю?! — прорычала Лагерта, удерживая соперника зубами.

Ева пыталась держать врагов на расстоянии, но львица выбила палку одним ударом. Пасть сомкнулась прямо над головой девушки — и тут Лагерта рванулась, прикрывая её собой. Зубы впились волчице в плечо, но она не дрогнула и мгновением позже сама сомкнула челюсти на чужой глотке. Крик зверя прорезал ночной воздух.

Львы переглянулись — теперь это была не охота, а рискованная схватка.
— Уходим, — прохрипела одна львица.
— Нет, добьём их здесь! — рявкнул волк-предатель и кинулся снова.

Но в этот миг по лесу прокатился вой — короткий, глухой сигнал. Из стороны Ульфскарда уже спешили дозорные. Волчица и Ева отбили ещё одну атаку. Лагерта повалила львицу, вгрызаясь в горло и уже окончательно. Последнее скуление прорезалось из ее пасти.

— Ну что, наследница, вот и твоя смерть

Волк уже был в прыжке, когда Ева шагнула вперёд, прикрывая Лагерту. Вены на её руках и в глазах вспыхнули ярким розовым светом, и предатель взвыл от боли, будто его начали сжечь изнутри. На миг он потерял форму и рухнул на снег.