В Айриванке
Этот чудесный древний памятник, издавна почитаемый армянским народом сначала какязыческий храм, затем как святыня христианской веры, находился на скалистом склонеГегардасара, на северо-востоке от крепости Гарни. Перед ним протекал один из притоков рекиАзат, который, падая с огромной высоты, бурлил и шумел, наполняя веселым гулом ущелье иокрестности. Лава древних вулканов образовала тут каменистые холмы, громадные утесы,сплошные массивы базальта, которые, возвышаясь друг над другом, окружали Айриванк, делаяего недоступным для нежеланных посетителей. Природа, собрав могучей рукой обломкититанических гор, слила воедино грозное и чудесное, дабы показать простому смертному своюнепобедимую силу.Здесь, в сплошных каменных массивах, были с давних времен высечены многочисленныепещеры, часовни и кельи. Некоторые из них служили когда-то армянским царямсокровищницами, другие — местами молитв и капищами. Именно здесь впервые водрузил знамяхристианства Григорий Просветитель. Под сенью этого знамени собралось много отшельников,которые превратили Айриванк в обитель мира и покаяния. Здесь после многолетних трудов,отданных благоденствию родины, искал покоя благодетель Армении Нерсес Великий. Здесьуединился и его достойный сын Саак Великий со своими шестьюдесятью учениками, чтобы межэтих скал ковать дело просвещения своего народа.В описываемое нами время здесь также находилась многочисленная духовная братия,которая привела Айриванк в цветущее состояние. Здесь же пребывал и армянский патриарх,католикос Иоанн. Испугавшись преследований арабского востикана, он оставил Двин и сверными служителями и патриаршими сокровищами нашел приют в укреплениях Айриванка.Два дня тому назад патриарха известили, что востикан Нсыр, назначенный наместникомпосле Юсуфа и проживающий в Атрпатакане, дошел уже до Нахиджевана и продвигается кДвину. Востикану было известно о поражении армянского царя, о распрях между князьями, обеспомощном положении страны. И вот он поспешил воспользоваться удобным случаем.Католикос знал, что Нсыр поставил себе целью занять патриаршие покои и овладетьцерковными имениями. Для этого Нсыр решил сначала задержать католикоса, присвоитьпринадлежащие патриарху сокровища, а затем, обвинив католикоса в вымышленныхпреступлениях, завладеть его поместьями.Поэтому католикос, который пребывал во внутренних пещерах Айриванка, где находилисьвысеченные в скалах часовни и общие жилища монахов, перешел со своими приближенными вверхний храм, где ранее держали скот. Здесь, укрывшись в безлюдных и темных пещерах,католикос надеялся избежать преследования Нсыра и спасти привезенные с собой сокровища,состоявшие из реликвий и унаследованных от предков драгоценностей. Католикос думал, чтовраг не обратит внимания на мрачные пещеры, где кормили скот и жили бесприютные нищиелюди. Но доходившие вести усиливали тревогу, и приближенные посоветовали ему уехать изАйриванка и укрыться в крепости Гарни, где в это время жила царица. Католикосу этот советпришелся по душе. Однако его придворный епископ Саак, человек осторожный и умный, былпротив этой поездки.— Народ и без того порицает тебя, святейший владыка, за то, что ты покинул патриаршиепокои в Двине и для спасения собственной особы укрылся в Айриванке, а если ты ещепереедешь в Гарни, это вызовет возмущение не только народа, но и всего духовенства.— Раз уж я покинул патриаршие покои, почему мне не переедать в Гарни; почему этодолжно возмутить духовенство? — спросил католикос.
— Для пребывания в Айриванке у тебя есть предлог: ты охраняешь знаменитую имногочисленную братию, а в Гарни живут лишь царица и знатные женщины, они не нуждаются втвоем покровительстве.Католикос понурил голову и задумался. Возражения епископа были справедливы. Он обязаноберегать свою братию. Но страх близкой опасности лишал его воли. В его большом и сильномтеле жило робкое сердце и трусливая душа. Он любил свою паству и искренне заботился о ней,но вместе с тем любил и собственную особу и не склонен был жертвовать ее интересами. Онбыл родным сыном своего народа и от души желал ему благоденствия. Но если для приобретенияэтого благоденствия нужно было жертвовать дружбой кого-нибудь из членов царского дома илимогущественного князя, он начинал колебаться и в конце концов приносил в жертву интересынарода. Он творил благие дела не столько для завоевания популярности, сколько для того, чтобыне омрачить эту популярность, и не противился постигающим страну бедствиям. У него не былони сильной воли, ни твердого характера; на него имели влияние и великий, и малый, и слабый, исильный, и коварный клеветник, и мудрый советчик. Одно влияние уничтожалось другим, болеесильным. Часто случалось и обратное, смотря по тому, кто последний пробовал над ним своюсилу.С епископом Сааком католикос очень считался. Он уважал его как добродетельного имудрого человека. И потому, несмотря на то что слухи о бесчинствах арабов беспокоили его, онвсе же решил прислушаться к совету епископа и остаться в Айриванке со своей братией. Но вотприбыл диакон Геворг из Двина и сообщил грустные и неприятные известия.— Нсыр находится в Двине; сюнийских князей Саака и Бабкена он заточил в темницу. Онлишил свободы даже сорок арабских князей, пребывающих в Двине...Католикос побледнел. Сюнийские князья были видные владетельные особы. Как мог Нсырих арестовать? Из арабских же князей некоторые были любимцами халифа. Это значило, чтовостикан получил большие полномочия.— Где и почему он задержал сюнийских князей? — спросил католикос диакона.— В бытность востикана в Нахмджеване, — начал диакон, — князь Бабкен явился к нему сдарами жаловаться на своего брата Саака, будто бы тот лишил его наследства, и просил Нсырапомочь ему. Востикан охотно выслушал Бабкена и пригласил к себе князя Саака. Ничего неподозревая, князь Саак гоже с дарами прибыл к нему. Востикан оставил князей у себя нанесколько дней, а затем предложил сопровождать его в Двин, чтобы там закончить дело онаследстве. Князья согласились, но как только они прибыли в Двин, востикан заключил их втемницу.— Не для того ли он это сделал, чтобы захватить владения сюнийских князей, как тыдумаешь, владыка? — обратился католикос к епископу Сааку.— Да, это так, святейший владыка. Востикан не занял бы Сюника, если б его владетели небыли устранены.— Князья Сюника пленены; это большое несчастье не только для страны, но также для царяи для меня.— И тебе грозит опасность, святейший владыка... — начал диакон.— Опасность? Откуда ты знаешь? — тревожно спросил католикос.— Востикан вызвал к себе надзирателя патриарших покоев и велел ему послать сюда гонца.— Зачем?— Чтобы вызвать тебя в Двин.— Что нужно от меня востикану? — спросил католикос епископа.— Одному богу известно, — ответил епископ.— Нсыр сказал надзирателю, что католикос должен находиться в патриарших покоях, а неукрываться в горах, — добавил диакон.— Ему, следовательно, известно мое местопребывание?— Да, святейший владыка.Католикос помертвел от ужаса.— Если я не уеду отсюда, он не сегодня-завтра пошлет за мной своих воинов, — сказал он,обращаясь к епископу.Епископ молчал.— Каково твое мнение, святой брат? — спросил католикос.— Он пошлет войско и после твоего ухода.— Да, но тогда он не сможет задержать меня.Тогда он истребит все духовенство Айриванка, — медленно произнес епископ.Католикос понял значение этих слов и замолчал.— Но ведь ты, владыка, минуту тому назад сказал, что востикан не смог бы занять Сюника,если б не пленил сюнийских князей, — заговорил католикос после недолгого молчания.— Да, святейший владыка, я сказал это.— Значит, и патриаршие покои он займет лишь в том случае, если отстранит меня?— Несомненно.— Ну так, значит, оставаясь здесь, я предаю себя палачам Нсыра?Епископ ничего не ответил.Вскоре прибыл гонец из Двина, который от имени Нсыра предложил католикосу вернутьсяв столицу. Католикос не стал больше раздумывать. Он решил уехать в Гарни. Он послал диаконаГеворга в крепость Гарни, чтобы известить царицу о своем приезде.Диакон поторопился выполнить приказ его святейшества.Это известие взволновало духовенство Айриванка. Многие стали роптать, не осмеливаясь,однако, открыто высказать свое недовольство, тем более что молчал и епископ Саак. Этоозначало, что у него нет надежды повлиять на патриарха. Намерение католикоса поощрялитолько те из его приближенных, которые заботились прежде всего о своей безопасности.Вечером католикос со своими приближенными спустился в нижний монастырский храмдля молитвы и прощания с братией. Местный игумен попросил католикоса отложить свойотъезд хотя бы на час, чтобы последний раз вкусить трапезу вместе с монахами.Во время трапезы молодой монах по имени Мовсес читал, по обыкновению, священнуюкнигу. К концу ужина он раскрыл Евангелие от Иоанна и громким голосом прочел следующее:«Аз есмь пастырь добрый. Пастырь добрый душу свою полагает за овцы; а наемник, иженесть пастырь, ему же не суть овцы своя, видит волка грядуща и оставляет овцы и бегает: и волкрасхитит их, и распудит овцы. А наемник бежит, яко наемник есть и не радит о овцех...»Не успел монах дочитать последние слова, как католикос, побледнев, отбросил утиральник,встал с места и воскликнул:— Боже меня упаси стать «наемником», о отцы Айриванка! Я собирался убежать от волка,верно, но не для того, чтобы предать вас в его руки, а для спасения святынь. Если же мнеприсвоено имя «наемника», то с этой минуты я оставляю эти святыни на волю судьбы ипоручаю их вам. Я не уйду из этой обители!Игумен, не ожидавший от молодого монаха такого смелого шага, был потрясен. Словапатриарха еще больше смутили его, и бедняга, подбежав к католикосу, упал перед ним на колени.— Божественный владыка! — воскликнул он. — Этот монах известен своей скромностью идобродетелью, но искуситель, видно, совратил его. Прикажи сейчас же лишить его сана иизгнать из-под крова, который он оскорбил своею дерзостью.— Нет, дорогой брат, — ответил католикос. — Этот монах не сказал ничего нескромного.Он повторил правдивые слова Евангелия. Он напомнил мне о моем долге, доведя до меня заветбожественного и бесстрашного пастыря... Предводителей грешного Израиля бог звал на путьистины устами пророков. Может быть, он пожелал воскресить пророка и среди нас. Не будемосуждать человека, который имел смелость огласить истину.Инок Мовсес продолжал стоять молча и недвижимо перед аналоем. Лицо его дышаломиром и спокойствием. Все духовенство, поднявшись на ноги, смотрело на него, но молодогомонаха это не смущало. Он знал, зачем он прочел Евангелие Иоанна, и был уверен, что выполнилсвой долг. А что ожидало его в дальнейшем, ему было безразлично.Но игумена не успокоили слова католикоса (он боялся, что католикос припишет этот случайего коварству), и он громко спросил монаха:— Брат мой, кто вразумил тебя прочесть эти слова из Евангелия?— Тот, кто невидимый восседает среди нас, кто руководит нашими сердцами и душами, —ответил монах спокойно.— Несомненно, это его веление, — прибавил епископ Саак. — Если верно, что без его волии лист на дереве не шелохнется, то говоривший на этом священном собрании также вдохновленим. Бог хочет, чтобы его святейшество оставался со своей братией и разделял с ней печали ирадости. Кто может противиться его воле?— Я не противлюсь, — сказал католикос. — Я действительно хотел незаметно для врагауехать ночью, но благодаря этой вечере мой отъезд отменяется. Я остаюсь. Святыни, которые яхотел спасти от надругательства и расхищения, сами защитят себя. Если богу будет угоден мойотъезд, он ниспошлет для меня мрак и среди бела дня.Сказав это, католикос удалился в свою опочивальню. А епископ Саак отправил нового гонцав Гарни сообщить начальнику крепости, чтобы католикоса не ждали.На следующий день рано утром патриарх позвал к себе старейших из братии, чтобыпосоветоваться о спасении монастырских и патриарших сокровищ. Решено было прежде всеговсе ценности — церковную утварь и реликвии, в особенности священные книги и древниерукописи — спрятать в далеких, темных пещерах. Затем отслужить молебен и весь остаток дняпровести в бдении и молитвах, чтобы бог пощадил беззащитное духовенство и не предал его вруки врага. И действительно, у монахов не было другой защиты, как упование на бога ивозможность укрыться в пещерах. Царь был занят войной с восставшими князьями, остальныеже князья укрепились со своими войсками в крепостях. Монастыри и духовенство оставалисьбеззащитными. Убегающий от врага простой люд, не пользовавшийся защитой царских войскили какого-нибудь князя, укрывался в тех же монастырях и этим еще больше затруднялположение духовенства. Приходилось думать не только о защите этих людей, но и заботиться обих прокормлении, что часто было связано с очень большими трудностями.Было погожее осеннее утро. По ясному небу скользил огненный диск солнца, казалось,более светлый и лучистый, чем в другие дни. Склоны и высоты гор Гех, на которых уже поблеклии пожелтели пастбища и рощи, пестрели яркими цветами. Скалы, утесы и башни Айриванка,сжимающие в своих каменных объятиях печальную обитель, освобождались постепенно оттеней скалистой горы. Утренняя нежная прохлада со склонов Геха спускалась в ущельеАйриванка и вместе с волнами Азата смягчала зной, который был здесь уже чувствителен. Надеревьях, растущих вокруг монастыря, и в прибрежных кустах слышалось щебетание птиц,сливавшееся с журчанием речки.Но вот из высеченного в скале храма вышел хор певчих. За ним следовали псаломщики,диаконы, монахи и, наконец, преосвященные епископы, окружавшие его святейшество. Спиной кпроцессии выступали два диакона с серебряными кадилами, которыми они беспрестаннокадили пред католикосом. Начиная с иноков и кончая епископами, все были в черных мантиях,потому что златотканые ризы вместе с дорогой утварью были укрыты в пещерах. Лишь одинкатоликос шествовал в белой ризе, что придавало особую величавость его осанке иблагообразному лицу, украшенному пышной седой бородой.Дойдя до середины двора, духовенство стало полукругом, чтобы приступить к молебну. Ноне успели они кончить вступительную молитву и начать чтение священных книг, как на небепоказалось чудесное знамение. Ясный небесный свод покрылся серо-зеленой тенью, замерцализвезды. В воздухе вдруг повеяло холодом, и загудел ветер. Птицы, до того звонко и веселощебетавшие, замолкли и испуганно стали метаться из стороны в сторону. Все стояли, объятыеужасом, а монах, читавший книгу, почувствовал, что у него помутилось в глазах.Тогда католикос, воздев руки к небу, воскликнул:— О грозный и всемогущий бог! Что за чудо являешь ты своим слабым созданиям?..Потрясенные его голосом, все присутствующие взглянули вверх и с ужасом увидели, каксверкающий солнечный диск наполовину покрылся тенью и огненный круг стал меркнуть. Черезнесколько минут дневной свет померк совсем. Все оцепенели, лишь изредка слышались возгласыстраха и изумления. Епископ Саак выступил вперед и громко воскликнул:— Святейший владыка! Бог ясно возвещает свою волю обители Айриванка, которая хотелаоставить тебя здесь в своем лоне охранять священные богатства армянской церкви. Ты непротивился и сказал: «Если богу будет угоден мой уход, он и при ярком солнце создаст для меняночь». Бог услышал твои слова. Его всемогущая длань создала желанную ночь, затмив яркоедневное светило. Он хочет, чтобы ты удалился из этой обители и спас от опасности себя ипатриаршие сокровища.— Удались, святейший владыка, удались отсюда, ибо такова неисповедимая воля господня!— Удались, удались, мы благословляем твой путь! — закричали со всех сторон монахи.— Покоряюсь воле господней, — сказал католикос и, опустившись на колени, сталмолиться.Все духовенство последовало его примеру.Когда затмение солнца кончилось, монахи ревностно продолжали молебен. А повозвращении в храм монах, читавший за ужином Евангелие от Иоанна, упал к ногам патриарха истал просить прощения.— Я согрешил перед тобою, святейший владыка, — сказал он плача. — Мне казалось, чтобог внушил мне мысль помешать твоему отъезду. Сейчас я вижу, что это было дьявольскимнаущением. Прости меня и помолись, чтобы твой покорный раб избавился от власти искусителя.— Ты действовал по внушению бога, дорогое мое чадо, — мягко ответил ему католикос. —Господь сам внушил тебе то, что ты совершил, чтобы показать нам свою великую силу. Иди ипрочти благодарственную молитву тому, кто сделал тебя достойным этой благодати.Монах, успокоенный этими словами, склонил голову и удалился. Вскоре католикос сосвоими приближенными выехал из Айриванка в Гарни.После отъезда патриарха тревога в обители еще больше усилилась. Монахи были уверены,что бог сотворенным чудом давал знать о близком нападении врага. Поэтому те из них, которыеособенно боялись жестокости арабов, ушли в горы и укрылись в далеких пещерах. За нимипоследовал и ютившийся в Айриванке нищий люд.В обители остались старик игумен и несколько мужественных и самоотверженных монахов,которые сочли за лучшее умереть в монастырских стенах, на пороге святого храма, чем, спасаясобственную жизнь, отдать монастырь врагам. Хотя они не могли и думать о сопротивленииарабам, но, зная, что эти варвары, найдя монастырь пустым, жестоко осквернят его и ограбят, —решили остаться, чтобы принять на себя удар и спасти храм от разрушения. В числе оставшихсябыл и молодой монах Мовсес. Укрыв в пещерах беглецов, он вернулся в монастырь.Вечером прибыл гонец и сообщил о приближении врага.— Востикан направил сюда несколько отрядов, чтобы задержать католикоса и истребитьвсю братию, — сказал он игумену. — Надзиратель патриарших покоев послал меня сообщитьвам эту печальную весть.— Бог уже сообщил нам об этом, сын мой, — ответил игумен. — Католикос и большаячасть братии спасены. А мы остались, чтобы умереть здесь на паперти храма.После отъезда гонца игумен собрал оставшихся монахов и направился в церковь для бденияи молитвы.Они еще молились коленопреклоненные, когда от ужасных криков дрогнули сводыкаменного храма.Игумен поднялся и спокойным голосом произнес слова Христа: «Встаньте, пойдем, вотприблизился час».Он не смог больше продолжать и твердым шагом прошел вперед. Монахи последовали заним. Когда они дошли до церковной паперти, игумен с глубоким волнением обратился к братии:— Мы посвящены в монахи, чтобы служить нашему народу и святой церкви. Мы дали обетперед богом и людьми и изменить ему не вправе. Пойдем же безропотно к жертвенному алтарю,твердо веруя, что, расставшись с жизнью в этом преходящем мире, мы обретем ее вновь в вечномцарствии.— Пойдем исполним наш священный долг! — воскликнул монах Мовсес. — Мы ничем нежертвуем и ничего не теряем. Рано или поздно мы все должны умереть, наша жизнь не вечна.Возблагодарим господа за то, что он уготовил нам достойную кончину. Если стены этого храма,обагрившись нашей кровью, станут еще крепче, если грядущие поколения, найдя целыми этисводы, будут молиться под ними и эта молитва ниспошлет на армянскую землю благословениепредвечного, — мы должны быть счастливы, что стали «избранным сосудом» и в этом бренноммире прожили мудро, предпочтя вечное благо преходящему!— Идем, идем, враг нас не устрашит! Выполним свой долг! — воскликнули монахи инаправились во двор.Арабы уже окружили монастырские стены. Найдя ворота закрытыми, они рассвирепели.Такой дерзости они не ожидали от кучки монахов. «Вероятно, в монастыре есть войско», —решили они.Они кричали, угрожали, ругались. Громадные камни ударялись о ворота. Метатели камней,взобравшись на скалы, скатывали оттуда целые глыбы. Часть воинов, приставив к стенамлестницы, поднимались по ним, чтобы спуститься в монастырский двор. Во дворе же, как стаязатравленных зверей, стояла кучка беззащитных монахов. Дикие крики варваров и грохот обитыхжелезом ворот наполняли трепетом их сердца. Как ни были они готовы принести себя в жертву,все же каждый молил бога, чтобы его миновала чаша страданий. Только монах Мовсес стоялспокойно. Крики арабов, грохот ворот, шум ударяющихся о стены камней — ничто его неужасало. Он словно желал, чтобы скорее настал его последний час.— Мы напрасно раздражаем их, — обратился он к игумену. — Лучше открыть ворота. Раноили поздно они все равно ворвутся сюда.— Нет, нет! Быть может, бог еще захочет спасти нас. Быть может, минует час испытаний, —ответил бледный от страха игумен.В это время поднявшиеся на стены и башни арабы с удивлением увидели во дворе тольконесколько монахов. Там не было ни войска, никаких приготовлений к бою и защите. Этонеожиданное открытие охладило их пыл. Кое-кто метнул в монахов свои копья, но скорее длятого, чтобы напугать их, чем убить. Когда ворота, не устояв под ударами камней, упали и арабы сдикими криками ворвались во двор, монахи отбежали к паперти. Воины бросились за ними и водно мгновение окружили. Засверкали сабли и копья. Еще минуту, и все монахи были быистреблены. Но один из начальников выступил вперед и громко крикнул:— Никого не убивать! Таков приказ. Бешира!Казалось, из пасти разъяренных волков вдруг вырвали добычу.— Почему нам запрещают истребить их? — закричали арабы, рыча от гнева и осыпаяруганью и угрозами монахов.Вскоре прибыл военачальник Бешир. Это был высокий мужчина с широким смуглым лицом,с горящими глазами, с пышной седеющей бородой, спускающейся до пояса. На голове его былабелая чалма с золотым султаном. Одежду из дорогой шерсти прикрывали медные латы. Сбокувисела кривая сабля, выложенная золотом. В руке он держал небольшой блестящий щит.— Кто здесь старший? — спросил он, подъехав к монахам.— Я, твой покорный слуга, — сказал, выступив вперед игумен.— Где ваш католикос? — спросил Бешир.— Его святейшество уехал в Гарни.— Как он смел? Разве он не получил приказа пасть к стопам великого востикана?Игумен не ответил. Он колебался.— Да, приказ был получен, — выступив вперед, сказал монах Мовсес.— Почему же он ослушался?— Католикоса можно просить, но ему нельзя приказывать.— Как ты смеешь так разговаривать со мной?— Каждый человек имеет право говорить правду.— И ты не боишься, что я вырву с корнем твой правдивый язык?— Мы все готовы к смерти.— Презренный! Видно, жизнь тебе надоела!— Жизнь становится не только утомительной, но и унизительной, если человек долженпокоряться врагу. Мы предпочитаем смерть такой жизни.— Господин, прикажи размозжить голову этому наглецу! — крикнул один из воинов,сверкнув саблей над головой молодого монаха.— Пусть он один из всех останется жить, — сказал Бешир и, обращаясь к игумену, спросил:— Где монастырские и патриаршие сокровища?— У нас нет сокровищ, — ответил игумен.— Не лги!— Я говорю правду не из страха перед тобой, а потому, что наша религия запрещает лгать. Унас нет сокровищ, потому что мы монахи, а у монахов ничего не может быть. Мы лишь охраняемнаследие нашего народа, завещанное нам.— Ну, так укажи место, где спрятано это наследство! — приказал начальник.— Я не имею права, — ответил игумен.— Я приказываю тебе!— Я должен ослушаться твоего приказа.— Свяжите их всех и отгоните в сторону! — велел начальник. — А вы обыщите их жилища,молельни, ищите всюду, в каждом углу, принесите все спрятанное, вытащите всех укрывшихся!Воины сорвались с мест и бросились к храму. Но Бешир остановил их. Он знал, что еговоины расхитят монастырские сокровища. Поэтому он отобрал несколько самых надежных ипослал их на поиски. Арабы ворвались в храм, обшарили часовни, монашеские кельи, поднялисьв горные пещеры, искали во всех щелях, разрывали землю, раскидывали кирпичи, но не кашлиничего ценного. В яростном ожесточении они выносили и собирали во дворе лишь простыецерковные облачения, ризы, старые тряпки и рваные ковры.Бешир, увидя это, разъярился. Воины не нашли даже обиходной монастырской утвари,которая, по его сведениям, была в обители в большом количестве.В богатом Айриванке, где обитало несколько сот монахов, где жил сам католикос, ненашлось ни одной медной чаши, ни одного блюда. Во дворе валялись лишь несколькодеревянных мисок, блюд и глиняных чашек.— Значит, вы все спрятали? — спросил гневно Бешир.— Мы спрятали то, что принадлежит обители, — ответил игумен.— Ты немедленно укажешь место, где спрятаны сокровища! — вскричал Бешир, и тяжелыйудар плети опустился на голову старика.Плеть из бычьих жил хлестнула по изможденному лицу старика, оставив на нем багрово-синюю полосу. Игумен зашатался и прислонился к церковной стене. Возмущенный молодойинок бросился вперед и бесстрашно воскликнул:— Если у тебя хватило духу ударить дряхлого старика, ты не достоин имени военачальника!Бог накажет тебя! Берегись его гнева!Бешир не успел ему ответить, как тяжелый удар сабли сразил инока, и он, окровавленный,упал на землю. Озверелый араб, нанесший удар, заслужил одобрение начальника.— Такой конец ждет каждого, кто откажется указать, где спрятаны сокровища, — пригрозилБешир, — Скажите мне, где они, и вы избавитесь от смерти.— Мы не предадим вам ни своих братьев, ни наших святынь. Делайте с нами что угодно, —ответил другой монах.— А что ты скажешь мне, юный монах? — обратился Бешир к Мовсесу.— Господин, предательство — презренное ремесло, и никто из нас на это не способен.Скрытые сокровища — наши реликвии и достояние народа. Мы не имеем права отдавать их вам.Нам принадлежит только наше тело, вы можете его умертвить, но унизить наш дух вы несможете никогда!— Берите этих людей! Предайте их самым жестоким пыткам, пока они не укажут, гдескрыты сокровища, — приказал начальник и отъехал в сторону.Он знал, что Айриванк очень богатый монастырь, и во что бы то ни стало хотел завладетьего богатствами. Упрямство монахов еще больше разожгло его. Схимники же сопротивлялисьглавным образом потому, что в тайниках, где были собраны монастырские и патриаршиеценности, укрылись многие из их братии. Указав на них, они тем самым предали бы их мечуврага.Безжалостные воины поволокли монахов в разные стороны. Одного жгли каленым железом,другого кололи копьями, у третьего вырывали мясо клещами, четвертого, привязав к хвостулошади, волочили по земле. И все же никто из них не вымолвил ни слова. Подъехал Бешир и,увидев изуродованные и окровавленные тела несчастных, велел немедленно прикончить их.Приказ начальника был выполнен, и всех монахов обезглавили... Остался в живых толькоМовсес, которого Бешир пощадил. Он приказал ему немедленно отправиться в Гарни, показатьсвое истерзанное клещами и каленым железом тело католикосу и сказать, что и ему грозит та жеучасть, если он не поедет в Двин и не принесет востикану клятву в верности.Воины Бешира разграбили монастырь и захватили все, что нашли: домашнюю птицу, ульи спчелами и даже пищу, заготовленную для скота. Замучив монахов и утолив этим свою ярость,они не произвели разрушений в храме и часовнях. Монахи ценою своей жизни спасли старинныепамятники зодчества Айриванка.