Радостные воспоминания о коронации и обручении
— Продолжай, — сказала царица.Седа придвинула скамью и, переменив позу, продолжала:— Победы царевича воодушевили тебя. Еще не видя его, ты восхищалась его геройством.Как часто ты заставляла меня повторять рассказы, которые я слышала от князя Марзпетуни!Какая-то неведомая сила влекла к нему твое сердце. Каждый новый успех царевича наполнялтебя ликованием. Помнишь, ты велела подарить участок земли гардманскому воину, которыйпривез весть о победе у Агстева? Конечно, все это не могло укрыться от проницательноговзгляда князя Севада. И он, единственной радостью которого было исполнять твои желания, немог оставаться равнодушным к твоим чувствам, тем более что они не противоречили еготщеславным надеждам. Вероятно, поэтому он и поспешил уничтожить все препятствия на твоемпути, женив Цлик-Амрама на севордской княжне. И вместе с тем это было доказательством еголюбви к родине. Царевич, избавившись от чар этой девушки, стал с еще большим пыломзаниматься государственными делами. Цепи любви часто мешают мужчине стать победителемна арене славных дел.— Но они же часто и окрыляют его, — прервала царица.— Любовь окрыляет только слабых, только тех, в ком погас природный огонь и кого кдействию может толкнуть лишь искусственное возбуждение. Так вино придает храбростьтрусливому воину. Но царевича не сломила любовная утрата. Он продолжал свое победоносноенаступление до тех пор, пока не увлек за собой даже самых нерешительных. Его пример ободрили тех князей, которые в страхе перед арабскими мечами искали спасения в крепостях. ЦарьГагик и владельцы Сюника выступили из своих замков, чтобы преследовать врага. Армениейовладело всеобщее воодушевление, солнце мира взошло над страной, и народ вздохнул свободно.— Счастливые то были дни...— Да, особенно когда после этих блестящих побед царевич унаследовал престол отца и егоскипетр.— Ах, не напоминай мне этого, Седа... О незабвенные часы, которые я провела там!..— Где? В Двине?— Как я была счастлива! О Седа, зачем бог дает человеку счастье, а потом отнимает его?— Пути господни неисповедимы!— Помню, я чуть не лишилась рассудка от радости, когда отец сообщил мне, что всеармянские князья вместе с грузинским царем и Гургеном абхазским должны съехаться, чтобыкороновать на царство царевича Ашота, и что мы как владельцы Гардмана тоже должныприсутствовать на этих торжествах. О, если бы я могла вернуть эти часы или хотя бы несколькомгновений... Ты не можешь себе представить, с какой радостью, с каким необычайнымвоодушевлением готовилась я к царской коронации! Когда мне принесли заказанные отцом дляэтих торжеств драгоценности, я обрадовалась как ребенок и бросилась ему на шею, покрываяего лицо поцелуями. Ты знаешь, я не нуждалась в украшениях, драгоценные камни не имели вмоих глазах никакой цены, но я обрадовалась, так как знала, что благодаря им я буду казатьсяеще наряднее и величественнее на празднестве, куда съедутся все армянские князья и гдедолжны будут блистать пышной роскошью цари Грузии и Абхазии. О, как мне хотелосьпревзойти красотой всех знатных женщин, быть предметом всеобщего внимания и восхищения ичтобы это видел Ашот Железный!— Отец угадал твои мысли. Он постарался, чтобы дом Гардмана превосходил своимбогатством и могуществом другие армянские княжеские дома в Двине. Ради этого он привел ссобой в столицу все свои войска, оставив в Гардмане только сторожевые отряды.— Ты права, Седа, в Двине нам был оказан царский прием. Родители мои ничего неговорили, но мне казалось, что приближенным царя была уже известна тайна нашего будущегосоюза. Из всех княжеских семейств только для нас были приготовлены покои в царском дворце.Даже грузинского царя Атырнерсеха приняли в покоях католикоса, а абхазского князя Гургена водворце царского брата, князя Абаса.— Вероятно, здесь и завязалась дружба католикоса с царем Атырнерсехом.— Да, как и дружба моего деверя Абаса с абхазским князем Гургеном. Но дружба первых непринесла нам вреда, между тем как вторая стала причиной тяжких бед.— Да, если бы Абас, царский брат, не женился на дочери князя Гургена, не произошло бымногих горестных событий.— Конечно, армянка не стала бы сеять рознь между родными братьями. Впрочем, оставимэто... На чем я остановилась?— Ты говорила, что вам оказали царский прием.— Да! Не могу описать, как страстно я желала видеть молодого государя, героя, который втакой короткий срок разбил и уничтожил врага, освободил народ от рабства, привлек и полонилсердца князей. Забыв междоусобные войны, князья объединились вокруг него, чтобы увенчатьцарской короной его благородную голову. В первый раз, когда мы должны были представитьсяему, сердце мое готово было разорваться от радости и страха. Я была рада, что наконец увижуобожаемого героя, и... боялась, что он будет ко мне равнодушен. Седа, ты не знаешь, какая ятогда была гордая! Я со стыда могла бы умереть...— Но почему же, царица? Разве царевич мог быть непочтителен к своим знатным гостям?— Я не хотела оказаться в числе простых гостей. Я ждала иного приема. Не знаю почему, ноя была уверена, что непременно буду его женой. Тщеславная и дерзкая мысль, не правда ли? Номоя мечта осуществилась...Он нас встретил у главных дверей тронного зала. И ты знаешь, что со мной случилось?Увидев царевича, я остановилась за несколько шагов от двери. Он обнялся с моим отцом,поцеловал у моей матери руку, но я не подошла к нему. Я ожидала, пока он сам приблизится комне. Что это было, Седа? Можешь ты мне объяснить?— Вероятно, чувство родовой гордости гардманских князей, и ничего больше.— Ты ошибаешься. Душа моя вдруг ощутила, что сердце, которое я хотела покорить, занятодругой. Встреча с этим величественным и славным героем меня совершенно не смутила.Вначале, правда, я загляделась на него. Он был еще прекраснее, чем я его себе представляла. Нокак только он посмотрел на меня, я снова приняла свой прежний неприступный вид. Онподошел ко мне, ласково и любезно улыбаясь, и приветствовал меня с такой тонкойпочтительностью, что я была покорена. И мы осмеливаемся говорить о гордости!.. Мы!Женщины! Разве может быть женщина гордой, разве может она похвастаться чувствомсобственного достоинства? Нежный взгляд, улыбка мужчины, которого она любит, и всекончено! Женщина становится пленницей и рабой... Не так ли, Седа?— К сожалению, так, милая царица, — сказала Седа, глубоко вздохнув.Бедная женщина, видимо, вспомнила свое прошлое и подобный же случай из своей жизни.Царевич повел нас в зал, где сидела царица-мать. Это была добрая, милая женщина. Хотяубийство государя, ее супруга, сильно надломило ее, но следы былой красоты еще сохранилисьна ее благородном лице. «Подойди ко мне, моя гордая княжна. Давно я хотела видеть ту, котораяс таким упорством отказывает всем нашим князьям», — сказала она и, обняв меня, горячопоцеловала. Золотое ожерелье, которое она мне подарила в залог обручения, — самая любимаямоя драгоценность. Дай мне его, Седа, я хочу полюбоваться им! — попросила царица.Седа встала и принесла ожерелье, которое незадолго до того прислужницы сняли с царицы.— Никогда, никогда я не расстанусь с ним. И когда я умру, Седа, непременно скажи, чтобыего положили со мной в гроб.— Милая царица, почему такие грустные мысли? Пусть умирают твои враги или те, ктопонапрасну обременяет мир.— Увы, оно принадлежит не мне!.. Но та минута, когда это ожерелье обвило мою шею, быласамой счастливой в моей жизни. Я никогда ее не забуду.— Значит, царица-мать подарила тебе его в первую же вашу встречу? — спросила Седа слюбопытством.— Нет, я еще не все рассказала. Через два дня происходила царская коронация. Соборсвятого Григория был переполнен. Там находились: католикос Иоанн, старейшие епископы, весьцарский род, нахарары[8] княжеские семьи и вся армянская знать. Но среди них самымпрекрасным был царевич Ашот. Все взгляды были устремлены на него, все мысли были занятыим. С начала торжества и до его конца прекрасные девушки не сводили с него глаз. Я тогда ещене знала, какие у меня права на него, но уже начала ревновать, так он был прекрасен. Тольковозвышенные молитвы и обряд коронации охладили немного мой пыл и заставили молитьсявместе со святыми отцами о здравии новокоронованного царя и даровании ему побед. О, какиеэто были возвышенные молитвы и сколько в них было горячей веры!— Блаженны глаза твои, царица, что видели это торжество, и уши твои, что слышали этимолитвы. Дождаться бы и мне когда-нибудь... Ах, что я говорю... да продлит господь жизньмоего государя.— Да, Седа, это было возвышенное и трогательное зрелище. Я удивляюсь, как царь,помазанный с таким торжеством, мог сойти с пути истинного и как присутствующие наподобном празднестве князья могли изменить ему... Когда католикос, после опроса государя,обратился к народу и спросил: «Хотите ли вы находиться под властью сего человека так же, какон обещал хранить вас, и хотите ли вы верой и правдой утвердить его царствование и исполнятьпокорно его приказания?» — вся церковь в один голос воскликнула: «Да, да, он наш владыка ицарь!» А теперь, кто из князей остался ему верен, кто не восстал против него?..— Ах, милая царица, расскажи, умоляю тебя, как происходил обряд коронования? А измолитв ты ни одной не помнишь?— Они очень длинные, Седа, пересказать их невозможно. Надо их слышать, видетьторжество. Прежде всего царю вручают меч, потом царский перстень, затем корону.— А молитвы?— Каждый раз читают особые.— Что, например, говорят при вручении меча? Это очень любопытно. Дают ему праворазить?— Конечно. Но... что я хотела вспомнить? Забыла... Подожди. Да, его взгляд... Он ни накого не смотрел. Все ловили его взгляд, но никто не знал, на кого он посмотрит. Когда епископывручили ему меч и католикос высоким и ясным голосом прочел: «Прими меч сей из рукапостольских епископов. Сим воцаришься ты во спасение церкви и всего народа, который твоейдержавной рукой опекается. Опояшь меч вокруг чресел своих, и царствуй в духе истины, и давозвысишься сим над нечестивыми и неверующими... и да спасешь сим народ свой и церковь ибудешь споспешником вдов и сирот, освободителем пленных и утешителем сокрушающихся...»Тут государь поднял в первый раз свой взор и остановил его на мне. Мне казалось, будто онговорит: «Это все я должен совершить вместе с тобой». Все присутствующие это увидели, имногие мне позавидовали. За этот единственный, возвышающий и внушающий гордость взглядмногие высокорожденные княжны отдали бы свою жизнь. Но он оказал эту честь толькогардманской княжне. Не могу выразить, что я почувствовала в это мгновение: небо опустилось,или я поднялась в небесные высоты...— Ах, царица, и ты все это забыла!..— Подожди, не прерывай меня. Я больше ничего не слышала, все мое существо былопроникнуто каким-то блаженным и восхитительным чувством... Слова матери-царицы привелименя в себя. Я стояла рядом с ней. «Опустись со мной на колени и моли бога, чтобы он продлилдни моего и твоего государя», — сказала она мне голосом, полным материнской любви. И мывместе опустились на колени. Я молилась с таким жаром, как никогда в жизни. Слезы текли измоих глаз, как из родника. Были ли это слезы радости или предчувствие будущих страданий, —не знаю.Когда кончилось торжественное служение и хор певчих запел молитвы, к руке государяподошли сначала епископы, затем мать-царица, царь Грузии, армянские князья и, наконец,знатные женщины. Из девушек я первая приложилась к руке государя, и губы мои дрогнули. Моелицо горело. Я поспешила вместе с матерью пройти сквозь толпу, которая расступилась переднами и стала посылать мне вслед благословения. Государь вышел из церкви, окруженныйепископами и князьями. Он сел на покрытого золотой броней коня, над которым высокодержали пурпурный балдахин. Перед государем ехал спарапет[9], по сторонам князь-знаменосеци князь — налагатель венца, а затем вооруженный отряд телохранителей. За ними следовалицарская семья и высшая знать. А то, что творилось на улицах города, не поддается описанию.Весь Двин, обратившись в одно дыхание и в один взгляд, ожидал выхода своего государя. Когдапоказалось знамя спарапета, Двин дрогнул от радостных возгласов. Гремели улицы, площади,бойницы, башни и даже находящиеся за городом бастионы. Народ благословлял и величал АшотаЖелезного.По возвращении во дворец мы тотчас же отправились поздравлять государя. Здесь были всекнязья и княгини. После наших поздравлений мать-царица посадила меня рядом с собой нарасшитый золотом диван и стала занимать разговорами. Чем я ей понравилась, не знаю, новидно было, что душой и сердцем она привязалась ко мне. Вопреки принятому обычаю, царицаочень долго задержала нас у себя. Когда мы уходили, она сняла с шеи вот это ожерелье и, надевего на меня, сказала: «Это дар императора Василия супруге Ашота Первого. Я получила от нееэто ожерелье. Тебе же я дарю его как будущей царице. Твоя преемница унаследует это ожерельеот тебя, и дар последней ветви аршакунских царей останется в царском роде Багратуни». Сказавэто, она обняла меня и горячо поцеловала. Все было решено. Я стала невестой царя. После этогоможешь себе представить, как счастлива я была в царских палатах Двина.Но, увы, от всего этого остались лишь одни светлые воспоминания и это ожерелье,обвившее мою шею в самые счастливые минуты моей жизни...