Глава 1
В жизни есть лишь один закон: либо убиваешь ты, либо убивают тебя. Таков мир, и это сложно принять, поэтому люди предпочитают не заморачиваться. Отключая сознание, они плывут по быстрине и ни о чем не думают вплоть до того момента, пока сами не попадут в чьи-то расставленные силки. Подобно мотылькам, летящим на свет, они, в конечном итоге, окажутся в ловушке. Эта ошибка совершается во все времена. И кто-нибудь обязательно теряет свои крылья.
Так считал отец. Его мнение могло быть верным. А может, он ошибался. Это предстояло выяснить на практике и, желательно, опровергнуть жестокую теорию, а не стать ее жертвой.
— Лиза?
Я отвлеклась от мрачных мыслей и нехотя повернула голову в сторону миловидной синеволосой старшеклассницы. Она улыбалась, слегка прищурив голубые глаза. Мария Армитаж. Студентка 1‐Е класса старшей школы для одаренных детей Америки.
Я улыбнулась в ответ.
— Прости, я немного задумалась.
— Ты хоть слышала то, о чем я говорила?
— Что-то о новом преподавателе?
— Балда! — Армитаж поджала губы и отвернулась, надувшись, словно рыба-фугу. — Я говорила об этом две минуты назад! Куда девается твое внимание в последнее время?
— Я не высыпаюсь.
Просто и лаконично. Казалось, что таким ответом можно было объяснить все. В конце концов, все школьники страдают от недосыпа по тем или иным причинам. Особенно ученики такой престижной академии, как эта.
Для усиления правдоподобности Я даже негромко зевнула.
— Правда, что ли? — Армитаж недоверчиво хмыкнула. — Помнится, ты всегда по утрам была, как огурчик.
— Будешь шевелить извилинами — рано состаришься. А тебе это вредно, — серьезным тоном ответила я, привстав с подоконника. — Я всю ночь работала над проектом для научной выставки, поэтому смогла лечь лишь под утро.
— Что-то на умном. — Армитаж махнула рукой.
— Иногда я удивляюсь тому, что тебя сюда взяли.
— Груба, как всегда, — хихикнув, будто слова её никак не ранили, Армитаж небрежно посмотрела на наручные часы. — Ну, в конце-концов, я всего лишь в классе Е — мне тебя не понять. Ладно, я пойду. Удачи на заумных занятиях для ботанов-хикканов высшего класса.
— Ага, и тебе удачи.
Я вздохнула, равнодушно наблюдая за быстро удаляющейся фигурой. Поступить сюда было приоритетной моей задачей и главным желанием. Как мне казалось. Поступив, я частично вырвалась из замкнутого круга той жизни, что держала меня в четырёх стенах, и одновременно доказала родителям, что являюсь удачным продуктом семейной жизни.
Эта старшая школа была не похожа на все остальные школы Вашингтона и США в целом. Являясь академией национального масштаба, она могла устанавливать высокую сложность вступительных экзаменов, выходящую за рамки программы других школ. Результаты экзаменов вместе с личными достижениями учитывались при распределении по классам, делились на письменные и практические и менялись каждый год. Перечень дисциплин для каждого ученика составлялся индивидуально на основе мотивационного эссе и некоторых пунктов в анкете.
В классы А, B и C попадали дети, что превосходно показали себя на экзаменах и — чего греха таить — были немного известны в своих кругах. Внутри этих классов ученики делились на подгруппы, чтобы каждая из них составляла группу людей с одним и тем же профилем обучения. Профили менялись каждый год, за исключением некоторых постоянных, вместе с экзаменами, чтобы охватить разные сферы развития способностей детей для разных годов обучения. В классы первой тройки стремились во многом из-за высокой стипендии размером в сто тысяч долларов в месяц. Если подумать, то для многих это было хорошим шансом стать финансово независимыми от родителей. В частности, для меня это было хорошей возможностью. Высокий уровень образования и благоприятная среда для занятия личными проектами шли скорее бонусом, в особенности для тех, кто смог оказаться в классе А.
В нижней тройке находились классы D, E и F, в один из которых каким-то чудом смогла попасть Мария. Здесь оказывались все, кто получили оценку выше среднего, но не смогли пройти определенный порог. Эти дети не получали стипендию, но имели право на бесплатное питание в столовой. Распределения на профильные группы в классах не было, но у всех учеников школы была добровольно-принудительная возможность записаться в различные клубы.
Мимо меня то и дело проходили ученики в голубых пиджаках. Некоторые сбивались в группы и болтали между собой, а кто-то держался особняком, как бы невзначай скрывая свои галстуки за книгами, но всех их сближала форменная одежда, поэтому в моих глазах, я пока что ни к кому серьезно не присматривалась, они все были одинаковыми. На парнях форма смотрелась немного смешно, но вот женский пол из других школ вполне мог позавидовать здешним ученицам. По крайней мере, мне так казалось. Голубые юбки или брюки, белые блузки и бледно-синие туфли постоянно мелькали перед глазами и ни чем не отличали учеников друг от друга, пока не посмотришь на галстуки. Белая роза с шипами обвивала голубой атласный галстук по всей длине, если ты обучался в первой тройке классов. Если же узора не было — перед тобой стоял ученик нижней тройки.
Я никогда не умаляла ценность формы, ведь даже дома следовала правилам ношения определенного стиля одежды. И потому я была бы довольно признательна, если бы мне выдали такую же голубую, как и всем остальным. Нельзя выделяться больше нужного. Быть альбиносом в стране Свободы необычно, а уж альбиносом-гением… Я взглянула на белый рукав с чёрными манжетами, сужавшийся ближе к ладони. Сейчас моя кандидатура находилась на рассмотрении студенческим советом или, проще говоря, я проходила испытательный срок. Особого смысла я в нём не видела, потому что если форму уже выдали, то вряд ли заберут её обратно. Честно говоря, я не знала, скольких первогодок вообще выдвигают в студенческий совет в первом же семестре, в первые же дни поступления. Это тот клуб, в который не попадешь лишь из-за одного желания, и единственное объединение, в котором существовала отдельная форма. Сейчас я поправляла рукава белой шинели с желтыми пуговицами и черным поясом с железной заклепкой. Верх высоких, таких же белых сапог покрывали полы белых брюк, что являлись частью формы не зависимо от пола в той части совета, что называлась дисциплинарным комитетом. Форма слишком белая и будет пачкаться, но выглядела, несомненно, красиво.
Пожалуй, если внешность ученика необычна, то в этой школе все посмотрят на него лишь в том случае, если он окажется одет в форму студенческого совета. Здесь ценились знания и репутация, а в вопросе внешности академия, пожалуй, была самой демократичной из всех старших школ Японии. В ней не запрещали красить волосы и ногти: дежурных волновало лишь то, носишь ты форму или нет.
Если рассматривать академию с точки зрения маленького государства и исключить из него администрацию и учителей, то студенческий совет — правительство, а дисциплинарный комитет — орган, наделенный исполнительной властью. В совете была своя внутренняя стратификация, но я не интересовалась ей так сильно, как иерархией школы в целом. Я не собиралась достигать «высших чинов» в школьной жизни. Благодаря вступительным испытаниям в большей степени и репутации семьи в меньшей, я и так находилась в хорошем положении. Школа, как маленькое общество, готовила одаренных детей для светлого будущего страны. Полная меритократия, такая новая для японского общества. Наверное, наибольшее восхищение из всех правил этой школы вызывавала высокая социальная мобильность. Из класса в класс было возможно перейти не только по результатам за год, но и с помощью переводного экзамена в течение года. В какой еще школе было возможно так легко взлететь или упасть? Не последнюю роль в подобных вопросах играл студенческий совет с дисциплинарным комитетом, если верить словам Марии Армитаж . Брату, что продержался здесь два года, точно можно было верить.
Я сцепила руки за спиной и побрела вглубь опустевшего коридора. Эта школа — первый хороший шанс начать новую жизнь в прямом смысле слова. Если все сделать правильно, то…
Телефон завибрировал.
— Элизабет Демченко. Говорит Бастер, вице-президент. Президент просит срочно прийти в комнату студенческого совета.
Я едва сдержала желание сбросить входящий звонок.
— Для чего? У меня сейчас свободное время.
По ту сторону послышался раздраженный вздох. Кажется, Бастер не горел желанием общаться и в этом смысле наши желания совпадали.
— Она в курсе. Президент не хочет забирать тебя с урока, учитывая, что ты сейчас готовишься к крупной научной выставке.
«Планы горят на моих глазах». — Досадная мысль больно кольнула сердце. Впрочем, ничего не поделаешь.
— Продолжай.
— Ты прошла испытательный срок. Президент хочет поговорить о твоей дальнейшей работе в студенческом совете.
Я усмехнулась. Кто бы сомневался.
— Это всё?
— Это всё.
— Скоро буду.
Звонок закончился прежде, чем вице-президент Бастер успел что-то ответить. Не было смысла на него злиться, но мне хотелось еще немного побыть в тишине. Впрочем, разговор с президентом занял бы от силы минут десять. И ведь это не наказание. Это поощрение.
Каждый год появлялись один или два ученика, что набирали близкий к максимальному балл на теоретическом или практическом экзамене.
В этом году таким человеком стала Я, Элизабет Демченко. Ученица 1-А класса, вторая в истории академии, набравшая сотню по всем проверяемым дисциплинам.