Глава VII. Поминки по Кёкёктёю
У Кёкётёя, хана ташкентского, было одиннадцать дочерей, но не было ни одного сына, и об этом печалилось его сердце. Дочь мергена, красавица Бектору полюбила батыра Тёштюка (41) и понесла от него ребенка. Когда Тёштюк собрался уезжать. Бектору спросила его:
- Скажи, как мне быть с ребенком, что живет у меня под сердцем, как твой аманат?
- Если это будет сын, - ответил Тёштюк, - то отнеси и положи его к верблюжьему стаду Кёкётёя у черного камня Байгары. Кёкётёй найдет его и сделает своим сыном. Если же это будет дочь, то воспитай ее и выдай замуж туда, где она не будет лить слез.
Бектору родила сына и сделала так, как сказал ей Тёштюк.
Кёкётёй действительно нашел ребенка, объявил всем, что мальчика родила его собственная байбиче и задал большой той, на котором мальчику дали имя Бокмурун, чтобы не сглазить. (42). Бокмурун рос отважным и храбрым, и из него вышел могучий батыр.
С тех пор, как во время войны с Панус-ханом ташкентским Кёкётёй помог Манасу и перешел со своим войском на его сторону, он стал его самым преданным союзником. Манас очень привязался к нему и думал:
- Чем я могу отплатить Кёкётёю за его преданность и дружбу? Я дал бы ему богатство, но его собственное имущество не помещается в его владениях. Я объездил бы весь свет, чтобы найти ему красавицу-жену, но лета его уже за восемьдесят четыре года перевалили.
Так думал Манас и наконец решил:
- Если Кёкётёй умрет раньше меня, то я, не жалея скота, приглашу все окрестные аилы с четырех строи света и устрою великий пир, который прославит Кёкётёя во всех странах. Этим я воздам ему должное.
Когда Манас был в Таласе, Кёкётёй вдруг тяжело заболел. Почувствовав приближение смерти, он призвал своего родича Баймырзу и сказал ему:
- Баймырза! Моя болезнь усиливается, перед смертью я не сумею увидеть своего сына Бокмуруна и передать ему свое последнее слово. Передай же ты ему мои слова: когда я умру, пусть он не тратит понапрасну скот на поминки; пусть сделает поминки скромные, как свадьбу вдовы, как игру старух; пусть мои похороны останутся незамеченными. Скот нужен живым, а Бокмурун еще молод, своей детской головкой он решит, что мне нужны почести и изведет понапрасну весь скот на угощенье.
Пусть не сообщают пока о моей смерти и Манасу, сыну Джакыпа, ибо если он узнает, то, не жалея скота, вздумает устроить огромный пир, чтобы прославить Кёкётёя. Пусть не только Манас не узнает о моей смерти: пусть знают о ней даже не все люди моего аила.
- Баймырза, родной! Передай эти слова мои Бокмуруну, не проливая, не просыпая ничего из них.
В то время Бокмурун уезжал за своей невестой Канышай, дочерью хана Тюлькю. Когда он вернулся вместе с ней, то Кёкётёй был уже мертв.
Страшно горевал Бокмурун, что не пришлось ему видеть отца перед смертью и услышать его последние слова. Громко рыдал он, и собравшийся народ присоединился к его плачу. Аил огласился воплями, рыданьями и похвалами Кёкётёю за его славные дела.
Когда на землю спустилась ночь, Баймырза призвал к себе Бокмуруна и сказал ему:
Слушай слова твоего отца!
Он их сказал перед смертью,
Он их оставил тебе как завещание:
- Соверши похороны тихо,
Подобно свадьбе вдовы,
Подобно играм старух.
Киргизы, - мой собственный юурт,
Пусть не знает о моей смерти.
Разве слава и известность
Могут оживить покойника после смерти?
Пусть он похоронит меня без расходов,
И мои кости пусть почиют в мире.
Пусть он не учиняет разорения моему народу.
Пусть попусту не тратит богатства.
Не рассыпает золото и белого серебра,
- Так сказал перед смертью твой отец.
Но он сказал еще другое, хотя я так и не понял, говорил ли он это серьезно или в шутку:
- Известите всех о моей смерти,
Всех людей, которые кишат на поверхности мира.
Соберите на поминки мои весь мир.
Конские скачки, борьбу, состязания.
Битву на пиках устройте,
Чтобы все мои дела стали известны миру.
Пышные поминки затейте,
Так, как если бы вы скорбели
О гибели всего киргизского народа.
Вот что приказал, потерявший ум перед смертью, твой почтенный отец. Услыхав все это, сказал Бокмурун:
- Кёкётёй-хан умер, единственный мой советчик теперь - это ты. Скажи, как же мы похороним Кёкётёя? Ведь завещание его двойственно!
И ответил ему Баймырза:
- Заколи дряхлую кобылицу, позови жителей своего аила и устрой угощение, подобное свадьбе вдовы, подобное играм старух.
Но Бокмурун возразил:
- Ничего толкового я от тебя видно не услышу. Поеду-ка я к льву Манасу, он был единственным верным другом моего отца и в радости, и в печали. Пусть он мне посоветует, как быть.
Оседлал Бокмурун своего чудесного скакуна Мааникера, скакал на нем всего одну ночь и на утро прибыл к Манасу.
Приехав, рассказал он ему о смерти своего отца Кёкётёя и о своем затруднительном положении:
- Я пришел к тебе за советом, аба! Отец мой умер, а я молод, голова моя еще не наполнилась мудростью. Когда он умирал, меня не было дома. Он завещал похоронить его пышно, позвать людей с востока и с запада, устроить богатый пир, а потом совершить дела, которые были бы образцом для всего мира. У Кёкётёя много богатств, однако угостить нужно не только киргизов, но и калмыков, и китайцев. Что же теперь делать?
Манас одобрил желание Бокмуруна, хотя несколько и встревожился, и сказал ему:
- Теперь ты поезжай домой и, не стесняясь и не боясь никого, начинай приготовления, как ты вздумал. Они должны стать образцом для всего народа.
Услышав эти слова Бокмурун, незамеченный никем, в ночной темноте вернулся в свой аил.
После кырк-аша, который прошел торжественно, он собрал весь свой народ и сказал:
- Кёкётёй нас всех обогатил. Нет никого, кто бы не испытал на себе его щедрости. Перед смертью он завещал мне устроить аш, и я хочу это исполнить.
Все согласились с Бокмуруном. В это время стояла весна, и скот начал сильно жиреть.
На третий год после смерти Кёкётёя, Бокмурун поднял свой боевой стяг, разбил юрты и позвал великих батыров - Кошоя, Урбю, Кёкчё, Акун-хана и других.
Когда батыры собрались, он сказал им о своем желании устроить пышные поминки, исполняя последнюю волю отца.
Батыры во главе с Кошоем и Кёкчё одобрили это решение.
- Как вы полагаете, в какой земле лучше устроить аш? - спросил их Бокмурун.
Каждый высказал свое мнение, а в конце Кошой сказал, что удобнее всего было бы пировать в Каркыре, и все согласились с этим. (43).
Тогда Бокмурун поднял все юрты своего народа, согнал весь скот и двинулся в сторону Каркыры.
Имущество последнего бедняка
Было покрыто ярко-красными коврами.
Кони, на которых сидели девушки
Были увешаны парными колокольцами.
Все келины надели кете.
Их широкие ленты.
Развеваясь по ветру, достигали земли.
Келин посадили на гнедых иноходцев.
Все женщины облачились в ткань камку.
Тяжелые полы шелковых одежд.
Свободно распахиваясь, достигали земли.
Женщины сели на черных иноходцев.
Самый последний бедняк выглядел богатым,
Как будто он достиг ночи Кадыра. (44)
Девушки разоделись в красные одежды,
Легкие края их шелковых нарядов,
Серебрясь на солнце, достигали земли.
Девушкам дали белых, как снег, иноходцев.
Словом все было сделано так.
Что окружающим народам, казалось.
Будто этой кочевки коснулось благословение Хызра.
Каждый бедняк гнал до тысячи баранов.
Все киргизы обширного Ташкента
Двинулись в сторону Беруу.
Скот, который вели на поводу
Состоял из быстроногих верблюдов.
Самый последний бедняк
Вел за собой до тридцати-сорока кобылиц.
Все коровы мычали -
Так двигался этот караван.
Все овцы блеяли -
Так двигался этот караван.
Люди других аилов
Застывали в удивлении перед таким обилием.
Все лошади ржали -
Так двигался это караван.
Некоторые из чужих, не знавших, в чем дело,
Думали, что движется караван сплошных богачей.
А мудрецы решили,
Что это - депо рук Манаса.
Всех верблюдов покрыли тканями.
Приладили оснащение.
Все найзы отточили до блеска
У верблюдов глотки были размером с кёнёк.
Все остальное имущество
Нагрузили на черных одногорбных верблюдов с бубецами.
Караван был подобен могучему войску.
Верблюды легли, их оседлали.
Пригнали все их уборы так.
Что края покрывал на них спускались до земли.
От криков и шума гудело в голове.
Зеленое знамя Кёкётёя
Высоко реяло и сверкало на солнце.
Боевой стяг его развивался по ветру.
Золотой полумесяц на нем
Сверкал так, будто его коснулись лучи луны.
Статные азаматы.
Самые отважные джигиты.
Сопровождали это шествие.
Если пересказать все, то не хватит слов,
От начала до конца не охватишь глазом.
Голова каравана отстала от хвоста
На расстоянии трех дней пути.
Если б людей и скот каравана
Выстроить гуськом,
То понадобилось бы сто дней, чтобы обойти его.
Табуны коней гнали потихоньку, чтобы наращивать жир.
Люди ели вволю конское мясо,
Жевали сочных гусей, с которых стекал жир.
Посадив на руку ловчих птиц
Ехали, развлекаясь и веселясь.
Через Олуя-Ата, Чимкент,
По руслу реки Сайрама,
Двигались непрерывным потоком
Тьмы народа, в огромном числе.
С великим шумом гнали скот.
Привязав арканами жеребят.
Семь дней отдыхали привольно.
Потом снова трогались в путь,
И опять двигались шумно и весело.
Наконец, сделав на пути одну остановку.
Караван прибыл в Баши-копре.
Чтобы дать овцам нагулять жир.
Чтобы гости пресытились до отказа.
Табуны гнали не спеша.
Поэтому только через двадцать дней
Прибыли в Алма-Ата.
Шесть дней там отдыхали,
И кони наливались соком.
В Эшик и Турген,
Там, где пашут землю.
Радостно переселил свой народ
Эр Бокмурун - настоящий муж.
Радовался народ приволью нового кочевья. Удобно было оно для скота, подходило и для поминальных пиршеств. Начал готовиться тогда народ к шумным пирам, разыскивал в окрестностях источники с чисой водой и заготавливал топливо.
Созвал Бокмурун аксакалов и сказал им:
- Поминки нужно провести как следует - это наш великий долг. Сколько народа мы пригласим на аш и кого? - так советовался он с ними.
Тогда встал Баймырза и промолвил:
- Кого же нам пригласить на аш? Пригласим некоторых казахов и киргизов, которые явятся со своими подарками к пиру. Манасу тоже можно послать вестника, а то можно этого и не делать и его совсем не извещать.
Бокмуруна страшно разневали лукавые слова Баймырзы, и он в ярости стал бранить его:
- Богатства Кёкётёя так велики, что не вмещаются в его владениях. Не буду я жалеть имущества отца ради его памяти. Если я надумал устроить аш, то сделаю это, как подобает сыну Кёкётёя. Отец мой перед смертью завещал мне:
- Когда я умру, сын мой, позови все народы Востока, оттуда, где рождается день, позови все народы Запада, оттуда, где день угасает. Устрой аш так пышно, чтобы надолго сохранился он в памяти всех народов. Так он сказал перед смертью, так и хочу я сделать теперь.
Был в аиле Бокмуруна могучий батыр по имени Айдар. Призвал его к себе Бокмурун и сказал:
- Садись на доброго коня, удалец, надень на себя непроницаемую для стрел и пуль одежду, скачи на Восток, где рождается день, скачи на Запад, где день угасает. Оповести народы о смерти моего отца, пригласи все народы, которые встретишь на своем пути, на поминальный пир о нем. Скажи, чтобы все собирались в привольные долины Каркыры. Будет там аш великий, угощенье обильное, веселье несмолкаемое. Поскачут статные кони на байге, добывая первенство. Первым призом будет девять тысяч красных верблюдов, девяносто тысяч рогатого скота, сто тысяч голов овец, а последним призом будет девять штук черного скота и девяносто голов овец. Всего призов положено на шесть десят одного скакуна. Так оповести ты их всех и прибавь:
- Не отказывайтесь от пышного пира, приезжайте все со своими близкими, приводите с собой все множество вашего войска. Если вы пренебрежете поминками Кёкётёя, то его сын Бокмурун, могучий и славный батыр, не оставит вас живыми за оскорбление. Он налетит на вас войной, разгромит ваши аилы, и останется у вас из всего твердого - только казан, а из всего мягкого - только вода. Ваши жены и девушки станут рабынями, а сами вы будете уничтожены. Больше ничего не прибавляй, удалец, а скачи дальше по городам и аилам.
А Кошою и Манасу скажи иначе, с великим поклоном и почтением скажи, и знай, что если перед ними ты промолвишь хоть одно дерзкое слово, не бывать голове твоей на удалых плечах!
И пустился Айдар в долгий и трудный путь. Девять раз поднимался месяц в своем полнолунии, а Айдар все еще был в пути.
Бокмурун, сын Кёкётёя,
Свой народ, переселившийся подобно морской волне,
Расположил на летовку в Каркыре;
Разбил триста тысяч просторных кибиток.
Послал на откорм крепких коней;
В течение долгих трех лет
Готовился народ его к великому пиру.
На берегах Уч-Булак - трех источников,
В долинах Учкаркыры
Появились их мягкие юрты,
Ожидая прибытия гостей.
И вот, наконец, на аш Кёкётёя начали съезжаться приглашенные. Из Китая прибыл Конурбай, приехал Мурадыл, сын Кырыма, прискакал Нескара с красной кисточкой на шапке, калмык Ушан, Бороончу черногривый, ханша Оронгу из Канкая, богатырша Сайкал, дочь Каткалана из Солонов, Алооке, Джолой - великан с нравом свиньи, Бозкертик, сын Токшукера, Соорондик, сын Солобона, великан Будаанчан, из Катаров - Тагылык, Сары - великан из Сакалатов, отверженный всеми Кейкубат, тибетский хан Демиль, чванливый Чоюнали, Джоонали с хвостом орла стервятника, Каманалы с ушами, как ножницы, Китенали с железным пупком, Кошой из племени Катаган, Кёкчё батыр из казахов, красноречивый Эр-Урбю, Тёштюк, сын Элемана, Джамгырчи, сын Эштека, Музбурчак, сын Буудайика, Агыш, Коджош, Акбай, и Мамбет, Кёкбёрю, сын Урумкана, Кёккоёен, Султан, Джеджигер, Чегиш, нойон Эгиш, Керкёкюль из Кёкмёков, Эр Джанай, сын Кочпеса, ханский племянник Джугору, хан афганцев Акун-хан, хан Бухары Темир-хан, Аи коджо из арабов и много других там было.
Каждый прибывший привел с собой огромное войско.
Когда собрались все гости, наконец, после всех, прибыл Манас со стотысячным войском, в полном вооружении и доспехах, с бесчисленными стадами скота, вместе с Каныкей и сорока чоро.
Сорок чоро были все тут:
Кыргыл и Бакай - мудрецы,
Эр Алмамбет также был,
Чубак, сын Акбалты,
Один из молодцов - арстанов;
Чалыбай, сын Кулдура,
Насмешник и остроумец Аджибай,
Кутунай, киргизский бек,
Каратоко, Маджик,
Чилик, сын Камбара,
Сатай, по прозвищу Саргыл,
Атай, сын Сабан бия,
Умет из рода Уйшун,
Джайсан, сын Умета,
Каракоджо, из рода Аргын,
Бообек, Шаабек, Шюкюр,
Алтай из рода Арбандаров,
Тёртай из рода Дорбендаров,
Гадальщик Телек
Самый искусный из всех, -
Он, как и Агыдай, гадал по лопатке,
Глава топа Токотой,
Глава эля Элеман,
Глава халка Калкаман
Серек и Сыргак,
Ловкие и мужественные в схватке;
Кошабыш, сын бая с бубенчиками,
Глава коша эр Ыбыш,
Алаке, сын Алыма,
Лев Маджик, также был тут.
Если в темноте будет двигаться войско.
Если киргиз двинется в путь ночью,
Не ошибутся в следе корсака,
Кадыр, Джайнак, Шууту,
Остряки, веселившие народ.
Если войско двинется в ночь,
В путь пойдут тюмены киргизов.
Не ошибутся в следе лисицы
Тумен, Джайнак, Шууту,
Вышедшие из тюменя остряки.
Казах Джоорончу,
Кайгыл, Кёгёл, Тоорулчу,
Сын Шинги Кербен,
Шыптыкашка и Дербен,
Богол, сын Бураджола,
Что опознавал врага издалека;
Ырчиуул, Бозуул, искусники.
Эр Тазбаймат молодой.
Что при первом слухе о походе
Сейчас же шел навстречу врагу;
Каратоко, Кабыке,
Сын Джаангира, Джабыке;
Подняв белый стяг.
Брат Манаса Абыке-датка прибыл с войском.
С многочисленными знаменами,
С сверкающими белыми наконечниками,
Бели все батыры свои войска (45)
Долго ожидали все собравшиеся приезда Манаса
Наконец он прибыл.
И все народы, которые прибыли на пир устремились ему навстречу: все повскакивали на коней и помчались к его кочевке, один наезжал на другого, произошла большая суматоха, люди сбились в кучи, падали и опять вставали. Переполох был такой, как в стаде гусей.
Манас громко произнес всем: "Салям!"
Кошой гулко ответил ему: "Алик!"
И с укором сказал ему так -
Язвительны были его слова:
- Ты прибыл, Канкор, наконец,
А мы ведь давно уже ждем тебя.
Отсюда приедет, думали.
Оттуда приедет, думали.
Вот приедет, думали.
Приготовленный скот
Мы, а с нами китайцы и калмыки.
Уже поделили и съели.
Ты хотел доказать свое величие,
А расстроил порядок своего юурта.
Многие теперь разорены,
У них нет даже сил сказать "Эх!".
Их скакуны совсем истощились.
Сколько гремело имен
Настоящих арстанов, эров, батыров
В этом тленном мире,
И все они были взяты смертью.
Неужели же Кёкётёй выше их всех.
Что для него устраивается такой аш?
Пусть он провалится сквозь землю!
Велика дерзость Бокмуруна,
Если он замыслил пригласить к себе
Население всей земли.
Тогда Манас так ответил ему:
- Аи, абаке, богатства всегда найдутся.
Пока они существуют на земле.
По-этому, пока жив Манас,
Не жалей богатства, абаке?
Манаса поместили в юрте славной и именитой девушки Тоорун. Весь народ, прибывший на аш, толкая друг друга, стремился увидеть Манаса и толпился у его юрты.
Сынчи Чагырай, испытатель искусный, служивший хану Алооке, стремясь разведать, каков Манас, заглянул в отверстие юрты. Но так напугал его грозный облик Манаса, что не вынесло сердце его такого страха и разорвалось. Пораженный Чагырай упал бездыханным, и в народе надолго сохранился рассказ о быстрой смерти искусного сынчи.
В это время Бокмурун пришел к Манасу, привел ему в подарок скакуна Арча-тору и сказал:
- Мы не начинали аша, потому что ждали тебя, батыр! Теперь сам решай, когда начинать.
И пригласил Манас на совет Кошоя.
А калмыкский батыр Джолой, приехавший на аш, не довольствуясь пищей, которой угощали весь народ, пришел туда, где варилось мясо, силой отнял у поваров целый казан мяса и съел его. Этим он, однако, не насытился. Когда он собрался отнять еще казан, один из поваров пошел и пожаловался Бокмуруну. Бокмурун разгневался:
- Ах, чтобы он провалился сквозь землю! Если бы он мне сказал, что голоден, ведь я бы ему в его юрту доставил мясо. - И сказав это, он вскочил на своего Мааникера.
Когда Джолой увидел этого коня, он позавидовал Бокмуруну и поскакал к Конурбаю за советом, как бы отнять его у хозяина. Джолой расхвалил Конурбаю Мааникера и сказал:
- Хочу найти повод, чтобы добыть себе этого скакуна!
Тогда Конурбай призвал Бокмуруна к себе и сказал ему:
- Ты, Кёкётёев Бокмурун,
У которого вонючий айран и курут зацвели!
Ты почитаешь главу бурутов
Больше, чем меня.
Едва Манас прибыл на твой аш,
Как ты ему поднес
Тулпара Арматору.
А ведь это скакун, оседлав которого
Не стыдно появиться даже в Бейджине
Или объехать вокруг него!
Этот скакун был бы достоин
Нести любого из нас.
Кто вздумал бы нарядно одеться,
И выехать на Карашаар!
У этого скакуна гордая посадка головы.
Он подобен козлу,
Его стоило бы на следующую весну
Преподнести в дар самому Эсенкану.
Сейчас в твоих руках
Есть конь, по кличке Мааникер.
Отдай мне Мааникера, бурут!
Послушайся моих слов, бурут!
Если ты не дашь мне Мааникера,
Если ты не послушаешься моих слов,
То я разгромлю твой аш,
И разорю твой аил,
Я обращу твой той в ад,
Я покараю весь народ.
Тогда ответил Бокмурун Конурбаю:
- Я должен посоветоваться со своими родичами, - и спешно поехал к Кошою. А Кошой так сказал Бокмуруну:
Если Конурбай просит,
То нужно уступить ему Мааникера.
Ведь рано или поздно наступает время
Всякому коню стать подарком.
Конь ведь уже с давних пор
Предназначен служить как дар.
Ведь твой Мааникер, сколько бы его не хвалили,
Все таки только кизяк кобылицы.
А китайский Конур - грозен,
Он может разрушить и разгромить,
Он может всех истребить без остатка.
Для твоего же рода лучше, дитя мое.
Спокойствие твоего аила.
Не надо быть жадным!
Тот, кто жалеет коня.
Обречен вечно видеть только землю.
Тот, кто жалеет ловчую птицу,
Обречен вечно видеть пустое небо.
Что же еще он может увидеть?
Обсудив это дело с киргизскими батырами, Кошой решил отдать Мааникера Конурбаю, но все-таки посоветовал Бокмуруну:
- Поскольку на аш прибыл Манас - аджидар, то как бы не было грозы и не разгневался бы он, если ты сделаешь это без совета с ним.
Поговорить об этом с Манасом взялся Урбю. Киргизские батыры во главе с Кошоем приехали к Манасу и застали его сидящим на троне, а сорок чоро в это время, разбившись на две части, играли в ордо.
Своему абаке Кошою, арстан Манас дал справа от себя самое почетное место.
Тогда начал свою речь Урбю и успел произнести одно только слово: "Манас!". Но в этот миг Манас посмотрел на него так грозно, что тот растерял все свои слова и не мог больше ничего из себя выдавить.
Рассердился Кошой на Урбю и повел речь сам:
Конурбай из Анджи-Бейджина,
Великий калдай, проклятый духом умерших.
Просит у Бокмуруна Мааникера.
Вот мы и пришли к тебе за советом!
Услыхав, что сказал Кошой, Манас пришел в ярость и закричал:
- Эх, абаке! Где же твой разум?
Как ты можешь говорить мне такие слова?
В то время, когда мое могущество
Достигло сияния солнца,
Как же можно уступать угрозам Конурбая
И отдать ему скакуна?
Задается слишком эта свинья.
А ну-ка я попробую с ним сразиться!
Могу ли я уступить ему
В то время, как мое величие
Поднялось, как сияние месяца.
Возгордилась слишком эта свинья.
А ну-ка я столкнусь с ним разочек в великом бою!
Вот, когда погибнет Манас,
Когда он предстанет перед вечным судом.
Когда вселенную покорят китайцы,
Когда они двинутся, не встречая отпора, -
Вот тогда, Кошой, ты можешь отдать им в залог,
Не только коня, но и собственную дочь.
Сегодня он угрозой потребует Мааникера,
Завтра - захватит Чалкуйрука у Тёштюка,
А потом посягнет и на Аккулу.
Разве все киргизские роды.
Отдав скакуна.
Не будут обнимать пересохшее русло с иссякшей водой,
И не полягут как обессиленные атаны?
Разве тогда молодца - азамата не постигнет несчастье.
Если ты отдашь коня без боя?
Разве за это в потустороннем мире
Не попадет Манас в ад?
Как теперь в моем присутствии
Осмелился ты сказать такие слова?
Если бы это был не ты, Кошой,
А кто-либо другой,
Я, не дожидаясь конца его слов,
Отрезал бы ему язык!
Так в гневе отвечал Кошою Манас и, громко ударив в боевой акдоол, стукнув по земле своим аккельте, вскочил на коня и помчался в бой с китайцами.
За ним сорок чоро двинулись толпой
С шумом и боевыми криками.
Бурной струей хлынула кровь.
Бесчисленны были убитые.
Порубили они китайцев,
Их айбалты, глухо падая на головы,
Уничтожили много врагов.
Лицо Конурбая тогда подернулось мрачной тучей отчаяния, он вскочил на коня и скрылся в далеких горах.
От китайского стана отделился старик Алооке с шестьюдесятью джан-джуня-ми и прибыл к Манасу с повинной.
Привели они с собой в подарок Манасу красавца скакуна Кылгару - кровного брата Алгары, знаменитого скакуна Конурбая.
Манас принял их повинную, и мир был заключен.
Когда настал вечерний час, по всему стану гостей звонко закричали глашатаи, сев на стройных коней:
- Утром начнутся скачки, готовьте тулпаров, объезжайте их, охлаждайте их!
Первым призом будет девять тысяч белых верблюдов, девяносто тысяч голов рогатого скота, сто тысяч овец, последним призом будет девять голов рогатого скота и девяносто овец. Всего назначен шестьдесят один приз.
Больше двух тысяч всадников изъявило желание участвовать в байге. Тогда Манас позвал Алмамбета и сказал ему:
- Смотри, все люди всколыхнулись от жажды призов! Столько коней нельзя пускать на байге, а не пустишь - обидятся. Наведи-ка ты, Алма, ненастье и холод, тогда выдержат скачку только стойкие, только тулпары получат призы, осталь ные же по дороге погибнут.
Алмамбет нагнал на землю ненастье и холод, и когда поскакали кони в пробный пробег, то половина из них полегла (46). У всадников, сидевших на них, остались одни уздечки в руках, и они не надеялись сами остаться в живых. Вперед пронеслись только самые лучшие тулпары.
- Готовьте коней для байге! - вторично возгласили глашатаи.
Множество народа, построившись рядами, ожидало начала состязания. В байге участвовало уже только тысяча тулпаров, после того, как другая тысяча погибла из-за ненастья.
Среди скакунов находилась кобыла богатырши Оронгу. Ее, как существо женского пола, решили пустить вперед. За ней должен был идти Аккула.
- С какого места будем пускать коней? - спросили у Манаса.
Но его ответ опередил Урбю, сказав:
- Пусть два дня их ведут к месту, где начнется бег, а в один день они скачут обратно.
Манас разгневался на такое самовольство Урбю и огрел его с размаху камчой. Урбю покачнувшись, едва не упал на землю, но все же сумел удержаться на ногах.
Кошой рассердился на то, что Манас ударил Урбю:
- Ах ты, Манас, Манас! Ты, оказывается, очень задаешься, - сказал он. - Ты, видно, слишком возгордился. И стал подобен чаначу скисшего кумыса. Если ты не бросишь свои замашки, Манас, берегись, тебе еще достанется от Кошоя!
Урбю, услыхав, как заступился за него Кошой, осмелел и обругал Манаса дерзкими словами. Тогда Кошой разгневался на дерзость Урбю и вывел его вон. Манас в гневе задумал было отомстить Урбю, но Кошой своим посредничеством уладил дело. Манас гневался и молчал, не говорил ни слова в продолжение времени, которое нужно, чтобы сварить котел мяса, но потом промолвил:
- Пусть скакуны бегут туда в течении шести дней и пусть они достигнут Туркестана. Пусть шестьдесят человек будут погонщиками, а шестьсот человек пусть пригонят заблудившихся коней на правильный путь.
После того, как кони двинулись в путь, народ начал пировать и угощаться мясом.
Шестьсот бревен из карагая привязали друг к другу, из сорока двух веревок сплели канат. На вершину карагаев привязали джамбы, -так устроили для стрельбы цель.
Каждый, кто считал себя стрелком - мергеном, приготовился попытать счастья. Стреляли с раннего утра до знойного полудня, истратили все стрелы, но никакими приемами, никакими уловками сбить джамбы с шеста не удалось.
В это время прибыли Манас и его сорок чоро. Каждый чоро выстрелил раз и попал в одну из веревок.
Последним выстрелил Манас и перебил последние две веревки. Джамбы, сверкнув на солнце, упал на землю и покатился. В это мгновение Манас на скаку со всего размаха пригнулся к земле и схватил его. Окружающий народ застыл в изумлении, видя его удаль.
После этого решили устроить поединки.
Для победителей в качестве призов были назначены шестьсот коней, сто верблюдов, двести коров, пятьсот овец. Из среды китайцев вышел Джолой и сел посреди окружавшего его народа.
Тогда в гуще китайцев и калмыков
Внезапно образовался просвет.
Как будто земля раскололась пополам,
Как будто рассыпалась гора.
Пыль взлетела, но скоро рассеялась,
И тогда виден стал многим
Неуклюжий Джолой батыр.
Весь юрт оценил его,
Все выбрали Джолоя для битвы.
Это он летует у устья Амура,
Это у него кипит сила, как негашеная известь.
Он - вершина снежной горы.
Он - важный торе у калмыков
Он съедает зараз шесть батманов жареного зерна,
И всегда пахнет пшеницей от великого Джолоя.
Он выпивает зараз кровь шестидесяти коней.
- Вот он каков, великан Джолой!
Он съедает в один присест семь батманов жареного зерна,
Он выпивает одним глотком кровь семидесяти заколотых коней.
Если посмотришь на его ногти,
-Они подобны когтям тигра.
Если посмотришь на его усы,
-Они подобны лопастям мельничного колеса.
Как ровный ряд выпрямленных лопастей.
Торчат они один к одному.
Зрачки его глаз равняются целой большой чаше.
Отец у него был, но бата ему не читал.
Слова у него есть, но говорит, он, точно рубит.
В мире не такого грубияна!
Толщина его несоразмерна росту.
Мордастое лицо его хмуро и неприветливо.
Он - как настороженный тигр, приготовившийся к прыжку.
Обрамляют лоб его брови.
Он - как верблюд тяжеловес, никто не может его поднять.
Голова его подобна походному котлу.
Падающая сзади коса
Заплетена, как уздечка из конского волоса.
Лет ему около сорока,
Не так уже много прожил, проклятый,
А ростом уже стал с целый минарет!
Он забрал себе в голову мысль
Не оставить в живых
Ни одного из великанов этого мира.
Уши его как щиты или ручной зонтик.
- Таков был этот калмыцкий батыр,
Что важно шел к месту боя.
Если посмотришь на его ресницы,
То они напоминают крапиву на склонах горы.
Уши его подобны щиту.
Если ему в руки попадает камень величиной с гору,
То он одним нажимом превращает его в толокно.
Если присмотришься к его туловищу,
То расстояние между его плечами
Равняется полуторному размаху рук.
Силач этот близок по душе Конурбаю,
Это его закадычный друг.
Так велики размером его плечи,
Что на каждом уместится по человеку.
Так мясисты его широкие щеки,
Что каждая щека насытит двух борзых собак.
Ступает он размашисто и грузно.
Каждый сустав Джолоя
Беспредельно силен, как в сказке.
Глазницы Джолоя
Подобны глубокой яме для зерна.
Гной у кончиков его глаз
Подобен полной миске с пищей.
Икры у него толстые, как живот быка.
Дыхание, выходящее из его уст
Шумно, как ветер горного перевала.
Локти обеих его рук
Подобны сорокалетним чинарам.
Если посмотришь на его веки.
То они нахмурены, как веки орла,
Который никогда не упустит добычу.
Грудь его мощна и сильна.
Как поверхность широкого холма.
Повадки и характер Джолоя
Напоминают матерого голодного волка.
Извилина его спинного хребта
Широка, как равнина для конских скачек.
Каждый из сосков его грудей
Размером с двухгодовалую елку.
Он выпячивает грудь, как бык,
И, ко всему этому - страшно чванлив.
Остёр меч и крепка пика у него.
В облике его есть что-то львиное.
Чего он захотел, того всегда добьется:
Упрямство в нем очень сильно.
На поединок Джолой-балбана
Народ выбрал, как самого подходящего.
Мускулы его подобны туловищу быка,
Мощь у него богатырская,
Никого, кто может сражаться, он не обойдет.
У него есть способность побеждать.
Он никогда не задумывается о смерти:
В этом он подобен животным.
Всякого, кто видел его грозный облик,
Охватывает сильная дрожь.
Он пришел и сел на майдан,
Урча, как пьяный слон.
Его трубка, величиной с жолоб,
Выпускала толчками клубы сильного дыма.
Глотка его испускала рев.
Как бегущий с гор поток.
Гнев, который струился из его глаз,
Шипел, как огненная лава.
Калмык задорно крикнул боевой клич -
И от этого крика оглохли близь стоящие.
Когда на поединок вышел Джолой,
Его противников объял страх.
Не сказав даже - А!
Он выступил и разделся.
Совершил по-своему молитву
Повернувшись лицом к востоку.
На него смотрели многие:
Калмыки, китайцы, индусы, евреи.
У абаке Кошоя
Белки глаз были как звезда Чолпон
Его ухо в форме месяца было похоже на щит.
Это он, эр Кошой,
Открыл путь в неприступный Бейджин.
Это он, эр Кошой,
Оживил тихий, забытый Кашгар.
Это он, эр Кошой,
Восстановил жизнь разоренных базаров.
Из коршуна-стервятника он сделал ловчую птицу.
Из едоков мертвечины он сделал бойких ловцов.
Из равных бродяг он создал народ.
- Ах ты, проклятый, - крикнул он Джолою, - недолго же тебе похваляться! Эй, молодцы, выходите, сразитесь с ним! - и поскакал сам к киргизским балбанам. Обратился Кошой к Тёштюку:
- Младший ты из девяти сыновей,
И любимец Элеман бая!
Можешь ли ты сразиться с балбаном,
Можешь ли ты отстоять нашу честь?
И ответил ему Тёшткж:
- О, абаке!
Если ты скажешь, то я пойду.
Как же могу я не пойти?
Разве месяц прячется от звезд?
Как же могу я спрятаться
От этого гнусного обжоры Джолоя?
Уже семь лет прошло с тех пор
Как я спустился в недра земли,
Но только семь дней прошло
С тех пор, как я поднялся на ее поверхность.
Крови у меня осталось всего лишь одна ложка,
А тело у меня все посинело.
Кошой посмотрел на него пытливым оком и сказал:
-Останься! Среди киргизов
Ты один из могучих борцов, Тёштюк!
Среди киргизов ты настоящий сырттан, Тёштюк!
Кошой пришел к Акбаю и спросил:
- О мой жеребенок, Акбай, выйдешь ли ты на поединок?
Семнадцатилетний Акбай тихо ответил:
- Конечно, выйду.
Но Кошой посмотрел на него пытливым оком и сказал:
- Только что женившийся шалун! У тебя кости стали мягкими после медового месяца! Ведь калмыкский балбан Джолой способен вырвать руки у тебя, как у малого ребенка. Киргизы не стерпят этого, и тогда начнется между народами битва великая.
Так обращался Кошой по порядку ко всем киргизским балбанам, но ни один из них не подошел для поединка.
Тогда пришел Кошой за советом к Манасу:
- Против этого капыра Джолоя должны выступить или ты, или я. Больше никто не сможет выйти на майдан, да если и выйдут, какая от этого будет польза?
Манас сказал ему:
- Я слаб в пешей борьбе. Я могу сражаться только на коне. На битву с пиками и на конный бой выйду я, на ручную же борьбу выходи ты.
Кошой вспомнил тогда, что ему уже восемьдесят пять лет и что нет у него уже прежней силы. Погоревав об этом, он все же согласился и сказал:
- Все равно моей голове будет одна смерть! Я не могу не послушаться тебя, Манас! Пусть твое слово будет делом. Я выйду. Но мои шимы уже потрепались. Стоит Джолою дернуть их, они расползутся, и я стану посмешищем для народа. Найди мне прочные шимы.
Стали искать, но ничьи шимы не подходили Кошою. Тогда Манас сказал:
- У Чалыбая или Аджибая есть мои шимы, возьми их, если и они не подойдут, то других нигде нет.
Разыскали шимы Манаса, но Кошою и они не подошли. Тогда Манас с упреками набросился на Чалыбая и Аджибая. Зорко осмотрели Чалыбай и Аджибай шимы и обнаружили, что в швах у них есть скрытый запас. Они быстро распороли швы, надели их на Кошоя, и они оказались впору. Очень обрадовался Кошой.
- Замечательные шимы, кто бы мог их сшить? - спросил он Манаса.
Усмехнулся Манас в усы и ответил:
- Каныкей до сих пор не имеет ребенка и тоскует о нем. Это она искусно сшила эти шимы, чтобы получить благословение борца. "Это принесет мне счастье - ребенка", - сказала она.
Тогда Кошой позвал Каныкей и произнес свой бата:
Желание исполняет один только Аллах!
Если он пошлет тебе ребенка,
То пусть он будет не дочерью, а сыном,
Пусть он будет не медведем, а львом.
Пусть он сразит всякого, в кого будет стрелять.
Пусть он свалит всякого, с кем будет сражаться.
Пусть он пасет коней только в густых травах.
Пусть никто из людей его не превзойдет.
Всколыхнется от его удали степной ковыль.
Порадует он всех своих родичей.
Прольет он черной рекой вражью кровь.
Почувствует его силу все народы.
Кровь врагов он будет лить, как воду.
Вместо одежды он будет распарывать чужие войска,
Вместо шапок он будет сшибать головы.
Вместо ткани он будет прокалывать глаза,
Все, чего только коснется его рука,
Он превратит в камень и пепел.
Сопротивляющегося врага
Пусть он режет, как козла.
Пусть его имя будет Семетей.
Пусть сын снохи - келин Арууке
Будет ему всегда советчиком,
Будет ему истинным другом.
И назовут того советчика - Кульчоро.
Пусть он будет гибок, как ива,
Пусть он будет другом Семетея,
Когда он разгневается.
То пусть прикончит
Абыке, Кёбёша и хана Джакыпа.
Пусть он прикончит и сорок чоро,
Если они не послушаются Семетея.
Пусть он сравняет холмистую землю,
Пусть он наточит свой черный булат.
Когда же на язык ему придут проклятья,
Пусть он прикончит и хана Конура, -
Так закончил свой бата Кошой.
После этого шестнадцать молодцов стали растирать ему поясницу. В это время прибыл от китайцев посланец. Он посмотрел на Кошоя и сказал:
- А боец-то уже староват! Его Джолой победит во сне.
Сильно разгневался на это Кошой балбан, борец, прославленный народом.
Его белая борода развевалась.
Он раскачивался, как гневный буура.
Решившись на схватку,
Он двинулся на Джолоя.
В это время у Джолоя
Изо рта полыхало пламя.
Из глаз сыпались искры.
Где кого он хватал, там у того выступала кровь.
Встал он с грохотом и сказал Кошою:
- У тебя уже борода поседела.
Тебе уже настало время двинуться в далекий путь.
Выйдя на поединок на старости лет.
Ты лишишься своей чести,
И получишь смерть!
Тогда ответил Кошой:
- Твоя одежда - детский нагрудник. Ах ты, гнусный обжора! Помнишь, в ущелье Укурчу, на тое Уйшунбая, я тебя таскал по земле, как козленка на козлодрании? Или ты про это забыл? Или теперь ты стал иным? Нет, - ты прежний Джопой, и я - прежний Кошой.
Сказав так, он выставил руку. Когда Джолой ее схватил, то Кошой отдернул ее, но вся кожа руки осталась у Джолоя. Когда Джолой выставил другую руку, то кожа также одернулась и осталась у Кошоя.
Два великана набросились друг на друга, а народ, наблюдавший за схваткой двух пехлеванов, застыл в удивлении. Они сражались и день и ночь. Кругом зажгли тысячи чираков, чтобы наблюдать за битвой. Но ни тот ни другой не мог победить. К полудню следующего дня старика Кошоя начал одолевать сон, глаза его уже смыкались. Увидев это, Джолой решил покончить сразу, он поднял Кошоя и хотел с размаху ударить его о камень, величиной с алачык. Но это заметил Манас:
Он вскрикнул грозно: "Аи, хан!"
Он воззвал громко: "Абаке!"
Кошоя, что был на майдане,
Манас стремился расшевелить.
Что случилось с абаке Кошоем?
- Моя честь покидает меня, - думал он.
- Негодник Кошой, открой свои глаза,
Тебя затопчет черная сила!
Разве ты дашь себя победить кабану?
Ты отдашь свою честь капыру,
Ты оставишь киргизов
На поругание и дурную славу!
Ведь у тебя были чудесные подвиги.
Ты был львом по облику и ловкачом по ухваткам.
Когда ты гневался, твой лик был ужасен.
Когда ты проклинал, слова твои были ядовиты! -
Голос Канкора прозвучал в воздухе
И достиг ушей Кошоя.
Он услышал голос Манаса,
Грозно звенящий в воздухе.
В напряженном зове Манаса
Гремела беспредельная ярость.
Канкор проклинал его сон.
И где только взял он такой голос!
Тогда открыл свои глаза Кошой,
И к нему сейчас же вернулся рассудок.
Распрямившись во весь рост,
Стоял капыр Джолой.
Он хотел ударить Кошоя о камень.
Как клубок ниток.
Но в этот миг Кошой рванулся сильно,
Его обуяла дикая ненависть.
Старый Кошой, абаке.
Коснулся ногами земли.
Абаке Кошой великан
Так сильно разъярился.
До этого на ашах и тоях
Никто не мог на майдане свалить Кошоя.
Абаке Эр Кошой
Со всех сторон заправил за пояс
Свои искусно сшитые шимы.
А Джолойдоо все еще держал на уме.
Стукнуть Кошоя о камень.
Правой ногой Кошой абаке
Снизу дал удар - подножку.
Весь народ смотрел на борьбу,
Смотрел как Джолоя, батыра величиной с гору.
Оторвал Кошой рывком от земли,
И со всего размаха бросил оземь.
Множество людей смотрело,
Как Джолоя настиг удар,
Как Кошой переступил через его голову,
И стал победителем.
Джолой сказал:
- Ты мне дал подножку, иначе я не упал бы, - и схватил его за край штанины. Манас разъярился, что побежденный, нарушая правила боя, пытается вновь задержать Кошоя, и поднял свою камчу (47).
Твердое дерево на огромной горе
Вырвано было с корнем
Зимой и летом в течение двенадцати месяцев
Оно закалялось.
Из шкуры пятилетнего быка
Сделана плеть.
В середину плети вставлена жесть.
На поверхности выведены узоры,
На сгибе камчи находится зеркало.
На ремешке для подвески камчи находится кисточка.
Чтобы при ударе глохли уши.
Внутри узелка на кончике камчи
Помещен кусочек свинца с баранью печенку,
Сартов, которые не режут для гостя барана,
Богатырская плеть заставляла плакать.
Женщин, которые не покоряются мужьям,
Она заставляла извиваться.
Пев Манас, батыр.
Во весь размах
Ударил Джолоя, что был с гору величиной,
И тот полетел кувырком.
Все киргизы радостно закричали. Кошой вскочил на Коккоёна и конь понесся, высоко подняв всадника над толпой.
Когда кончился поединок, глашатаи прокричали:
- Выходите вперед плешивцы, начинайте бороться! Ддя победителя назначен приз в девяносто голов рогатого скота, девять верблюдов и сто голов овец.
От китайцев вышел плешивец Мардикелен. Среди киргизов не нашлось ни одной совсем плешивой головы, поэтому никто не вышел. Из-за отсутствия противника назначенный приз достался Мардикелену.
Потом началось распутывание верблюда.
Призом назначили девяносто голов рогатого скота, девять верблюдов, сто овец, и глашатаи пригласили распутывать верблюдов. Но на зов не вышел никто. Только под конец из среды китайцев вышла ханша Оронгу и мужчина по имени Мардикелен и, распугав верблюда, Оронгу взяла приз (48).
- Сейчас объявляем состязание на конях, - возвестили глашатаи. - Все сильные, все могучие, выбирайте мощных коней, выходите на состязание. Наградой победителю будет сто боевых коней и триста кобылиц.
Пронесся слух, что от киргизов выйдет сам Манас. Все замерли и никто не осмелился выйти, говоря:
- Кто же может выступить против Манаса, кроме отчаявшегося в жизни человека?
Услышав это, Конурбай разъярился донельзя.
- Если действительно выйдет Манас, то я выступлю против него сам, - решил он и начал спешно готовиться к бою. Во-первых, я вчера не мог выйти на борьбу; во-вторых, давно я затаил на него обиду.
Конурбай нацепил на себя все свои доспехи и ждал начала состязания (49).
У черных гор Каскана,
У ворот могучего Бейджина,
Кочевал Конурбай в местности Чонтабылга,
Привязывал там своего черного скакуна.
Вооружался, как только узнавал о приближении врага.
Он был младшим братом шестидесяти джайсанов,
Он был младшим сыном Алооке хана,
Он был отпрыском нечестивца Калдая,
Он был величайшим батыром Китая.
Сел он на своего Алгару,
Надел свои золотые доспехи,
Взял в руки синюю найзу.
Распустил свои пестрые знамена.
Подобный кёкёру огромный толстяк
Привесил с боку камень - коралл.
На голове его блестел полумесяц.
На шее золотые бусы, размером в чашу.
Стекла глаз его сверкали.
Был на нем полотняный пояс,
И из ваты стеганные сапоги.
- Вот каков был этот расплывшийся Калча!
Сверху кожаные сапоги,
Тщательно обмотана поясница,
Вот каков был гордый Калча.
Он подпоясался железом толщиной в кереге,
- Вот каков он, чванливый Калча!
Глаза его переливались,
Как заливы озера.
Всякого, кто ему встретится, он мог проглотить.
Нависшие над глазами брови
Подобны были чапану, свергнутому на седле коня.
Шерсть усов его стояла торчком.
Если посмотришь на его усы.
То они подобны топорищу.
Лик суров и смутен у Калчи,
Щеки - цвета вареной печенки.
Если посмотришь на его бороду,
Она тверда, словно проросла, прорвав железо.
Глаза его мутны, как металл, наточенный грубым напилком.
Нос подобен горному хребту,
Брови подобны слинявшему беркуту,
Голова подобрана, как у тигра при прыжке.
Он накрылся кокубец,
- Посмотри-ка на Конурбая!
Он насторожился, как лев,
- Посмотри-ка на Конурбая!
Находящийся под ним Алгара
Если увидит кулана, непременно обгонит.
Хвост его густ, но грива редка,
Он искусно объезжен для состязаний.
Копыта его, словно синий камень.
Надев громадный очогор.
Натянул он повод Алгары,
Подобного в беге стреле.
К золотой курительной трубке
Прицеплен у него кисет.
Всыпал он туда сразу шесть мешков табака,
Потом взял горящий кизяк величиной с дом,
Зажег трубку и затянулся с урчанием.
Изо рта полыхнуло пламя.
Из глаз посыпались искры.
Из-за дыма, клубящегося из трубки,
Не видно было вражьего стана.
Кишащие Манчжу,
Легкие поступью Шибе,
Были всегда опорой
Эр Конурбаю, батыру.
На каменистый холм вокруг майдана
Все они вышли любоваться им.
Кошой, узнав о приготовлениях Конурбая, пришел за советом к Манасу:
- Конурбай и вчера был очень раздосадован, уж давно затаил он обиду на нас. Поэтому он снаряжается сам. Придется теперь выходить или мне, иссохшему старику, или тебе, мой Канкор. Больше некому! Сдается мне, что собирается Конурбай навлечь на киргизов большое несчастье.
- Выбери мне крепкого и стойкого коня, и приготовь меня к бою, - сказал на это славный эр Манас.
Кошой приказал тогда собрать всех коней, на который Манас указал, как на годных для боя; из множества выбрали самого лучшего коня, и Манас вскочил на него. Весь народ пожелал ему удачи. Наблюдателями с его стороны были Бакай и Тёштюк.
Манас и Конурбай два раза столкнулись. Когда их пики скрещивались, то могучие кони от силы толчков садились на задние ноги, как слабые щенки. Тогда борцы бросили пики и начали колоть друг друга клинками. Наблюдатели с обеих сторон, видя это, заявили:
- Так не годится, по уговору можно биться только на пиках, - и развели бойцов.
Когда бойцы встретились в третий раз, Конурбай ударил своей пикой первым, и Манас чуть не упал с лошади. Нога его выскочила из стремени, и он откачнулся на круп коня. Но, собрав всю свою силу, он мгновенно оправился и вдруг заметил, что у Конура на затылке есть неприкрытая доспехами щель. Он сейчас же нацелился и ударил туда. Китайский батыр упал с коня, а Манас с громким победным кличем прибыл к своему народу. Глашатаи возвестили:
- Объявляется состязание в сбрасывании с коня. Из киргизов пусть никто не выходит. Состязаться будут народы, пришедшие с Востока, с народами, пришедшими с Запада. Победителю назначается девяносто голов рогатого скота и пятьдесят штук овец.
От китайцев вышел Шан великан, от народов Запада - Чинончук. Оба оказались равными по силе, шестьдесят раз они встречались, шестьдесят раз схватывались, но никто из них не мог свалить другого.
Когда день начал угасать и наступил вечер, бойцов решили развести, и послали для этого китайца Кенена-старика и киргиза Акбая. Старик Кенен хотел остановить Шана, но в этот момент Чинончук сделал прыжок вперед и сбил Шана с коня.
Калмыки и китайцы оказались побежденными, затаив в себе горькое чувство обиды.
Приближалось время возвращения коней, участвовавших в байге.
Шесть дней двигались вперед скакуны, а назад возвращались два дня. В день их возвращения весь народ страшно волновался. Конурбай и Джолой, побежденные батырами из киргизов, решили отомстить. Конурбай собрал всех китайцев и калмыков и заявил:
- Манас, Кошой, Тёштюк и другие объявили себя главарями киргизов. Вот такие поминальные аши они задают своим покойникам, и мощь их все время растет. Если так пойдет дальше, если мы их не обуздаем, то они, пожалуй, захотят наложить свою руку и на великий Бейджин. Поэтому нужно истребить всех киргизов, уничтожить самое киргизское семя. Предлогом для начала резни пусть будет неурядица при возвращении коней.
Все согласились со словами Конурбая. Сильнейшие сели на отборных коней, надели непроницаемые для пуль кольчуги и, приготовившись к схватке, выехали навстречу скакунам.
Видя, что первым идет Аккула, Конурбай решил свалить его и с этой целью поскакал к нему, но это увидел Манас и с яростным криком: "Что ты замышляешь против моего коня?!" - сильно ударил Конура по затылку. Конурбай лишился чувств и чуть не слетел с коня.
Тогда за Аккулой поскакал батыр Джолой, тоже желая его свалить, но ему преградил путь Алмамбет и столкнул его с лошади. Джолой вскочил на ноги и хотел выстрелить в Алмамбета, но это заметил Чубак и стукнул Джолоя по голове айбалтой. Испугавшись сорока чоро, Джолой ускакал и скрылся в толпе калмыков.
Аккула пришел первым. Манас и Кошой по порядку вручили призы владельцам победителей - тулпаров.
К вечеру, поделив все призы, Манас вернулся домой отдохнуть. Воспользовавшись этим, вооруженные китайцы и калмыки налетели на киргизских пастухов, отбили скот, полученный как приз, и угнали его к своим аилам. Узнав об этом, за ними двинулись Тёштюк с сорокатысячным и Бокмурун со стотысячным войском. Манас разгневался:
- Что это за новости? Как это можно отдать приз Конурбаю и Джолою? Если смерть моя наступила, то умру, а призов не уступлю дерзким врагам.
Он взял с собой четырехсоттысячное войско и тоже двинулся вслед.
Китайцы и калмыки в это время бежали и достигли уже окрестностей Куль-джи. Там они успокоились, думая, что тут уж их киргизы не догонят. Беем встречным народам они хвастались:
- Мы отняли у киргизов их призы на байге, мы сильно потрепали их самих и теперь с добычей и славой возвращаемся домой, в родные края.
Они послали гонцов в свои аилы и приказали, чтобы там их ждали, чтобы наварили арака, закололи побольше поросят. Джолой тоже двинулся вперед.
Не спеша, постоянно останавливаясь для отдыха и веселья, двигался китайско-калмыкский стан, не опасаясь врага. И вдруг, на них, потерявших осторожность, налетело, как буря, войско Манаса. Всадники стали громить, топтать и рубить вражеское войско. Многие, боясь скачущей за ними смерти, которую несли клинки киргизских всадников, бросались в хмурые волны реки и погибали там. Алооке удалось скрыться с пятнадцатью тысячами. Конурбай, Мурадыл и Оронгу со стопятидесятитысячным войском выступил навстречу Манасу и предложил завершить бой поединком.
На борьбу вышел Конурбай. Бокмурун не отходил от Кошоя, прося разрешить ему сразиться с Конуром. Кошой сердился, отвечая ему, что он молод, но, уступив его настойчивости, он в конце концов дал ему разрешение.
А Манас в это время думал про себя:
- Кто кроме меня может выйти против Конура? - и спешно облекался в бое вые одежды. Вдруг он увидел, что на майдан вышел юный Бокмурун. Сильно разгневался Манас на Бокмуруна за такое ребячество.
- Пропал малый! - сокрушался он.
Бойцы встретились. Гибкий и подвижный Бокмурун, сидя на своем игривом тулпаре, ловко увертывался от ударов грузного Калчи, и ему удалось даже несколько раз проткнуть Конура пикой. Изрядно раненый Конур принужден был ускакать с майдана к своим войскам.
Бокмурун решил убить его и поскакал вслед за ним, но ему навстречу выехал балбан Нескара и сильным ударом переломил пику Бокмуруна. Видя это, Манас кликнул клич к всеобщей схватке, и киргизские всадники с грозным гиканьем помчались на врага.
Китайцев они рубили, не жалея. Конурбай спасся бегством, а Нескара попал в их руки живым. Джолоя избили до потери сознания в его собственном жилище. Было захвачено восемьдесят тысяч калмыкских юрт. С огромной добычей Манас со своим войском вернулся домой.
Примечания
(42) Бокмурун - "сопляк" (буквально "испачканный в навозе нос"). Согласно распространен ному суеверию, являющемуся пережитком шаманистских верований, такое "некрасивое" имя дается ребенку, чтобы обмануть злых духов, которые могли бы повредить ему в младенчестве.
(
43) Каркыра - широкая горная долина недалеко от г. Пржевальска, где, по преданию, праздновались поминки по Кокётею.
(44) Ночь Кадыра - "ночь предопределения", в которую, по преданию мусульман, бог ниспослал Магомету Коран. В эту ночь будто бы определяется судьба человека на весь следующий год.
(45) Перечисление имен всех 40 дружинников "Манаса" относится к традиционным элементам киргизского эпоса. По словам Радлова, сказитель считает особым искусством ввести в свой рассказ такое полное перечисление с соответствующими характеристиками героев.
(46) Эпос приписывает Алмамбету искусство заговаривать погоду с помощью камня "джай". Этим искусством владеют "аяры" (колдуны), сопровождающие войско врагов-язычни ков, а в "Семетее" (вариант Каралаева) также китайские богатыри и великаны Конур-бай, Мурадыл, Чандояк (сын Кождоджаша) и др. Однако заговаривание погоды шаманами и вера в магические свойства камня "яда" (кирг. "жай таш") были до недавнего времени распространены среди всех тюркских народов, в частности, и в средней Азии среди казахов и киргизов. О последних В. Б. Бартольд сообщает, свидетельство мусульманского историка конца XVI века: "Действуя камнем "яда", они заставляли снег падать на идущие против них войска и производят такой холод, что воины не могут действовать ни руками, ни ногами. Вслед затем они производят нападения и разбивают врагов", (см. Б. В. Бартольд - "Очерк истории Семиречья", 1943 г. стр. 83) К IX-X в.в. относятся аналогичные свидетельства о тюркском племени огузов (см. "Материалы по истории туркмен и Туркмении" изд. АН СССР, т. 1, 1939, стр. 153-155). В казахском эпосе, см., например, "Эр Кёкчё (Радлов, "Образцы", т. III, стр. 96). См. также С. Е. Малов "Шаманский камень "яда" у тюрков западного Китая" (Советская этнография", 1947, № 1, стр. 151-160). Перенесение этого колдовского искусства на врагов "язычников" представляет результат позднейшей мусульманизации эпоса.
(47) Подобно описаниям меча и копья Манаса (см. ниже стр. описание его камчи (плетки) принадлежит к традиционным общим местам эпоса. В обиходе степных богатырей камча является необходимой частью богатырского вооружения (см. в русском эпосе "шелепуга подорожная").
(48) "Отвязывание верблюда" - старинная комически-непристойная игра. В варианте Ороз-бакова в ней принимают участие только "язычники" калмыки, великанша Оронгу и калмык Мардекелен.
(49) Эпический портрет главного врага киргизов, калмыкского хана Конурбая, и его коня Алгара принадлежит к типическим местам эпоса как и описание Манаса и его коня Аккула. (выше, прим. 28 и 29).