Глава I. Рождение и детство Манаса.
Рождение Манаса
В глубокой древности, в Туркестанской земле жили Каракан и Огузкан. После них из рода Аланчакана были Байгур и Уйгур. Потомки Уйгура расселились в местностях Кашгар, Яркенд, Хотан, Кинетурфан, Учтурфан, Аксуу и Кучер и стали их называть уйгурами.
Племена, происшедшие от Байгура, распространились на Андижан, Нарын, Иссык-Куль, Чу, Лепси, Иртыш, Сары-арка, Джунгар и на другие земли до самых Уральских гор.
Потомком Байгура был Тюбей. От Тюбея родился Кёгёй, у Кёгёя было три сына Ногой, Шыгай, и Чийыр. Из них у Ногоя, у которого богатства были подобны наполненному до краев озеру, было четыре сына: Орозду, Усен, Бай и Джакып.
Китайцы подчинили своей власти сыновей Ногоя и рассеяли их по разным частям света. Младшего Джакыпа изгнали на далекий Алтай.
В то время умер брат Ногоя Чийыр, и Джакып взял себе в жены его вдову, именуемую Шакан. Она забыла свое прежнее имя и стала называться в память Чийыра Чийырды. И еще Джакып женился на Бакдёвлёт, дочери Чаяна сына Беена - из монгольского рода (1).
Росли у Джакыпа связи, множились его стада. Разбогател он на Алтае. Конские табуны его достигали сорока тысяч голов. А другого рода скот даже и пересчитать было трудно. Станешь считать - до конца не дойдешь.
Дожил так Джакып до сорока восьми весен, славен и богат стал его изгнанный род, но большая забота омрачала его: старость была уже на пороге, а богатые юрты Джакыпа не веселили звонкие детские голоса. Не было у него детей. (2).
Однажды объезжал он свои стада, что привольно паслись на широких просторах, и горькие думы овладели им:
- Сам я богат безмерно, года мои подошли к сорока восьми. Неужели же до старости не увидят мои глаза ребенка? Кто станет хозяином моих стад, когда я умру? Для кого берегу я все это богатство, день и ночь утруждая себя заботами?
Думая так, не мог Джакып сдержать слез и поехал в сторону аила, потому что уже наступал вечер.
Неподалеку от дома на пути повстречался ему Мендибай - подросток лет одиннадцати, и увидев слезы Джакыпа, спросил его:
- Отчего ты плачешь, абаке? Какое горе тебя тревожит?
Ничего не ответил ему Джакып и поехал дальше, а у юрты своей бросился с плачем наземь, даже коня своего не привязав.
- Отчего ты плачешь, Джакып? Какое горе тебя постигло? - встревожилась старая Чийырды.
- Нет у меня детей, горько мне, а старость близка, - ответил он ей. Расплакалась тогда и Чийырды - ведь ей тоже тяжело и печально было.
В ту ночь Джакып, его байбиче Чийырды, и токол Бакдёлёт увидели вещие сны. (3).
Приснилось Джакыпу, что привязал он к насесту хищного Буудайик, сказочную птицу, а рядом белого кречета с пестрой шеей. И вдруг все пернатые неба, распластав свои крылья, начали слетаться к кречету и склоняться перед ним. Лучше всех пернатых существ был этот горделивый белый кречет, что сидел на насесте.
Когда кречет бросал свой призыв.
Его голос был звонче, чем у других птиц.
Блеск его головы и хвоста
Затемнял белоснежное оперение лебедя.
Когда взгляд его сверкал угрожающе -
Он был страшен, как птица Алп Каракуш
Отсвет его перьев на ногах
Соперничал с чистым золотом.
Крепость его когтей
Могла поспорить со сталью булата.
Его стремительный полет оставлял за собой горы трупов.
Его клюв пробивал как клюв ястреба.
Его когти раздирали добычу, как острый клинок.
Его привязь - шелковый шнур.
Был окроплен душистым настоем.
Его привязь шелковый шнур.
Имел в длину шестьдесят обхватов.
И так подумал про себя Джакып:
Привяжу я кречета серебристым шнуром.
Солнечные лучи я превращу для него в зерно.
Буду заботиться и ухаживать за ним.
Стану кормить его зерном из лунного света.
Ни одно существо из небесных пернатых
Не осмелится пролететь под его угрожающим взглядом
Ни одно земное существо
He сможет спастись от него даже бегством.
Я устрою ему подставку для отдыха,
А рядом с ним привяжу к насесту
Другого белого кречета с пестрой шеей.
Детские годы
В семь-восемь лет был Манас непоседлив и буен и делал только то, что ему вздумается. Если кто рассердит его, он вступал с ним тотчас же в драку, будь то ровня ему - мальчик, или мощный батыр. Никому не давал он спуска. И какое бы желание ему не приходило в голову - он исполнял его (10).
Избалован ласками был Манас, и ничего не могли с ним поделать ни мать, ни отец.
Если видел детей Манас,
Собирал их вокруг себя,
Если видел мазар Манас,
Срубал его крепким ударом.
Если встречал дувану Манас,
Вырывал его посох из рук,
Долго мучал насмешками злыми.
Коль встречался Манасу ходжа,
Непременно пугал он ходжу.
Коль давали Манасу кумыс,
Всю сабу выпивал он глотком.
Таким необузданным и буйным рос сын у Джакыпа. Много ночей мысли о нем отгоняли сон от глаз его родителей.
Горевали Чийырды и Джакып, что сын их вырастает таким непутевым. И решили они наконец:
- Избалованным растет Манас. Испортили мы его. Пусть он испробует холод, пусть испытает голод. Нужно отдать его в подпаски. Пусть почувствует и оценит то, что имел.
Так они порешили и скоро так и сделали. Джакып ответил Манаса к пастуху Ошпуру, что жил на расстоянии целого дня пути от аила Джакыпа, и сказал ему:
- Будет Манас пасти твоих овец. Если станет в чем перечить тебе, бей его, не жалея.
А Манасу Джакып не сказал, что Ошпур - пастух. Он уверил его, что Ошпур -бай и живет здесь при стадах по своей прихоти. Такая уж странная мысль, мол, забрела в голову богачу от безделья!
И случилось то, чего никто не ожидал: стал Манас терпеливо пасти ягнят; ухаживал за слабыми, приглядывал за сильными. А была этому важная причина: глубоко обижали Манаса сетования его родителей. И хотелось ему показать им, что вовсе он не бездельник, что и он способен на что-то. Он мечтал получить в награду за усердную службу откормленного барана и угостить им своих родителей.
В эту осень Манасу минуло девять лет.
Но недолго Манас был послушным Ошпуру. Появилось у него много друзей -пастушат. Начал он для них закалывать ягнят и вызвал этим гнев Ошпура. Но это не остановило Манаса, и он продолжал резать овец. А вскоре и совсем стал буйным, как прежде, начал избивать своих сверстников - пастушат и делать все, что ему вздумается.
Однажды он встретил старика - калмыка и попросил у него огниво. Старик отказал ему. Тогда Манас стащил его с лошади, избил и отнял огниво и пояс. Видя буйный нрав Манаса, Ошпур рассудил про себя: "Если не оставит Манас своих проделок, то я совсем лишусь скота".
И отправился пастух на утро к Джакыпу:
- Забери ты, Джакып, своего Манаса обратно. Разорит он меня до тла, и грех за мою гибель падет на твою голову.
Приехал Джакып с Ошпуром и призвал к себе Манаса:
- Разве не понимаешь ты, как опасно нам, чужеземцам, обижать калмыков на их собственной земле? - так бранил он сына.
Но Манас не смутился нисколько:
- Никогда не стану спускать я обиды калмыкам из-за страха перед ними.
После этого Джакып и Манас, сев на коней, пустились в обратный путь. И увидели они по дороге, что девять калмыков напали на конский табун Джакыпа, разбили голову табунщику Ыйману и угнали его коней. Когда Манас и Джакып приблизились, то калмыки окружили их и хотели схватить. Тогда Манас, вооружившись укурюком, одним ударом уложил предводителя калмыков, а восемь остальных стащил с коней и сбросил на землю. Калмыки бежали, пришпорив коней, а Манас собрался за ними в погоню (11).
Сильно испугался этого Джакып и стал образумливать расходившегося сына.
- Дитя мое, Манас! Зачем ты обидел калмыка, зачем ты притронулся к логову спящей змеи? Вспомни, на чьей земле, в каком краю мы живем! Четыре сына Ногоя рассеяны по разным странам света и не могут соединить свои бесприютные головы. Давно, во времена Ногоя, мы были господами над калмыками. Но после смерти Ногоя китайский властитель Эсенкан, собрав пятьдесят тысяч войск, двинулся против нас. Он победил киргизов, потопил все земли наши в крови и рассеял потомство Ногоя по всему свету. Китайские воеводы сказали: "Опасно, если четыре сына Ногоя соединят свои головы в одном месте". И, решив так, изгнали они четырех братьев в четыре разные стороны. Орозду был менее всего опасен, его оставили на Алае со всем потомством. Буйного Усена, прозванного Кёзкоманом, что значит "Свиной глаз", которому горячили кровь его двадцать четыре года, отправили в восточную Сибирь; Бая сослали в область Кашгара, а меня отправили на далекий Алтай. Бот в эту то тяжелую годину мы прибыли на чужую землю, и нам нельзя возбуждать против себя гнев калмыков и китайцев, - так, причитая, пытался Джакып усмирить ярый гнев Манаса.
Но не послушался Манас наставлений отца и поскакал вслед за калмыками, и вместе с табунщиком Ыйманом загнал свои табуны в калмыцкую ограду.
Джакып в нерешительности и страхе возвратился домов в аил. Он боялся за судьбу своего сына, и тревога съедала его. Приехав домой, он рассказал своим женам все, что случилось.
Света не взвидела старая Чийырды. Как раненый кекилик стала она трепыхаться, и в голос начала причитать: "Ах ты, лукавый старик, лукавый старик! Провались ты сквозь землю со своим скотом и богатством! Единственного, как солнце вверху, сына своего зачем бросил ты в степи и вернулся один? Разве не мог ты погибнуть вместе с ним? Да кому же ты нужен теперь? Если же тебе душа твоя так дорога, то я сама вместо тебя отправлюсь на поиски!" - и сказав так, вскочила она на коня и ускакала в степь.
Калмыки тем временем сговорились собрать войско, напасть невзначай на аил Джакыпа и отбить его скот и стада.
Самого Джакыпа порешили они убить.
Но узнал Джакып об этом сговоре. Сообщил ему эти темные замыслы калмык Сарбан, младший брат Саламата. Тогда разослал Джакып быстрых всадников по аилам казахов, нойгутов, киргизов, и сообщили они по всем аилам, что замыслили злое дело калмыки.
В это время Чийырды, старая мать Манаса, проливая горькие слезы, верхом на коне, носилась по степи. Скакала она туда и сюда, забывая обо всем, в поисках Манаса, и наконец нашла его.
А он в это время говорил табунщику:
- Если прискачут калмыки, чтобы угнать лошадей, ты не вступайся защищать их. Береги себя и своих друзей.
И сказав так, уехал он в свой аил вместе с матерью.
Поутру калмыки отправились в степь искать трупы шести убитых сородичей и встретили Манаса, спокойно возвращавшегося домой со старой матерью. Подъехали они к нему незаметно сзади и хотели его схватить, но Манас быстро обернулся и убил одного из них. Тогда остальные калмыки ускакали к себе, затаив в глубине души обиду. Потом собрали они войска и двинулись в путь на разгром аилаДжакыпа и угнали табун его лошадей.
В это время между калмыками и племенем манчжу произошел раздор. Воевода из племени манчжу Деген обратился к калмыкам с такими словами:
- Не ваша добыча - богатства Джакыпа. Разве хан разрешил вам трогать его? Если кто и вправе разгромить Джакыпов аил, то это мы, племя манчжу. Поэтому зря не утруждайте ваших коней.
Пока между ними шла ссора, успели прибыть к Джакыпу на быстроногих конях многие всадники из киргизских, казахских, нойгутских аилов. Ведь не зря извещал он их.
К Джакыпу подъехал один из калмыков - подросток Шкум и сказал ему тихо:
- Ты убил отца моего во вчерашнем бою. Но я не потребую кун. У отца моего двести пятьдесят калмыцких юрт. Остальные калмыки затаили злобу на наш аил и хотят нас разграбить так же, как и вас. Поэтому нам не следует враждовать. Вместе мы станем сильнее против общего врага.
Согласился с этими мудрыми словами Джакып и назвал этих калмыков своими родичами, выплатил кун за убийство и одарил их богатыми дарами.
А Манас тем временем не мог ждать спокойно. Он собрал всех своих сверстников из окрестных аилов и они стали с тех пор его верной дружиной - его сорок чоро (12). Вместе с ними совершил он против калмыков набег и уничтожил четыре сотни калмыцких всадников с Домобил - батыром во главе.
После этого сказал Манас:
- Пришло время, когда кобылицы жеребятся. Поеду-ка я взгляну на них. - И решив так, сел на коня Айбанбоза и направился к табунам.
Там собрал он всех пастушат и зарезав яловую кобылицу, затеял игру в тогуз коргоол. Пастушат было тридцать два человека. Разделившись на две партии, они стали играть в ордо, есть, пить и веселиться.
А в Бейджине меж тем китайский властитель Эсенкан говорил своим приближенным:
- Что это за мальчишка Манас появился? Не станет ли он для нас опасным? Снаряжу-ка я караван будто для торговли, пошлю-ка я ловких людей разузнать об этом Манасе.
Решив так, снарядил он караван из сорока пяти верблюдов, груженых шелками различных сортов. Веди тех верблюдов шесть ловких китайцев, десять проворных калмыков и несколько покоренных уйгуров.
Долго шел караван и прибыл, наконец, на берег реки Азамиль в ту долину, где Манас веселился, забавляясь играми. И вот, во время игры вышел Манас на середину круга и стал вышибать чуке из-за черты. От удара его так сильно отскочил томпой, что переломил ногу одному из верблюдов приближающегося каравана.
- Как ты смел перебить ногу верблюду, разве не видишь, что мы посланцы великого Эсенкана? - с такими словами бросились к Манасу караванщики и хотели его связать. Но Манас схватил их главаря, предводителя каравана, и сразмаху свернул ему шею. А затем перебил и остальных. Достались Манасу сорок пять верблюдов, груженых золотом, серебром и изумрудами. Разделил это богатство Манас между всеми в краю своем, не забыв никого.
У Орозду, старшего брата Джакыпа, было десять сыновей. Более буйных людей, чем они, вряд ли можно было встртить на свете. Они постоянно бранились между собой.
Однажды сыновья Орозду, повздорив по пустякам, долго друг с другом спорили. А потом, как всегда, бывало, перенесли свой гнев на Бакая и Тайлака - сыновей Бая, брата Орозду.
Сыновья Орозду постоянно обижали сыновей Бая, не давали им хороших коней, не давали им возможности прилично одеться.
Не стерпело сердце старого Бая стольких обид, и он сказал своим сыновьям:
- Не будем больше терпеть их притеснений. Откочуем к брату Джакыпу. Бесчисленны его откормленные стада, и славен сын его - юный Манас. Джакып живет на Алтае. Я отправлюсь туда, и все разузнаю. Поищу того, что будет хорошо для нас.
С этими словами Бай отправился в путь на поиски Джакыпа. Не удержали его и преклонные годы.
Долго ехал он и вдруг повстречал на дороге шесть тысяч работников с кетменями, которые копали арык по приказу китайского великана Нескары. Увидел Нескара одинокого старика, набросился на него, заколол его лошадь, а самому приказал рыть арык.
Согнулся Бай над кетменем, но недолго мог он работать: годы тяжелым грузом давили ему на плечи. Когда увидел Нескара, что слабеет старик, рассердился он на него и приказал закопать его в землю живым.
В это время явились к Нескаре шесть шайтанов и молвили:
- У киргизов на Алтае есть бай по имени Джакып. Опасен для всех его сын, батыр Манас. Если ты не разгромишь его, плохо будет тебе потом.
Услышав это, Нескара быстро собрал шеститысячное войско и двинулся на Алтай воевать с киргизами.
Джакып, сидя в ожидании своих табунов, что издали своим топотом сотрясали землю, заметил вдруг огромную рать, кишащую как муравейник. Испугался Джакып, свернул с дороги в сторону и спрятался, пока не проехало войско. А потом заметил одинокого всадника, который скакал вслед за войском.
- Будь, что будет, - решил Джакып, - выйду-ка я на дорогу и расспрошу всадника, что это за войско и куда направляется?
Оказалось, что этот всадник, у которого от долгого пути был замучен конь и изорвана одежда, был его брат Бай, бежавший от грозного Нескары.
Узнав друг друга, расплакались оба брата от радости. Но нужно было спешить. Бай рассказал Джакыпу, что идет на него Нескара-великан, чтобы рассеять роды киргизов.
Тогда Джакып быстро оповестил весь аил о надвигающейся грозе, собрал войско и приготовился встретить врага.
Меж тем Нескара, сбившись с пути, принял калмыкского правителя Джайсанбая за киргиза и разгромил его кочевье.
Угнал табуны скота, забрал в плен девушек и женщин и двинулся было назад, но на обратном пути Манас преградил ему дорогу.
В это время один чудесный старик, владевший тайной наговора и ворожбы, пришел к Манасу и оказал ему большую услугу. Искусным наговором он угнал шайтанов, главных помощников Нескары, на далекое расстояние, откуда нельзя было вернуться раньше, чем через сорок дней.
Завязался отчаянный бой, Манас чуть не убил Нескару, но великан успел спастись бегством. Все же часть огромного войска Нескары была уничтожена. Страшной была битва: летели головы и отрубленные руки, падали мертвые тела.
В этом бою от руки Нескары - великана пал могучий Кунес - батыр, брат Куль-дюджайсана. И назвали эти места, где была кровавая битва, по имени батыра Кулес.
Из шести тысяч войск Нескары, кроме погибших во время боя, семьдесят человек сам Манас убил за то, что они обижали пленных девушек и женщин. Остальных он пощадил, и они покорились ему.
Было Манасу тогда четырнадцать лет.
Однажды он вместе со своими сверстниками тешился пирами и охотой в местности Уч-Арал у реки Эмиль. Посылали джигиты на зверя собак, спускали ловчих птиц и вдруг увидели на дороге несколько человек: одни сидели верхом на стройных аргамаках, других несли на себе кривоногие мулы.
Остановились эти люди у реки и совершили омовение рук и ног. Затем стали все рядом, повернулись лицом на запад и вознесли молитвы.
Очень удивился Манас:
- Что это за люди такие? Для чего повернулись они лицом на запад? Почему они шепчут что-то, припадая к земле, и снова встают?
Изумленный, он подошел ближе, чтобы расспросить приехавших. Старшим из них был Ай-Коджо, узнал он Манаса и сказал ему:
- Мы идем из страны арабов, из города под названием Мекка. Мне уже исполнилось пятьсот пятьдесят лет. И все это время я скитался, чтобы встретить тебя и вручить тебе залог пророка Мухаммеда: ты должен отречься от своей ложной веры и перейти в веру ислама.
Рассказал он Манасу многое из наставлений пророка и его сподвижников. Потом он приказал ему открыть рот и плюнул туда. Раскрылись тогда глаза Манаса и увидел он ад и страшные муки грешников. Перед рассветом Ай-Коджо набросил на лицо Манаса чудодейственное покрывало, и после этого Манас в течение семи дней созерцал райские просторы. Ай-Коджо брызнул водой в лицо Манаса, снял покрывало и сделал Манаса мусульманином (13). Он вручил ему ружье аккельте и меч албарс и удалился (14).
Долгая отлучка Манаса встревожила старого Джакыпа, и он отправился искать сына. На пути к нему приблизились одиннадцать посланцев китайского хана, и, не зная кто он, спросили, где кочует аил Манаса.
- Мы прибыли сюда из Китая для того, чтобы схватить Манаса, - объяснили они. Джакып показал им в противоположную сторону, а сам с тревогой в сердце прискакал в свой аил и сказал своему старшему брату Баю:
- У одиннадцати всадников, которых я встретил, очень страшный вид. Давай отдадим им вместо Манаса сына другого человека, которого купим за скот, а сами скажем, что это Манас.
Не понравилась Баю уловка Джакыпа:
- Каждому свой сын дорог, как и твой тебе. Эти слова твои неразумны. Кто тебе продаст сына за скот? Неужели ты думаешь, что Манас, который разбил Нескару с его шеститысячной ратью, испугается этих людей? - стал он стыдить Джакыпа.
Между тем Манас ехал обратно с охоты. В пути он встретил страшное чудовище. От одного его крика замертво упали семьсот четырнадцать горных баранов. Манас выстрелил в него из аккельта. Чудовище взлетело высоко в небо и с ужасным криком упало на землю. Тогда Манас бросился к нему и разрубил его на две части мечом ачалбарс. С тех пор река, что протекает по этой местности, называется Кульджа.
По пути встретились Манасу одиннадцать посланцев китайского хана. Узнав его, они последовали за ним в его аил. Там они увидели Джакыпа и стали кричать на него:
- Ты, оказывается, отец Манаса! Зачем же ты направил нас по ложной дороге, почему ты не сказал, кто ты? Мы тебя свяжем сейчас вместе с твоим сыном. - И четверо из них уже подскочили к Джакыпу.
Рассвирипел Манас, видя это, кинулся к китайцам и одним ударом отбросил всех четырех в разные стороны. Потом связал остальных, выколол у каждого по одному глазу и отрезал им уши и носы. (15).
- Если вы действительно посланы из Китая, то отправляйтесь назад и доложите своему повелителю обо всем, что видели. Пусть он отомстит мне за вас, заявил Манас и так отпустил их.
Иной сон видела Чийырды. Ей снилось, что некий безбородый старец протянул ей яблоко, крупное, как чаша для сорпо (4). Съела его Чийырды и так располнела, что не могла ни стоять, ни сидеть. И родила она аджидара в шестьдесят обхватов величиной. Не успело страшное чудовище выйти на свет белый, как раскрыло оно свою грозную пасть и проглотило сразу весь мир.
Приснился сон и токол Бакдёлёт, будто в ее юрте к насесту были привязаны две чудесные птицы.
Вещими были все эти сны, смутили и обрадовали они Джакыпа.
А матери мальчика Мендибая, старой Канымджан, эта ночь принесла тревогу. Ее сын не вернулся домой. Под утро пришла она к Джакыпу и сказала:
- Зачем ты бросил коня без привязи на соблазн ребенку? Мой Миндибай погнался за ним и пропал. Горе мне, старой! У тебя нет детей, вот ты и не знаешь цены ребенку. Мое дитя пропало из-за тебя, теперь найди мне его, - причитала она без умолку.
Обеспокоился Джакып, услыхав это, и отправился разыскивать пропавшего мальчика. Объездил он кругом все аилы, осмотрел все пастбища и печальным возвращался уже домой ни с чем, как вдруг на опушке леса, близ Акутек, увидел своего пропавшего коня Туучунака, покрытого шкурой белого тигра. Подъехал Джакып к коню, думая увидеть мальчика, но Мендибая нигде не было видно.
- Неужели растерзал его тигр, шкурой которого покрыт мой конь? - подумал он. Видно потом уже убили его охотники и набросили на коня эту шкуру. О, я несчастный! Не хватало того, что сам я не имею детей, так из-за меня еще погиб чужой ребенок. Чем смогу я теперь отплатить старой Канымджан за смерть ее сына?
И вдруг, в то время, когда в тревоге стоял он так, не зная, что делать, из темного леса, с громким смехом, выскочил Мендибай и подбежал к удивленному Джакыпу. Он рассказал ему, как в погоне за Туучунаком выбежал он в открытое поле и там увидел, как сорок мальчиков, похожих друг на друга, появились неизвестно откуда и погнались за конем.
Мендибай побежал за ними в этот самый темный лес. Там играли и резвились они до тех пор, пока не начался рассвет; тогда чудесные мальчики убили грозного тифа и накрыли шкурой его коня, а один из них, самый сильный, сказал Мендибаю:
- Я сын Джакыпа. Я скоро приду. До тех пор пусть мой отец не тревожится и ждет спокойно.
- После этого начался рассвет, и мальчики исчезли, - так закончил свой рассказ Мендибай.
Услыхал это, Джакып быстро вернулся домой и рассказал своим женам обо всем, что слышал. Потом заколол он много голов скота, пригласил к себе почтенных людей из киргизов, казахов, нойгутов и калмыков и устроил торжественный пир.
На пиру совершил Джакып жертвоприношение и приказал мудрецам растолковать ему вещие сны.
Один из приглашенных - Байджигит, прозванный "красноречивым", вызвался объяснить сны и сказал:
- У тебя родится сын, Джакып. И будет он батыром непомерной силы. Подчинит он себе все земли, что освещает луна, и станет владыкой всех стран, что озаряются солнцем.
Услыхав это, на радостях угостил Джакып на славу всех, кто приехал к нему на пир, и особенно тех, кто помог ему растолковать сны.
По прошествии двух лет, в самом начале третьего года, Чийырды зачала ребенка. И вот, однажды, захотелось ей съесть сердце черного тигра, и томилась она этим желанием до тех пор, пока Карамерген калмыкский охотник не принес ей убитого тигра, и она съела его сердце и тем успокоила свое желание (5).
Когда же друг за другом протекли девять месяцев и девять дней, начались у Чийырды родовые схватки. И доились они целых девять дней и девять ночей (6).
Джакып в это время приготовил у коновязи сорок отборных скакунов и три аргамака доя гонцов с радостной вестью и наполнил золотом и серебром сумки из войлока, чтобы раздавать всем, кто приедет поздравить его в радостный час.
А сам сел на коня и ускакал далеко в степь в ожидании гонцов с счастливой вестью.
Всякий раз, когда ребенок поворачивался внутри Чийырды, от силы толчков окружающие ее женщины падали навзничь.
Первый крик ребенка при рождении прозвучал как боевой клич тридцатилетнего батыра. В обоих руках своих он крепко зажал кусти запекшейся крови. При первом кормлении мальчик съел три бурдюка масла. А когда он стал расправлять свои ручки и ножки, то у нескольких женщин не хватало сил, чтобы его спеленать.
Чийырды решила покормить его грудью. В первый раз вышло молоко. Во второй раз пошла красная кровь, и чуть не умерла Чийырды от боли (7).
В это время джигиты, оседлав статных коней, поскакали известить Джакыпа о рождении сына. Все спешили приветствовать счастливого отца.
Даже старика Акбалту ворчливая жена заставила сесть на серую клячу и поехать вслед за вестниками. Обогнув невысокий холм, он увидел, как Джакып возится около черногривой кобылы и обтирает мордочку новорожденного буланого жеребенка. Джакып назвал жеребенка Аккула. Этот скакун стал впоследствии любимым конем Манаса и сопровождал его во всех походах (8).
По случаю рождения сына Джакып на радостях роздал много скота, серебра и золота. Вернувшись домой, он взял на руки долгожданного сына, и переполнилась счастьем душа его так, что зарыдал он громко. Все тело Джакыпа сотрясалось от плача и движений ребенка, так он был силен. Посмотрел Джакып на своего сына и узнал в нем свою породу.
Широк его лоб, видно мудрость заложена в нем,
узка макушка головы, сразу видно, что будет младенец батыром.
Горбат нос, подобно носу кочкора, нахмурены брови, и пристален взгляд.
Красноречивым кажется рот, широки скулы и губы толсты.
Вперед выдается подбородок, глубоко в орбиты запали глаза.
Ладони широкие, руки открытые, если выедет верхом, то путь ему всегда открыт.
Спина сильна и крепка, ровен характер, приятен нрав, но гнев его всемогущ, а ярость - безмерна.
Мощью своей он подобен слону.
Тигриная шея, крепкие мышцы, широкие плечи, сердце-скала, змеиные веки,
глаза, как звезды, волчьи уши, словом, во всем подобен он тигру.
Весь облик младенца говорил о мужественном характере.
И решил Джакып устроить в честь сына огромный той в Учарале.
Три месяца тридцать всадников на отборных конях объезжали аилы, приглашая гостей на той. В разные стороны скакали они: на запад - в горы Урала, на юг - в горы Тибета, в города Самарканд и Кашгар, в славный Ташкент, на восток - в страну китайцев.
И просил Джакып своих гостей приводить с собой скакунов, что быстрее ветра, борцов, что отважнее львов, комузчи и сладкоголосых певцов, потому что задумал он устроить во время тоя состязания всех родов.
Из китайской древней страны прибыло на пир сорок тысяч батыров. Даже самый искусный в счете не сумел бы пересчитать сколько тысяч баранов, коров, кобыл приказал зарезать Джакып для этого тоя. Семь тысяч киргизских семей, от младенца до старца, дни и ночи, не смыкая глаз, готовили мясо гостям.
Долго тянулся пир и пока гости угощались, происходили состязании искусников всех родов: самые мудрые вели умные речи, самые сильные боролись, самые ловкие всадники скакали в байге. Победителями в борьбе вышли монгольские балбаны Карасман и Чокон и казахские - Калдар и Тугельбай.
Из-за ссоры китайцев и монголов с киргизами и казахами игры были приостановлены на два дня, но на третий день начались снова.
Устроили байгу, назначив призы тридцати скакунам - победителям. Первый приз составляли пятьсот одногорбых белоснежных верблюдов, пятьсот коней, тысячу баранов и два одногорбых верблюда, груженых доверху золотом.
Хороши были скакуны, что бежали в байге:
Джелтаманом назывался скакун рода Эштек,
Погонял его Элеман.
Морда коня была разинута, как пасть.
Железки удил из черной стали
Опускались к земле.
Там, где его копыта касались земли.
Даже на камне оставался след.
Ноги его были широко расставлены,
С удил летела пена.
Обрызгивая коня.
Пегий, с черной гривой.
Был он подобен туче, вышедшей из ущелья.
Но какое-то существо подлетело к нему как в мареве.
Скачет сзади, приближается
Как летящая стрела?
Это скакун сивой масти.
Это скакун Багыша – Суркийик.
Летит он, едва касаясь земли.
Посмотришь сюда - он уже здесь.
Вырвался Суркийик вперед и взял первый приз.
Когда переиграны были все игры и закончился пир, двинулись китайцы и монголы в обратный путь.
А Джакып завернул сына в полу своего халата и отправился с ним к киргизским, казахским и нойгутским старейшинам, прося их дать счастливое имя его долгожданному первенцу.
Собрались старейшины и мудрецы и долго думали, как же назвать младенца? Но никто не мог подобрать подходящего имени. Тогда появился оборванный дувана и держал перед мудрецами такую речь: (9). - Разрешите мне назвать имя сыну Джакыпа. Согласились старики, и запел дувана:
Пусть вначале будет мим.
Это - образ пророка.
Путь в середине будет нун,
Это - изображение святого.
Пусть в конце будет син.
Это - облик льва.
Пусть его имя будет Манас,
Пусть его минует всякое несчастье.
Понравилось старцам имя Манас, вознесли они богу молитвы за удачное имя и назвали младенца так. А когда Джакып обернулся, чтобы отблагодарить дувану, никого уже на том месте не было, исчез он так же мгновенно, как и появился.
Провозглашение Манаса ханом
Когда настала осень, аил Джакыпа расположился невдалеке от русла реки Айдынкель. Вокруг аила Джакыпа, пользуясь его пастбищами, раскинулось много других аилов.
В впадинах на склонах гор мычали коровы, на просторах пастбищ ревели верблюды, в ущельях паслись несчетные табуны коней, ближе к аилу кишели многочисленные отары овец. Скота было там много, что среди множества его можно было заблудиться.
По утрам и вечерам джигиты упражнялись в стрельбе, спускали борзых и пускали ловчих птиц.
В это время Манасу исполнилось пятнадцать лет.
Однажды из всех окрестных аилов собрались юноши и задумали ехать в степь, чтобы устроить там игры, поохотиться с собаками и ловчими птицами. Взяли они котлы, сели на коней и отправились в далекий путь. Самому старшему из них было двадцать пять, а младшему пятнадцать лет. Всех собралось восемьдесят человек. Они прибыли к берегу Чаркастана и расположились там на шесть дней.
Старшие из собравшихся сказали:
- Кто заколет своего коня и накормих восемьдесят человек, того мы сделаем ханом.
Они уговаривали друг друга отдать своих коней, но никто не соглашался, все говорили:
- Мы уже давно наметили Манаса. Быть ханом более всего подходит ему. После того, как были опрошены все более взрослые, очередь дошла до самого младшего - Манаса. Прежде, чем ему успели задать вопрос, Манас сказал:
- Заколите Аккулу!
Однако Аккула оказался слишком тощим, поэтому вмешался Чегебай, один из товарищей Манаса.
- Сивая трехлетка, которую я оседлал, принадлежит Манасу, заколите ее, - и Манас заколол трехлетку, разделив мясо между всеми.
Тогда джигиты подняли Манаса на белом войлоке и провозгласили его ханом (16). И сказал Манас:
- Довольно теперь играть. Пересечем гору, что чуть виднеется отсюда, дойдем до Маральего Брода на Уркун-Дарье и будем сторожить путь. Если встретим волков или разбойников, вышедших на добычу, то накажем их.
Они прибыли к Маральему Броду, пустили лошадей пастись, расстелили на траве свои подстилки и от нечего делать начали стрелять оленей и косуль.
Пока они так проводили время, на той стороне реки показался караван из сорока пяти груженых верблюдов. Это был великан Нукердоо (17) и семьсот воинов, посланных Эсенканом на розыски пропавшего каравана.
Нукердоо отрядил сто человек, чтобы они схватили Манаса, но тринадцать из них утонули в реке, а всех остальных Манас перебил. На другой день Нукердоо сам переправился через реку со всем своим войском и встретился с джигитами Манаса. Завязалась битва.
Сперва начались поединки наиболее сильных батыров. В первых двух поединках погибло двое с китайской стороны. В третью очередь произошел поединок китайского балбана Болджонге с Кёкчё, сыном казахского батыра Ай-даркана. Китайский балбан, не допуская противника до рукопашной, нацелился в него из ружья. Увидев это, Манас первым выстрелил в китайца.
Страшно взбесился Нукердоо, весь гнев его ударил ему в голову, одним наскоком подлетел он к батыру Кёкчё, стащил его с коня и хотел ударить о камень, но не успел, так как сам пал от руки Манаса.
После этого Манас уничтожил все остальное войско Нукера. Весь берег Уркун-Дарьи окрасился красной кровью. И прозвали тогда Манаса его друзья страшным именем Канкор (18).
С богатой добычей, живыми и невредимыми, восемьдесят джигитов вернулись домой.
Когда они прибыли в аил Джакыпа в местность Мамырдын сазы, в честь такой победы выбрал Джакып из косяка жеребца Камбарбоза девять яловых кобылиц, зарезал их и совершил большое жертвоприношение.
Много почетных гостей собрал на это сборище Джакып и держал к ним такую речь:
- За последнее время мы доставили много хлопот и неприятностей китайцам и калмыкам. Они очень древнего рода, эти народы, их корень не высчитаешь, не дойдешь до их начала. Если мы будем продолжать жить так, как все это время, то в один прекрасный день они пойдут на нас походом, разобьют нас, мужчин сделают рабами, а женщин - вдовами. Если пересчитать в нашем джамагате всех казахов, киргизов, калмыков, монголов, уйшунов, найманов, нойгутов и прочих, то наберется воинов до девяносто шести тысяч. Надо выбрать хана из тех мужей, кто в мирное время охраняют границы родной земли, а во время войны встают перед лицом врага и в грозные дни бедствий, крови, грабежей и истребления народа вынимают из ножен меч и как ураган, с громким воинственным кличем несутся вперед на вражью рать.
Разве не правду говорит бай Джакып? - сказал тогда весь сход, и согласились - быть по его слову. Долго перебирали имена удалых батыров. Иные аксакалы предлагали избрать Джакыпа. Пока они раздумывали, встал некий удалой молодой джигит и молвил так:
Почтенные аксакалы! Были мы на охоте и подняли на войлок своим ханом славного Манаса. Разве он плохим ханом будет? Подумайте, аксакалы!
Разве не правду говорит удалец джигит? - сказали аксакалы и порешили выбрать ханом Манаса.
Тогда на белом, как лебедь, войлоке подняли ханом Манаса и вручили ему в руки поводья в знак власти.
Сильно изменился Джакып с тех пор, как сына его подняли ханом. Забыл о прежней своей скупости, заколол девяносто кобылиц и на десять длинных дней устроил он пир. На этом пиру Эр-Кёкчё, сын казахского батыра Айдаркана, был провозглашен тёрё.
Примечания
(1) Женитьба Джакыпа на вдове его старшего брата Чийыра (Чийырды) отражает старинный обычай левирата. Согласно этому обычаю, широко распространенному у многих народов на ранних ступенях общественного развития, на вдове старшего брата должен жениться младший брат (или кто-нибудь из ближайших родичей покойного). Левират является пережитком группового брака, коллективного права рода на жену родича. Обычай этот до недавнего времени был широко распространен и среди тюркских народов. На нем построен сюжет известной казахской поэмы "Кыз Жибек".
(2) Рождение героя от бездетных, уже престарелых родителей, которые терпели стыд и поношение за свое бесплодие, представляет мотив, широко распространенный в эпосе и сказке. У тюркских народов мы встречаем этот мотив уже в средневековом огузском эпосе "Китаби Коркуд" (в песнях о Бамси-Бейреке и о Богач-Джане), а в современном эпосе - в "Алпамыше", в большинстве казахских богатырских песен ("Кобланды-батыр", "Шора-батыр", "Эр-Саин") и др. Встречается он уже очень рано и в классической средневековой литературе мусульманского востока ("Пейли и Меджнун" Низами - XII в., "Фархад и Ширин" Навои - XV в.) и в среднеазиатских тюркских народных романах, основанных на персидско-арабских книжных источниках ("Сейпуль-Малик", "Гуль и Санаубар", "Хемра" и др.). Популярности этого мотива в мусульманском фольклоре могло способствовать библейское сказание о патриархе Аврааме и Сарре, в свою очередь основанное на тех же народных воззрениях. Мотив этот представляет один из частных случаев характерных для эпоса и сказки представлений о чудесном рождении героя. Святой, по предстательству которого обычно рождается герой, первоначально, вероятно, мыслился как отец героического младенца (как родовой тотем или божественный родоначальник). см. В. Жирмунский "Литературные отношения Востока и Запада" (Юбилейный сборник Ленинградского госуниверситета. Филологический факультет (1946), стр. 152 след.)
(3) Чудесные сны родителей (чаще всего матери) предвещают рождение героя. Из много численных сказаний этого рода в см. рассказ Геродота о рождении персидского царя Кира или в "Сокровенном сказании" (перев. акад. С. А. Козина. 1941, стр. 86) - сон Дей-Сечена о Чингис-хане, и м. др. В "Манасе" вещий сон предрекает также рождение героя Алмамбета и его будущую судьбу. Вообще вещие сны, в соответствии с представлениями древних народов, играют в эпосе большую роль. см. в "Манасе" - сон Манаса, предвещаюиий приход Алмамбета, сон, предупреждающий его о гибели, которая грозит Алмамбету и Сыргаку), вещие сны Каныкей, предсказывающие смерть Манаса, и мн. др. см. также в "Китаби Коркуд" ("Разрушение дома Салор-Казана"), зловещий сон богатыря Казанбека, предупреждающий о разорении его дома врагами (ЗВО РАО, т. XII, 1899. перев. В. В. Бартольда), в "Алпамыше" - вещие сны героя, его невесты Барчин и его соперника Караджана накануне приезда Алпамыша в страну калмыков и др. Очень часто герои являются во сне в звериных образах, что соответствует представлениям о душе человека, сложившимся в период тотемизма.
(4) В сказаниях о чудесном рождении героя широко распространен мотив зачатия от вкушения чудотворного яблока, которое подносит бездетной матери ее божественный покровитель, святой старец и т. п. см., например, узбекскую версию народного романа "Тахир и Зухра" (В. Жирмунский и X. Зарифов "Узбекский народный героический эпос", Москва, 1947 г., стр. . 295. Подробнее см. Е. S. Hartland, "Primitive Paternity", т. 1. (1909), стр. 32 след.
(5) В основе этого рассказа лежат представления т. н. "симпатической магии". Сердце убитого тигра, съеденное Чийырды во время беременности, передает Манасу силу и мужество тигра. См. Аналогичные примеры у Фрэзера ("Золотая ветвь", 1928, вып. IV, стр. 27): "Туземцы Ассама, миры, очень любят тигровое мясо, которое является мужской пищей; оно придает воинам силы и мужество".
(6) Продолжительные и тяжелые роды предвещают рождение богатырского младенца необычайной величины. см. в "Калевале" рождение Вейнемейнена, который остается во чреве! матери 30 лет, в "Шах Намэ" Фирдоуси - рождения Рустема и мн. др.
(7) Силы богатырского младенца проявляются уже в колыбели. Новорожденного Рустема (в "Шах Намэ") еле-еле могут накормить 12 мамок. Давид Сасунский (в армянском эпосе) не дает себя пеленать и разрывает колыбельные ремни, а потом - железные цепи, которыми связывают его ручки. см. В. Жирмунский "Литературные отношения Востока и Запада", стр. 158-159).
(8) Симпатическая связь между богатырем и его конем устанавливается с рождения. В эпосе тюркоязычных народов этот древний мотив имеет широкое распространение. В азербайджанской версии "Кёроглы" одновременно рождаются Хасан-бек, сын героя, и предназначенный ему отцом рыжий жеребенок, зачатый от ГЫрата, богатырского коня Кёроглы. В узбекском дастане "Рустам-хан" Рустам, его боевой конь и его верные борзые родились также в один день. В "Манасе" (вариант Орозбакова) то же рассказывается об Алмамбете и его коне Сарала. Б узбекской версии Тороглы" герой и его конь Гырат- молочные братья (младенец Гороглы вскормлен кобылой, матерью Гьфата). В алтайском эпосе, имеющем особо архаический характер, богатырские кони обычно либо рождаются в один день с героем, либо вскормлены с ним одной матерью (см. Н. Улагашев "Алтай-Бучай. Ойротский народный эпос". Новосибирск, 1941 г., предисловие - стр. 40).
(9) Наречение герою "счастливого имени" имеет магическое значение. В средневековом тюркском эпосе "Китаби Коркуд" имя герою обычно нарекает патриарх племени огузов, вещий певец и шаман Коркуд. О том же рассказывает Абульгази-хан в своей "Родословной туркмен" (пер. А. Туманского, Ашхабад, 1897), где Коркуд, по просьба народа, собравшегося на пир, дает новорожденному ханскому сыну "хорошее имя" (стр. 41). В мусульманском эпосе языческого шамана в этой роли заменил странствующий дервиш-дивана (юродивый): так в узбекской версии "Алпамыша", в казахской былине "Шора-батыр" и мн. др. О наречении имени у тюркских народов Средней Азии см. "Живая старина" (1911, вып. II, стр. 299 след.). - А. Диваев "К вопросу о наречении имени у киргизов ("Туркестанские ведомости", 1916,2 206).
Аллегорическое истолкование трех арабских букв имени Манаса является продуктом весьма поздней мусульманской "ученой" интерпретации.
(10) Младенческая сила будущего богатыря обычно проявляется в необузданном и буйном поведении. Особенно часто богатырский младенец бьет и калечит во время игры своих сверстников. см. "Литературные отношения Востока и Запада", стр. 159. (11) Для эпических сказаний всех народов характерен юный возраст, в котором герой впервые показывает свою силу. Стр. там же, стр. 159-160.
(12) "Кырк-чоро" - сорок дружинников Манаса. Сорок - эпическое число в фольклоре тюркских народов. см. уже в "Китаби Коркуд" ("Рассказ о Богач-Джане") - 40 джигитов Дерсе-хана, 40 джигитов его сына Богач-Джана, 40 девушек - прислужниц ханши, 40 злодеев и т. д. У Алпамыша, как и позднее у Кёроглы, 40 джигитов; жена Кёроглы, Ага-Юнус-пери, имеет 40 прислужниц-пери и т. д.
(13) Рассказ об обращении Манаса в мусульманство посланником пророка Мухаммеда, 550-летним старцем Ай-Коджо, является позднейшей мусульманской легендой, некоторые детали которой (видения ада и рая) восходят к легенде о призвании Мухаммеда. Поскольку Ай-Коджо изображается современником пророка, Орозбаков или его ближайшие учителя относили времена Манаса к XII-XIII векам (около 500 лет после Мухаммеда).
(14) Подобно другим эпическим героям, Манас владеет прославленным богатырским оружием: мечом (кылыч), копьем (найза) и ружьем (кельте - старинный вид ружья). Меч Ачал-барс ("острый булат": албарс - "булат"), ружье Ак-кельте ("белое кельте"), пика Сыр-найза ("гладкая", полированная пика) носят собственные имена. Б условиях эпохи, когда искусство обработки металла еще не получило широкого распространения, такие знаменитые мечи особо ценились. Добыча богатырского меча, как и коня, необходимого для совершения подвига, рассматривалась как сопряженная с особыми трудностями (мотив, широко распространенный и в волшебной сказке). Мусульманская религиозная легенда, превратившая Манаса в борца против "язычников", освятила и оружие героя, оттеснив более древние сказочные представления, связанные с добычей богатырского меча (см. ниже, прим.)
Соответственно этому в некоторых вариантах "Манаса" меч героя получает имя Зулпи-кор (согласно мусульманской легенде - название меча калифа Али). Таким же "освященным" оружием, подаренным ему Абдулла-каландаром из Испагани, обладает и Горголы (в туркменской версии сказания). см. "Узбекский народный героический эпос" стр. 373.
(15) Отрезание ушей и носов - варварский обычай надругательства над вражескими послами и вызова противнику, широко засвидетельствованный в тюркском эпосе. Так поступает, например, в узбекском "Алпамыше" Байсары с послами своего брата Байбури, посланными к нему за податью.
(16) Согласно древнему обычаю тюркских племен избранного ханом подымали на белой
кошме (войлоке).
(17) Нукер-доо - кирг. доо - "див", слово иранского происхождения, означало первоначально демонов зороастрийской мифологии, составлявших воинство духа зла Аримана. В народной сказке и в эпосе дивы - сказочные демонические существа, огромного роста и чудовищного вида, иногда (как, повидимому, и в данном случае) - богатыри-великаны.
(18) Канкор - буквально "кровопийца", постоянный эпитет Манаса в эпосе, со значением могучего и грозного властителя и военачальника, победителя врагов и многочисленных кровавых битвах. Б форме Кункор, Хункор распространено у многих тюркских народов, как собственное имя или титул эпических властителей, обычно с тем же народным осмыслением "кровопийца". Уже Константин Багрянородный (Хв.) отмечает существование у тюркского народа печенегов почетного прозвища "канкар", которое носило три колена, как "храбрейшие и благороднейшие из них" (Сочинения Константина Багрянородного, Москва, 1899, стр. 141-142).