come along with me..

–..все нормально, он не кусается! Дружу с ним лет пятьсот, я его знаю как себя, Чимин, перестань, – Чонгук едва сомневался в том, что его действительный друг детства, а точнее – инспектор полиции, как бы банально это не звучало, что хранит все двадцать пять с половиной километров в округе откажет в помощи, да ещё и такое совершенно безгрешное дельце – замять исковое заявление, которое связало жизнь Пака с сотней неприятностей.
После неброской прогулки по небольшому городку, в котором так ярко, словно звёзды, сияли наиразнообразнейших видов вывески, преследовавшие Чимина и Чонгука даже в самом темном и переулке, что хранил непроглядную темноту, в которую так страшно было сунуться, два глупых ребенка решили потеряться в том небольшом городке, где, кстати говоря, присутствовал ебаный комендантский час. Спустя, правда, несколько получасий, которые они провели в кромешной тьме ночной на улице, они успели здорово нахохотаться, ибо пакет, так несметно казавшийся им обоим проклятым выброшенным на улицу чёртовым портретом чёртового Чегевары соответственно был пнут бедным Чонгуком, которого яростно заставляли идти и пиздить бедного бумажнообразного дружка, перед которым Чимин собственной персоной извинялся на коленях, вымаливая прощение у ни в чем неповинного пакетика, пока все это зрелище лицезрел тихо перекрещивающийся в сторонке Чонгук. Чуть ли не за ноги оттащив Пака от объекта явного показателя нежелания общаться с с ума сходящим, заливающимся звонким смехом на всю улицу Чимином, Чон несколько тысяч раз напомнил, что такое консерваторный иск, и почему им стоит быстрее передвигать булками по погруженным в ночную тьму улицам.
Дети, так будет их называть, уже стояли около непроглядно черной двери, которая всем своим видом умаливала линять отсюда куда подальше, а коврик с белым котом, настойчиво показывающим средний палец на шерстистой лапке, делал дополнительный пинок под зад и покрывал трехэтажным матом, в обмен на оказанное добротельство со стороны двери. Чимин и Чонгук безумно мило стояли рядом с друг другом, пока Чон милостливо сжимал лапку зашуганного кролика Пака, из всех щелей которого яро бьёт переволновавшейся морской бурей, которая через уши выделывает своим ароматом пируэты, вокруг сбивавшихся с мыслей пиздострадальцев. Чон старался не выдыхать волнующееся море из лёгких, лишь тихо втягивая его через едва ли приоткрытый рот, по которому прямо вовнутрь лёгких, а потом уже по всему телу, не быстро бежал запах аметистов на тихоокеанском берегу, которые в манере хамелеона лампого меняли свой цвет от ярко-ярко-синего, до буро-зеленого. Чонгук вместо того, чтобы как приличнейшего рода человек найти кнопку звонка и солидарно с адекватностью войти на порог, многозначительно прокашлявшись, попросил Чимина отойти немного в сторонку, перед тем как со всей силы ёбнуть по двери ногой, которая едва ли не слетела с петель, учитывая то, что по ее раздробленному виду, Чон делал так достаточно часто.

– Победишь меня на Кинате, и я тебе отсосу, лови на слове, ёбаный ты гавкошмыг!! – доносился яростный крик из глубины квартиры, в которую, тяжело описать, насколько нахально ворвались едва ли выросшие дети.
Чимин опешил, широко распахнув глаза, в котором читался лютый стыд и полнейшее непонимание происходящего. Пак переводил взгляд то ли с довольного Чонгука, который потащил Чимина прямиком в квартиру, то ли на интерьер, что уютом пронизывал Пака насквозь.
Не успели они зайти в сверху донизу наполненное ароматом чуждой корицы помещение и запереть за собой дверь, как над ухом Пака пронёсся игриво-хихикающий клич, призывающий к срочной эвакуации:

– Ложись!
И стакан, наполненный ананасовым соком, который с треском въебался в стену, распластав все содержимое по стенке, оставляя на ней едва впитавшийся в темные обои сок, превращающийся в громадное пятно, которое могло впитаться в немалых размеров мозг и окатить черепушку сладкой назойливой жидкостью, если бы не Чонгук, что резко дёрнул Чимина за руку вниз, прижимая к полу, нависая сверху, подставляя свою спину, чтобы ананасовая субстанция не попала на солнышко, что запачкать было так легко, казалось бы.

– Я выиграл! – после несколькоминутной тишины и неловких переглядываний между собой провозглашает кудрявый, безумно красивый худощавый парнишка, что сидел рядом с двадцати шестилетним объектом, от которого навязно пахло, даже можно сказать, несло назойливым запахом пылающего костра, а точнее -- сожжённого в нем дурманящего мозг коньяка. Парень с мятными, свисающими на глаза мокрыми от пота волосами сжимал в руках джойстик до побеления костяшек, нервно пялясь на свою погибшую смертью храбрых Китану, которая бессмысленно валялась в углу подземелья под беззвучный позорный хохот земляков. Где-то внутри мятный парень явно хотел провернуть все это именно с Чонгуком, который, ухмыляясь, возвышался над потерявшим голову от происходящего Чимином. Удобно устроившись на мягком кожаном диване, небрежно и по-домашнему закинув ноги на стол, нервно выдыхал, стараясь успокоиться и пригладить взбудораженные нервы, которые лошадьми сорвались и стали скакать на, требующем вернуть адекватный режим, организме парня.

– Тэхён, – поворачиваясь к кудрявому пареньку, держа зловещую улыбку дёснами на лице, прошепелявил мятноволосый, – принеси, пожалуйста, нож и пакеты, желательно. Глаза-полумесяцы по-доброму улыбались, не скатывая ни одной грешной мыслишки в сторону кудрявого паренька, чьи пепельные волосы переливались в свете приставки на всю стену, на которой, харизматично возвышаясь над трупом недавно погибшей Китаны, стоял разноцветный мужчина, что звался Саб-зиро.
Чонгук в это время поднялся и осторожно поставил Чимина в вертикальное положение, бережно подхватив его руку, медленно подходя к пылающему от злости объекту, который лишь повернулся и утратил улыбку, которая открылась только для пепельноволосого парнишки, что с интересом смотрел на испуганного Чимина, который переваливался с ноги на ногу. Пак взял на заметку, что не почувствовал ни единого намека на запах от пепельноволосого, даже когда Чонгук подвёл его к сидящим на диване парням. Тэхен ярко улыбнулся и осторожно поднялся с кожаного покрова, отдав свой джойстик, что побывал в руках у непревзойденного никем, победителя "ебаных Китан".

– Юнни, давай с Чонгуком разберемся потом, ладно? – лукаво промурлыкал Тэхён, который был на седьмом небе от счастья, ведь ночь выдастся на редкость прекрасной.^^ Обойдя готового расхохотаться от происходящего Чонгука, Тэ легко завернулся ему за спину и, оторвав его от легко отпустившего руку Пака, лягнул Чона задом, на что совершенно не ожидавший такого богу не подсудимого действия от старого друга, с визгами завалился на диван, наваливая на и без того немягкотелого мятного паренька семидесяти шести килограммовую тушу, которая с визгом упала на костлявое тело, которое мгновенно выпустило из рук яро сжимаемый им джойстик, который, слава Богу, упал на мягкую темную скатерть, а не на пол, что мог стать единым целым с Чонгуком. Не обращая никакого внимания на возмущенное шипение и угрозы расправой специально для друга детства Чона, Тэхён подошёл к хуеющему от жизни Чимину, заглянув в его пустотно-космические глаза, стараясь рассмотреть в них хотя бы долю усмешки от происходящего. Рука Тэ тихо поднялась, и тут же подушечки пальцев коснулись теплой кожи на пухлых щеках, бессовестно жамкая их.

– Боже мой, прости меня преисподнея, перед смертью я обязательно должен узнать имя обладателя этих щёчек! – звонко засмеялся Тэ, в глазах которого не было ни капли стыда, только искренняя радость от зачавшегося знакомства. Чимин же энтузиазма не оценил, кротко фыркнув на приятельские жесты от нового друга, чьи щеки только что посетил едва заметный румянец, тут же исчезнув с озаренного тьмой квартиры личика.

— Стойподожди, — скинув с себя прибалдевшего старшего, который с возмущенным шипением полетел прямо по траектории нахуй (на пол), завороженной скороговоркой прохрипел мятноволосый крепкий парнишка, поднимаясь с дивана, подходя к Тэ и Чимину, что начинали свое знакомство с бесцеремонного нарушения личного пространства. бережно, словно маленького ребенка, парень поднял пепельноволосого под рёбра, аккуратно отставив его в сторонку, на что получил яркую улыбку со стороны Тэхёна. кратко, но нежно улыбнувшись в ответ, мятноволосый снова развернулся к мало, чего понимающему из всего происходящего в целом Чимину. скинув с лица мимолётное движение губами, он резко и бесцеремонно схватил Пака за правую руку, задёрнув вверх по локтю плотно облегающий запястье рукав широкой для Чимина толстовки, подаренной ему Чонгуком. Пак тихо стоял, боясь пошевелиться, пока мятноволосый вчитывался в текст, состоящий из вымерших букв, и не бросил на растерявшегося Чимина взгляд, который содержал в себе как и ярость, так и желание выброситься в окно. под взглядом темно-черных глаза-полумесяцев, аловолосый невольно поежился, надеясь на то, что ему сейчас не рассекут челюсть или не выцарапают глаза.

— Пак, семьсот семьдесят второй, — тоскливо начал парень, начиная сжимать запястье Чимина в костлявых пальцах, продолжая зачитывать едва ли держащимся тоном, — был замечен побег четыре дня назад шестого марта, консерватория имени Скиноби. иск объявлен два дня назад, восьмого.