Пролог
19 июня 1922 года
В полдень, когда на маленький курортный городок нещадно светило солнце, невысокого роста смуглая женщина вышла из городской толпы и остановилась у трамвайной остановки, где уже находилось несколько человек. Жара притупляет человеческое мышление, делает его ленивым и медлительным, как какую-нибудь африканскую речку. Поэтому неудивительно, что в сплошном потоке вялых мыслей уже немолодой отставной офицер, прикрывавший своё лицо чёрной шляпой, даже не заметил возле себя прекрасную особу с маленькой девочкой под руку.
Они сидели на лавочке рядом. Женщина была одета в синеватое платье цвета, который бывает только на волнах Средиземного моря. На голове она аккуратно придерживала лёгкую розовую шляпку, из-под низкого подола проглядывались тёмные туфли на низком каблуке. Через плечо — маленькая чёрная сумка с металлической застёжкой, какие бывают на медицинских. Лицо у девушки было светлое, ясное, но без румянца на щеках. Иногда подрагивающие губы, а вместе с ними и пальцы, которые отбивали на ноге фортепианную игру, выдавали в ней волнение. Девочка, немного утомлённая, но наивно счастливая, была маленькой копией своей мамы: те же глаза, такого же цвета волосы, но в некоторых чертах лица проскальзывало и нечто другое — сильное, мужественное.
«Наконец-то! — подумала женщина, когда из-за угла медленно выехал городской трамвайчик. — Ещё несколько минут, и мы бы опаздывали!»
Она встала, поправила платье, взяла дочку за руку. Её каблуки уже тихо постукивали от нетерпения, когда трамвай, задрожав, остановился, и услужливый кондуктор открыл металлическую дверь. Люди поднимались в салон, по очереди складывая копейки в его руку. Последней зашла женщина в синем платье, пропустив вперед своего ребёнка. Она протянула деньги, учтиво улыбнулась и заняла одно из свободных мест у окна. Девочка села к ней на колени и, глядя в окно на вяло сменяющуюся панораму, спросила:
— Мам, а папа меня узнает?
Девушка притянула дочь к себе и поцеловала, тяжело вздохнув.
— Конечно, милая!
Трамвай поехал к причалу.
*****************
Молодой офицер по имени Алексей Станицкий, нервно покручивая чёрные, как смоль, усы, беспокойно топтался солдатскими сапогами, ожидая транспорта или, как его тогда называли на французский манер, дилижанса. По дороге, которая тянулась с еврейского базара, бойко ехали, время от времени напевая свои песенки, иногородние и провинциальные купцы, реже — офицеры или иностранцы.
Молодой человек невольно обращал на себя пристальное внимание проезжающих, хотя офицеры в этом курортном городе были не в новинку. Тёмно-зелёная шинель с двумя «Георгиевскими крестами», вычищенные до малейшей соринки штаны, высокие армейские сапоги, чёрный заграничный чемодан с ручкой — вид человека повидавшего виды, сразу же вызывал восхищение у молодого советского общества.
Но сам офицер абсолютно не думал о происходящем. Его мысли были далеко, были заняты другим. Знакомый образ, который так грел душу, настолько захватил его внимание, что он едва не пропустил едущий к нему дилижанс.
— Тормози! — попросил Алексей, поднимая руку, и кучер, потянув на себя вожжи, остановил повозку. — Спасибо!
Резво запрыгнув в пустую кабину, офицер поставил чемодан в угол, достал из глубокого кармана портмоне и произнёс с некоторой долей приказа (старая привычка до конца лет):
— К причалу гони! Только быстрей! Сколько с меня?
Кучер кивнул, ударил вожжами и уже на ходу озвучил цену.
Пассажир отсчитал деньги, сунул их в руку извозчику и скрылся в кабине. Откинувшись на твёрдом сиденье в ожидании неблизкого пути, он позволил приятному женскому образу вновь войти в сердце, задеть его душу страшнее, чем пули задевали его тело.