•2•
— Как же глуп ты, сын мой, что позволяешь греховному стержню, который находится у тебя между ног, руководить твоими поступками.
— Она жена мне! — взревел сэр Ким, в очередной раз принужденный обстоятельствами встать между женой и матерью, словно между молотом и наковальней.
— Да, она твоя жена, это верно, — зловещим эхом откликнулась леди Ким. — И второй ребенок тоже твой. Помни, однако, что это отродье в один прекрасный день может стать причиной гибели всего твоего рода!
— Я принял решение! А почему, женщина, удались отсюда! — грозно молвил сэр Ким, чувствуя, как улетучиваются все приятные мысли, вызванные проявленным им великодушием и предвкушением радостей от близости с женой.
Леди Ким никогда прежде не боялась сыновнего гнева, не устрашил он ее и теперь.
— Тебе бы следовало пометить ее. Ту, вторую. Они так похожи друг на друга, что нужен хоть какой-то знак различия. Пометь вторую дочку, чтобы знать, кого ты должен опасаться, — мой тебе совет!
По прошествии лет сэр Ким неоднократно сожалел о содеянном, однако ни разу не обмолвился об этом и словом.
А тогда он торопливым шагом вернулся в покои роженицы и потребовал, чтобы служанки доставили ему близняшек. Леди Юна спокойно спала, пребывая в полнейшем неведении о происходящем. Первую девочку, которую леди Юна уже назвала Лиса, сэр Ким осмотрел чрезвычайно тщательно, отмечая про себя все особенности ее внешности: крохотный подбородок, пухлые щечки, темные глазки, пушок светлых волос на головке.
Вторая девочка — она пока продолжала оставаться безымянной — была абсолютной копией своей сестры. Даже бровки она хмурила точно также, как Лиса, и ушные раковины у нее были такой же формы. И сэр Ким, отчаявшись найти хотя бы малейшее отличие между сестрами, решил последовать совету матери. Чувствуя себя не лучшим образом, он раскалил на пламени свечи перстень с печаткой и притиснул горячий металл к нежной коже ребенка.
Девочка дернулась и подняла крик — такой громкий, что он мгновенно разбудил ее сестру Лису, которая тотчас принялась ей вторить. Но Ким и бровью не повел, продолжая прижимать перстень к ножке дочери, пока в комнате не запахло паленым. Потом он отнял кольцо и оглядел дело рук своих.
Чуть дымившийся багровый шрам обезобразил нежную кожу ребенка. Это зрелище, как и пронзительные крики, вырывавшиеся из двух детских ротиков, напомнило вдруг Киму о душах мучающихся в аду грешников, которые корчатся в неугасимом адском пламени, вопят от боли, сгорают и снова возрождаются для мук — еще более горших. Его большое сильное тело содрогнулось от ужаса, и в течение минуты он раздумывал — не последовать ли, пока не поздно, совету матери и не избавиться ли от ребенка совсем? А вдруг хоть что-то из того, о чем она говорила, сбудется? Жена Кима шевельнулась во сне, и Ким в который уже раз передумал. Юна не простит ему убийства дочери. Она будет вечно пребывать в печали и вряд ли допустит его до себя.
Ким протянул крошечное тельце служанке, следившей за ним широко открытыми от ужаса глазами. Послав в ее сторону предупреждающий взгляд, налагавший на ее уста печать молчания, сэр Ким повернулся и вышел из покоев.
В конце концов, он удовлетворил и жену, и свою мать. А коли такой исход дела их не устроит, им придется отведать его тяжелой руки.
ВОСХОЖДЕНИЕ: ПЕРИОД НАЩЕСТВИЯ БУДУЩЕГО.
Вот и случилось то чего боялись все. Дженни выросла и Лиса в том числе. Ким очень любил своих дочерей но, то что он сделал в прошлом он себе простить не мог. Пусть и ненавидел свою младшую дочь.
И вот, наступил тот самый день. Когда Лиса должна была выходить замуж. Но, она не хотела выходить за Ким Тэхена и Дженни решила пожертвовать собой. Под именем своей сестры Дженни вышла на алтарь и жених надел на нее кольцо с брилиантом. Но, он понял что это не Лиса а Дженни. Как раз та, которую он так хотел видеть перед собой. Прямо здесь и сейчас.
ПРОШЛОЕ:
— Мой отец против. Ты должен женится на моей сестре. Ты же знаешь отец меня ненавидит.
— Нет, Дженни. Я хочу быть только с тобой.
— Техен ты не понимаешь. Мой отец властный человек. Если он узнает то, ты умрёшь.
— Мне не нужен замок и деньги. Мы поженимся и больше не вернемся сюда. Будем жить там, где нас не найдут.
— Обещаешь?
— Обещаю, любовь моя.
Конец!