Подружки
«Вот тебе подружки, — дядя Матвей подвёл Олю к двум девочкам, которые выглядели примерно её возраста. — Работать будете вместе. Веселее будет».
— Валя, ты за старшую. — Он кивнул в сторону худенькой девочки, на полголовы ниже Оли и так же бедно одетой.
— Люба, а ты слушай Олю и Валю. Хоть ты с Олей и погодки, она про скотину больше знает, научит тебя. — Он погрозил пальцем в сторону девочки с толстой русой косой до пояса. — Работайте дружно, чтобы никаких бабских склок я не слыхал.
Дядя Матвей привычно погладил и закрутил усы, подмигнул и оставил трёх девочек.
— Вы не смотрите, что я мелкая, я в тридцатом году родилась, поняли? — Валя говорила быстро и уверенно, стреляя чёрными глазами и хмуря брови.
Оле её прямолинейность не понравилась.
— Ишь ты, командиром себя возомнила, — прошептала Оля, прикрыв рот рукой, чтобы Валя не услышала.
Люба, опустив глаза, захихикала, и здоровый розовый румянец окрасил её щёки.
— А ну, цыть! Поле само не вспашется. Я впереди пойду, Оля — посередке, будешь вести коров за мной. А ты, Люба, толкай свой плуг, не отставай. Поняла? — Валя указывала пальцем, распределяя очерёдность, а девочки робко молчали.
К полудню Оля сглатывала вязкую слюну, её желудок скручивался и бурчал, но у девочки не было ни кусочка еды, чтобы успокоить его бунт. Валя стала чаще останавливаться, вытирая пот со лба, но Оля ждала, не желая первой признаваться в голоде и усталости.
— Пусти, мне нужду справить, — тонким голосом попросила Люба.
— Иди, да не задерживайся. Дядя Матвей с меня спросит, если твоя работа не сделана.
Младшая девочка кивнула и побежала к зарослям караганика.
— Ты чья будешь? — спросила Валя у Оли.
— Черноручко я.
— А, так ты сирота, как и я. От бабки своей про твою мать слыхала.
Оля хотела перебить Валю — та казалась ей слишком дерзкой, — но Валя опередила её фразой, которая сразу смягчила Олино сердце:
— Моя мамка тоже померла, а папку на войне убили.
— У меня сестра старшая, Паша, на джайляу она.
— Ты сегодня хоть каплю молока пила? — Валя сузила глаза, оглядевшись.
Оля только покачала головой.
— Пойдём, пока Любы нет, молока подоим. — Валя потянула Олю за рукав.
Оля, боясь, что дядя Матвей узнает, попятилась назад.
— Дядя Матвей сказал, они и так худы, в борозде слягут.
— Или коровы в борозде, или мы. Выбирай.
Валя уверенно подошла к своей корове, протёрла вымя и начала доить, направляя струю себе в рот.
— Ну, что стоишь, как пугало? Не боись, я не сдам. — Она вытерла молоко, стекающие по подбородку, и, прищурив один глаз от солнца, посмотрела в сторону караганика. — Что-то долго она. Её батька охранником зерна служит, их семья дюже хорошо живёт. Работник из неё худой. Пошли, посмотрим, чего она там.
Валя вытерла руки о юбку и решительно направилась туда, где скрылась Люба. Оля шла по её следам, осторожно пробираясь через густые кусты. Они увидели Любу, сидящую на корточках, склонившую голову. Валя ринулась вперёд, Оля не отставала. Они застали Любу врасплох. Та упала, испуганно глядя на девочек огромными глазами. В её руках были куски хлеба, которые она поспешно запихивала за пазуху.
Внутри у Оли вспыхнуло пламя обиды. У Любы была еда, у нее был жив отец и мать. У Оли было только желание выжить. Словно по сговору, Валя и Оля набросились на Любу, выдирая куски хлеба из её рук и жадно глотая их. Люба отбивалась и кричала:
— Папка! Папка! Папка сейчас приедет!
Оля и Валя замерли, оглядываясь, ожидая, что отец Любы вот-вот появится на коне и спасёт дочь. Но всадника не было, лишь коровы изредка мычали в поле. Люба перестала кричать, её щёки пылали, глаза опухли от слёз. Она крепко прижимала остатки хлеба к груди, не вставая с земли.
Валя выпрямилась во весь рост. Оле показалось, будто Валя повзрослела и выросла на целую голову.
— Отдай, — прошипела Валя, протянув руку к Любе.
Та, не сопротивляясь, отдала помятый кусок хлеба. Оля опешила, когда Валя, вместо того чтобы съесть его, задрала юбку, расставила ноги и опорожнила мочевой пузырь на еду. Закончив, она бросила размокшую массу в Любу. Все трое молчали. Люба поджала колени и опустила голову. Оля выплюнула остатки ценного хлеба и крепко взяла Валю за руку.
Они оставили Любу в кустах и вдвоём молча закончили работу в поле. Теперь Валя казалась Оле самой бесстрашной и сильной. Оле хотелось быть как её подруга.
Вечером Оля прибежала домой и, отыскав своё свидетельство о рождении, решительно исправила единицу на двойку в 1931 году своего рождения. Она улыбнулась своей находчивости — не хотелось иметь ничего общего с Любой. Но радость была недолгой: на следующей строке прописью значилось «тысяча девятьсот тридцать первый год».
— Всё. Тюрьма за порчу государственных документов, — прошептала она.
Оля смяла документ и бросила его в печь. С тех пор она везде писала и говорила, что родилась в 1932 году.