Глава 5
– Они будут убеждать тебя, что это ошибка, – шепнул Хэликс, когда перед ними открывались покрытые патиной кованные ворота Академии.
«Им даже не придется. Я и так думаю, что это ошибка», – мысленно поспорила Даяна.
– Они будут говорить, что ты не можешь быть Хищной Птицей, – продолжал Хэликс, когда они прошли на парадный двор.
«Но я и вправду не могу быть Хищной Птицей».
– Когда начнется Первая Клятва – тебя будут уговаривать. Наседать. Вынуждать принести клятву Ловчей Птице, а не Хищной. Ни в коем случае, послушай меня внимательно, Даяна! Ни. В коем. Случае. Не иди на поводу. Ты Хищная Птица. Точка. Поверь мне. Если присягнуть неправильно – ты обречена на гибель. Быструю и довольно мучительную. Духи не терпят ошибок.
Это какой-то бред. Ей чудилось, что она проживает чужую жизнь. Это не могло происходить с ней.
Дорогу от Подъемника до Академии Даяна прошла будто бы с повязкой на глазах. Она не помнила ни улиц, ни солнечного света, ни людей. Лишь слышала гудение. Бесконечное, монотонное, навязчивое, как жужжание жирной мухи над подушкой. Было ли то шумом улицы, созвучием болтовни и звука работающих механизмов? Или слепота притянула за собой глухоту, лишив Даяну способности воспринимать мир, вытолкнув ее за его пределы, в черный одинокий вакуум?
Пожалуй, она бы с радостью осталась там, в пустоте. Тьма никогда не пугала, тьма нравилась ей. В доме у них всегда было темно. Да и уйти подальше от людей, суетливых, громких, непредсказуемых Даяна не отказалась бы.
Все лучше, чем очутиться здесь. В холле величавого старинного здания.
Даяна едва помнила, как оно выглядело снаружи, лишь огромное дерево, такое она никогда не видывала, отпечаталось в памяти: сознание прояснилось, когда они с Вороном зашли за ворота, но тот снова заговорил о Хищных Птицах, и его слушательница неминуемо провалилась в мысли.
Хищные птицы. Хозяева города. Она не могла быть одной из них! Даже если допустить, что ее отец – вовсе не ее (это неприятно, но нельзя отбрасывать вероятность только потому, что она тебе не нравится), и мать ходила на сторону с кем-то из высших кругов (шанс мизерный, но допустим), с незаконнорожденной бы разобрались задолго до появления Ворона на пороге их дома. Это ведь одна из обязанностей Высшей полиции – следить за чистотой высших кланов! Даяне бы не позволили дожить аж до совершеннолетия, а потом встать на пороге Академии, где, в том числе, учатся законные наследники знатных семей.
Значит... Это не может быть правдой.
Но почему Ворон так уверен в обратном?
Сквозь вытянутые витражные окна в парадную залу проникали дневные лучи. Преломляясь в разноцветных стеклах, свет покрывал темный дорогой паркет неясными пестрыми пятнами. По сторонам громоздкой двойной лестницы и посередине, прямо над ней, висело три шпалеры. На одной, красной, изображалась черно-белая птица в ромбе, символ Ловчих Птиц. Облик их общей Птицы, олицетворяющей родственные кланы, был хорошо знаком жертвам произвола. На другой, центральной, желтой, в перевернутом треугольнике была птица с крупным клювом и устрашающими когтями – герб Хищных. Третью, синюю, украшала белоснежная птица с острыми, как края бумеранга, крыльями, заключенная в обычный треугольник. Она была незнакома Даяне. Может, это символ Морских Птиц? О них до Третьего Неба доходило меньше всего информации.
Стены же сплошь заполонили живописные портреты. Даяна лишь раз видела настоящую картину, когда друг семьи Рафик водил ее в одно подпольное заведение, так он учил подопечную настоящей жизни. У хозяина была маленькая, если не сказать крошечная, картина. Висела она на самом видном месте, и обязанностью каждого было подойти к ней и восхититься, чтобы уважить ее владельца.
Здесь же полотна висели все равно что обои. Им дома побелку было нечем заменить, то тут, то там проглядывал кирпич, а здесь и стену не разглядишь за всеми этими тяжелыми рамами, да пестрыми красками.
– Я позову директрису, – донеслось из-за спины.
Долговязая и вся какая-то сухая женщина с очень короткой стрижкой юрко прошмыгнула мимо них с Хэликсом и засеменила по ступеням.
Бездна побери, Даяна даже не заметила, что с ними шел кто-то еще! Кто это? Какая-то служащая? Захотелось побить себя по щекам и привести в чувства. Она совсем уж осоловела, а такую роскошь, не без содействия дорогого алкоголя, могли себе позволить разве что богатеи с портретов.
К одному из них, расположившимуся в самом центре, Хэликс подошел поближе. Деловито сложив руки за спиной, он спросил:
– Знаешь, кто это?
Та неуверенно пожала плечами и только после поняла: Ворон со спины не заметит ее колебание. Она без особой охоты всмотрелась в портрет молодой женщины. Светлые короткие волосы вились непослушными кудрями, в больших и круглых, прямо как у дорогой куклы, глазах читалась неожиданная решительность.
Под портретом виднелась табличка с именем. Даяна хорошо различила буквы, жаль складывать их в слова не умела.
– Аделина Гарпия. Слышала? – молчание затянулось, и Ворон сам ответил на вопрос.
Накатило странное ощущение. Даяна редко испытывала к кому-то восхищение. Но сейчас чувство вспыхнуло само собой, будто по команде. Оно и не удивительно – жителям Небесного Города с пеленок рассказывают о подвигах героини из клана Орлов.
– Она спасла корону от мятежников.
– О, значит, вы на Третьем Небе не живете в пузыре? Да, единственный уник в клане Орлов, пожалуй, одна из самых известных Хищных Птиц за всю историю, с крайне недурственными силами. Героически спасла короля от переворота... И за это была удостоена чести выносить его наследника. По крайней мере, так это преподносят Хищные Птицы. На мой взгляд, она сделала королю двойное одолжение, и оба о-очень большие. И в конечном счете умерла при родах, а ее дитя выкрали оставшиеся мятежники, которых она не успела добить. Очень вдохновляющая история.
– И что здесь вдохновляющего?
– Вдохновляет не делать никому одолжений. Тебе это дорого будет стоить.
– Как хорошо, что наши отношения построены на старом-добром принуждении.
– Довольно крепкая основа, если ты спросишь меня.
– Я не спрошу.
В голове крутился вопрос, но Даяна не стала его задавать. Больно не хотелось говорить с Вороном. Да и смотреть на него тоже. Во что он только ее втянул?..
Но мысль уверенно закрепилась. Даяна отдаленно понимала, кто такие уники и кто такие Забытые. Это были особые Птицы. Вроде в школе говорили, что Забытые относились к тем духам, чьи имена стерлись из людской памяти, и были более редкими, точнее – совершенно редкими, а главное – крайне сильными. Но чем они отличались от уников (слово-то какое странное, сразу видно – придумано на верхних ярусах!)? Впервые в жизни она пожалела, что была невнимательна в школе. Кто бы мог подумать что на уроках Веры и Морали было что-то полезное! Но, как и все дети рассветного возраста, она придумывала, как улизнуть и пойти бегать с остальными по крышам - дразнить желторотых констеблей, да искать на улицах брошенные (или оставленные без присмотра) вещи, которые могли бы пригодиться дома.
Кто-то громко, показательно громко, кашлянул. Этот звук больше походил на треск старой цепи, застрявшей между заводскими шестернями, сложно поверить, что его издал человек.
Но обладательница неприятного, холодного, как у машины, голоса точно относилась к человеческому роду. Хотя лицо ее, щедро напудренное, казалось застывшим, словно маска, а в глазах поблескивала сталь. Светлые волосы чуть тронула седина, которую не удавалось скрыть даже под медными заколками (Даяна была уверена, что медь у горожан давно изъяли – для починки проводов по всему городу. Но, видимо, коснулась акция «гражданской ответственности» не всех), на груди красовался увесистый медальон со слабо светящимся золотом камнем.
– Полагаю, это вы просите допуска своего соискателя на место в академии? Довожу до вашего сведения, что вы опоздали, заявление следовало подать заранее, – она говорила монотонно, едва шевеля губами, будто не хотела прилагать ни толику усилия в разговоре с незваными визитерами.
– О, кажется вы нас с кем-то спутали, госпожа... Простите, не расслышал ваше имя? – Хэликс воодушевленно подался вперед. В его голосе по первости чувствовалось заискивание, но резко сменилось твердым повелительным тоном, – мы вовсе не просим допуска... Я, будучи в полном праве, требую допустить своего кандидата до обучения, – и сразу после этого – опять уважительные нотки в каждом последующем слове, – а те неизвестные мне просители, о которых вы говорите, конечно, переступают все границы!
Госпожа оторопела на миг. И неудивительно: жесткий приказ завернули в блестящую обертку вежливости. И вроде хочется оскорбиться, но прямого права на то, будто бы нет.
– Кто вы, во имя Великой Птицы, такой, чтобы что-то требовать? – и все же, обдумав, она решилась на конфронтацию.
– Когда я был маленьким мальчиком, матушка учила меня не разговаривать с людьми, которых я не знаю, – теперь Ворон прибегнул к приему, знакомый и Даяне – изобразил дурачка. Ей это никогда не удавалось, но она встречала такого рода виртуозов, – странное дело, – продолжил Хэликс, – но под взором чудесного портрета матушки, не могу ничего поделать, как снова почувствовать себя ребенком, – Хэл указал на полотно с молодой черноволосой женщиной. Взгляд строгий и горделивый, прямая осанка и почти полное отсутствие каких-либо аксессуаров поверх элегантного черного камзола – она производила впечатление женщины, которой не стоит переходить дорогу, – я боюсь, что так и не расслышал ваше имя.
Апелляция к матушке сработала, и собеседнице пришлось представиться:
– Госпожа Грейслин Орел, – в голосе послышались горькие нотки, противник оказался сложнее, чем она предполагала... Но госпожа Орел встрепенулась, сощурилась и сделала новый выпад, – впервые слышу, чтобы у госпожи Ласточки был сын.
– Что ж, я тоже никогда не слышал о вас. Насколько я помню, решения о поступлении кого-либо в академию принимает директор академии. А она, как известно, относится к Кукушкам, а не Орлам, – от того, что Хэл посмел поставить Кукушку выше Орла, Грейслин перекосило.
– Вы можете поинтересоваться у своей матери, если действительно являетесь ее сыном, обо мне. Она вам подробно растолкует, кем я являюсь. И, к слову, мой портрет висит на этой же стене, недалеко от портрета госпожи Ласточки.
Она указала взглядом на небольшое полотно возле угла почти у самого пола. Близость к портрету главы Малой Полиции была явно преувеличена, рядом различалось лишь темное квадратное пятно на стене - след исчезнувшей картины.
– А-а-а, так это вы? Просите, не признал! На портрете вы такая молодая, довольно тяжело проследить сходство. Но уверен, раньше, много, очень много, лет назад, вы на этот портрет походили! – укол в сторону усердно молодящейся госпожи стал сильным ударом в их перепалке.
Даяна бы искренне восхитилась, как ловко Ворон сменяет маски, становясь то преданным пресмыкателем, то жестким начальником, то откровенным дурачком. Но... Она понимала: в острословии поупражнялся Хэликс, а по башке получит она. Эта госпожа Грейслин явно не последний человек в Академии Стражей. Уж больно много гонора. А Ворон скоро перешагнет порог величественного здания, чтобы оставить новоиспеченную протеже наедине с озлобленной соперницей.
Со стороны лестницы послышались поспешные шаги. Первой показалась служащая, отправившаяся за директрисой, а за ней – невысокая невзрачная женщина в форменном серо-бежевом платье с круглым кардиганом поверх него.
По нему Даяна сразу узнала Кукушку. Заведавшие документами, подтверждением браков, рождением детей, фиксацией смертей, и, за что они более всего известны – распределением сирот по семьям.
Откуда в Небесном Городе столько сирот – большая загадка. Но мало кто задавался этим вопросом. Принять ребенка от Кукушки считалось большой честью. Под громкими словами маскировались два крайне посредственных обстоятельства: граждане не имели права отказаться от сироты, и это с лихвой восполнялось увеличенными пайками и поддержкой от Хищных Птиц.
Была и другая особенность у этих Кукушек. Особенность, которая вынуждала каждую из них, будь она служащим под эгидой Хищных, или обычным горожанином, давать «Клятву молчания». Кукушки умели видеть, кто к какой птице относится. На первый взгляд неприметное умение способно было погрузить город в хаос. Кто Кукушка, а кто Сорока? Кто был Попугаем, но не получил право на поступление на службу и большую часть жизни прожил, как Скворец? Стоит картам вскрыться – и каждый захочет получить свое, а кто по праву рождения ничего своего иметь не должен – станет истово отстаивать то, что у него уже есть.
Кукушки хранили секреты даже от Хищных. По крайней мере, так говорили. Даяна в это не верила. Слишком полезная сила у этих неприметных птичек.
Директриса с некоторым смущением глянула на Грейслин и легонько ей кивнула. Едва ли госпожа Орел сохраняла субординацию и слушалась Кукушку. И если и подчинялась ей, то с очень большим натягом.
– Я боюсь, что вы пришли слишком поздно, церемония Первой клятвы состоится уже через полтора часа, – голос у директрисы был прерывистым, высокие нотки резко сменялись низкими. Все Кукушки так говорили.
Близоруко щурясь, она подошла поближе. Глянула на Даяну, и брови ее хмуро опустились. Затем бросила взгляд на Ворона, и крепко сжала губы, будто бы боясь ненароком ляпнуть лишнего.
Возможно, нарушить клятву?
– Вы довольно интересная Птица, – напряженно что-то обдумав, сказала Кукушка в итоге.
– Вы крайне проницательны, – подтвердил Ворон деловито, – я – Хэликс Ворон, – стоило прозвучать его имени, директриса чуть заметно кивнула, будто соглашаясь с его словами.
Госпожа Грейслин же колко дозналась:
– Ворон? И что это за птица такая?
– Самая талантливая и красивая! – без намека на скромность ответил тот.
«Потерял все-таки честность по дороге», – отметила Даяна.
Госпожа Орел неудоволетворенно хмыкнула.
Хэл же указал на свою кандидатку:
– Это Даяна. Хищная Птица с Третьего Неба.
«Еще более претенциозно меня представить не мог?!», – он специально тут всех провоцирует, чтоб ей потом жилось легче?
– Немыслимо! Вы хотите сказать, что эта безродная девчонка из трущоб – Хищная Птица? – в некотором роде возмущение госпожи Орел можно понять. Даяна уж точно была с ней согласна, – вы что, подвергаете сомнению благопристойность господ? И кого именно, хотелось бы знать? Орлов или Соколов?!
– Скажу честно: уверен в благопристойности господ чуть меньше, чем в их либидо. Но если вы думаете, что я привел вам на порог бастарда, то это не так. Даяна не Орел и не Сокол.
– То есть вы еще и хотите сказать, что эта девчонка – уник? Возмутительно!
– Кажется, вы недостаточно внимательно меня слушаете, – Ворону вернулась прежняя жесткая интонация, которую Даяна уже запомнила, – что довольно странно для Орла, мне казалось, вы должны быть предельно внимательны к деталям... Но я повторю, мне не сложно. Даяна не Сокол. И не Орел. Она из Забытых.
Холодок пробежал по спине. Что?..
– Забытая Хищная Птица?! Да вы хоть понимаете, что несете?
Грейслин аж раздулась, как воздушный мешок рыбы, еще секунда и лопнет.
Даяна, внезапно, была с ней солидарна. Великий Дух, да она даже толком не знает, кто эти Забытые! Да еще и Ворон записал ее в Хищные Птицы! Он точно сумасшедший, другого объяснения нет! А значит... Ей пора искать способ свалить, и свалить как можно дальше от этого малолетнего психа!
Директриса долго молчала, исподлобья оглядывая Даяну, решая, что с ней делать. Казалось, заявление Ворона обескуражило и ее. Внимательный взор Кукушки проникал под кожу, под мышцы, просверливался сквозь кости. Что он искал? Душу, скрывающуюся в самых глубинах тела? След предков, оставленный в крови? Печать духа, избравшего ее сосудом своих сил?
Не похоже, чтобы Кукушка нашла ответ. Бледное лицо оставалось хмурым и растерянным.
Едва ли ей прежде приходилось оказываться в ситуации, подобной этой.
Ворон же оставался предельно серьезным. Он весь вытянулся, лицо его застыло, глаза неотрывно смотрели на директрису. Сейчас он стал невероятно похож на матушку, гордую и жесткую, наблюдающую за холлом со своего портрета.
– Если вы так настаиваете... Я не имею права отказаться, – Грейслин уж раскрыла рот, чтобы поспорить, но Кукушка проявила доселе незамеченную за ней твердость, остановила госпожу Орел жестом, и продолжила, – обычно заявление подается заранее, но в исключительных случаях, если проситель имеет высокий чин, я обязана принять кандидата, – директриса взяла паузу, чтобы смерить Ворона испытующим взглядом, – вы ведь, полагаю, действуете от имени вашей матери, главы Малой полиции, госпожи Ласточки? – кажется, ей было важно проговорить и должность и имя.
Даяна затаилась. Кажется, она начала понимать... Вся эта власть, боязнь полицейских связываться с Вороном, его абсолютная уверенность и полная свобода действий исходят не из его невероятного авторитета. Это все его матушка. Вот кому действительно никто не хотел переходить дорогу. Особенно ее подчиненные.
– Конечно, – Хэликс кивнул, даже не дрогнул.
Даяне слабо верилось. Госпожа Ласточка решила устроить никому неизвестную деваху в Академию Трех Крыльев да еще и назвать ее Хищной Птицей? При чем не Соколом, не Орлом. А Забытой! Это же такой отчаянный выпад против хозяев города и ее непосредственного начальства! Ах, да, сделано это все без ее малейшего участия. Она даже не посмотрела на ту самую деваху!
«Врет, нагло врет», – по груди жгучим чувством, будто яд пустили по артериям, расплылась злоба.
– В таком случае, – Кукушка оставалась напряженной, – я не имею права отказать. Я даю вам разрешение, – лицо госпожи Орла замерло в ужасной гримасе, будто эти слова принесли ей истинную агонию. Директриса же продолжила, – но если все пройдет гладко, я хочу чтобы завтра же на моем столе лежали все документы, как и положено, – Кукшка замолчала на секунду и проговорила с некой долей горести, – впрочем, мне нужны будут документы в любом случае. Даже если... – она взволнованно и виновато глянула на Даяну, – если пройдет не гладко.
Хэликс не ерничал и не возмущался. Просто согласился.
«Если пройдет гладко! Да и это ее лицо!», – даже Кукушка сомневается, что все это правда! Иначе бы не было никаких «если»! Великий Дух... Даяне захотелось помолиться, как тот лощеный бедолага из ее шеренги.
– Возмутительно! Вы всерьез собираетесь ее принять? – Грейслин была в шаге от истерики (и Даяна полностью разделяла ее чувства), и, видимо, выпустила свой последний козырь, – так и знайте, я донесу до сведения господина Винсента...
– О, вы можете не утруждаться! – Хэликс с поддельным добродушием улыбнулся, – я сам ему скажу, когда он придет к матушке на чай. Как раз завтра обещался.
После этого госпоже не оставалось ничего кроме как ретироваться.
Директриса же, поравнявшись с Грейслин, шепнула ей строго, но Даяна услышала:
– Делайте свою работу, а мне оставьте мою.
После этого неожиданного выпада, Кукушка протянула руку, подзывая свалившуюся им на голову соискательницу.
Даяна, скуксившись, мелкими шажочками, надеясь растянуть время, подольше остаться в моменте, когда она еще не обречена на гибель, подошла к директрисе.
– Пойдем, Даяна, – выговорила Кукушка, заботливо обнимая ее за плечо (настоящей заботой было бы помочь ей сбежать!), – тебе нужно подготовиться к Первой Клятве.