Душа обрела покой
Боль. Жгучая, невыносимая боль, которая, словно раскаленный добела гвоздь, пронзала меня насквозь, выжигая последние крохи рассудка. Эта боль, этот ад, в котором я был заперт, превратился в мою единственную реальность, в мое вечное проклятие.
Я устал. Не просто устал физически, а устал душой, устал всем своим существом. Устал от галлюцинаций, этих призрачных теней, танцующих передо мной, от их зловещего шепота, от их извращенных видений. Устал от паранойи, этой ядовитой змеи, обвившей меня полностью, пронзающей своими клыками каждую клеточку моего существа. Устал от бесконечного цикла отчаяния, от этой бездонной, разъедающей депрессии, которая, словно ржавчина, просачивалась в каждую клеточку моего существа. Я был сломлен. Окончательно и бесповоротно. Моя жизнь, подобно старой, изодранной карте, была усеяна обрывами, колдобинами и черными пятнами, где некогда были расположены важные точки, теперь навсегда стертые безжалостным временем.
Мои руки, словно парализованные, потянулись к столу, где лежал он – тот самый нож. Тот самый нож, которым, как мне казалось, я убивал людей, этот зловещий свидетель моего безумия. Его лезвие, некогда тусклое, в моих глазах вспыхнуло зловещим блеском, отражая последние отблески моей угасающей жизни. Я взял его, его холодный металл, казалось, придал мне сил, вселил какую-то странную, извращенную решимость.
Я поднял рукав старой, грязной рубашки, обнажая бледное, испещренное венами запястье. Мои пальцы, дрожащие от напряжения, прижали лезвие к тонкой коже. Секунда. Еще секунда. И вот, я провел им. Несколько раз. Неглубокие, но отчетливые полосы, словно линии на карте, пролегли по моей коже. Из них, словно невидимые реки, стали сочиться тонкие струйки алой крови, каждая из которых, казалось мне, уносила с собой часть моей ушедшей, одинокой жизни, ушедшего, несбывшегося будущего. Это были не просто раны, это были рубежи, которые я пересекал, оставляя за собой мир боли и страдания.
Тепло. Сначала легкое, затем все более сильное тепло разлилось по моей руке, по всему телу. Головокружение. Голова закружилась, словно в бешеном танце, а сознание, словно тающий снег, начало растворяться. Призраки, эти вечные спутники моего безумия, теперь танцевали вокруг меня, их лица были полны печали, а их голоса шептали мне слова прощания. Моя первая жена, мои дети, миссис Грин, Майк – все они были здесь, окружая меня, словно ангелы смерти, пришедшие проводить меня в последний путь.
Я почувствовал, как силы покидают меня. Мое дыхание стало прерывистым, а сердце, этот измученный, истерзанный орган, замедлило свой ход, словно старые часы, которые вот-вот остановятся. Я закрыл глаза. И в этот момент, в этой кромешной тьме, я услышал его. Тихое, нежное мурлыканье. Мустин. Мой первый Мустин. Он был здесь, рядом со мной, его теплое, бархатное тело прижималось к моей руке. Это было иллюзией, конечно, но в этот последний момент, в этой пограничной точке между жизнью и смертью, я позволил себе поверить в это.
Моя жизнь, словно проклятая пьеса, наконец-то подошла к своему финалу. Занавес опустился. Я умер. Уснул вечным, одиночным сном, на полу своей пустой, пыльной квартиры, окруженный пачками кошачьего корма и разбросанными осколками своего разбитого разума. Кровь, густая, алая кровь, словно темная река, растекалась по полу, образуя вокруг меня зловещий ореол. Это был мой конец. Конец боли, конец страданий, конец всего. И в этой последней, смертельной тишине, я, этот сломленный, истерзанный человек, наконец-то нашел свой покой. Покой в бездне, в которой я так долго блуждал, и которая, в итоге, стала моим единственным прибежищем. Моя душа, словно разбитый колокол, умолкла навсегда, оставив после себя лишь эхо безумия и вечной, безграничной боли.