epilogue
,and that's it. вот и всё. правда, ещё будет эпилог - я не могу не написать его (((:
что я хочу сказать по поводу всего этого затянувшегося кошмара - я надеюсь, каждый сделал правильные выводы и понял, что история немного фантастическая в плане изменений чонгука - ни один такой человек не станет на деле меняться. мне просто хотелось счастливого конца, как и вам, я думаю. не нужно влюбляться в таких людей и ждать, что они изменятся. никто не станет меняться ради вас, да и вы никого не измените.
Примечание к части
и насчет расстройств пищевого поведения. я уверена, что среди вас есть люди, страдающие этим либо начинающие попадать под влияние глупой романтизации. не надо. серьезно, ваша жизнь не станет лучше. примите себя и только потом пытайтесь что-то в себе менять. не получится у вас сначала измучить свое тело, а потом принять его. анорексия и булимия не прекрасны, они отвратительны и приносят боль. не только вам, но и вашим близким. как и любые болезни.
но я рада закончить этот труд, в который вложила очень много себя и своего опыта. наконец я могу почти поставить точку! и да, у меня есть идеи к новому макси, и он находится в разработке(если кому-то интересно хд).
мои контакты есть у меня в профиле, и если кто-то хочет поболтать или просто поговорить о своих проблемах или вообще просто кому-то одиноко - пишите
отдельное слово людям, оставлявшим отзывы с просьбой вернуться - извините, если не отвечала - мне было стыдно
— Не надо снова заказывать тот противный кофе, потому что он ужасен, — скривившись, проговорил Чимин, обращаясь к занятому изучением меню Тэхёну. Его пухлые красные губы сжались в плотную линию, и тёмные брови слегка сдвинулись; цвет его лица казался более здоровым, и на щеках даже играл лёгкий румянец. С обновлённым рыжим оттенком волос он казался ещё ярче и оживлённее.
— Но Юнги его любит, — обиженно надув губы, проговорил ему в ответ Ким; отложив меню, он посмотрел в окно и вздохнул. — Где они пропадают? Уже десять минут прошло! — протянул устало юноша.
Лето играло всеми своими насыщенными красками: небо, залитое голубым шёлковым одеялом, не пропускало ни одной бледной тучки, оттеняя яркое сияние жаркого, совсем разгорячившегося за последние месяцы солнца. Вокруг сновали пешеходы, пестря цветастой и лёгкой одеждой; редкие дуновения ветерка с теплотой ласкали их обнажённую кожу. Повсюду всё так же теснились полосы бесконечных машин и велосипедистов — казалось, словно атмосфера города не менялась несмотря ни на погоду, ни на времена года. Кипящий Сеул навечно останется в памяти Чимина суетливым, не знающим покоя городом.
— Как всегда задерживаются в салоне, — проверив телефон, пояснил художник; белая футболка придавала особый акцент его рыжему цвету волос. Он выглядел капельку плотнее и здоровее по сравнению с ушедшей весной; улыбка всё чаще стала появляться на его аккуратных чертах.
Тэхён закатил глаза и вновь обратился к меню; его блонд стал более тусклым — всё равно юноша собирался вскоре менять цвет волос. Одетый в ярко-розовую футболку, он казался самым ослепительным посетителем неброского и переполненного людьми кафе. Их столик возле окошка теснился к самому уголку помещения, отдалённый от общего шума и кутерьмы: они специально выбрали самое спокойное местечко и со спешкой заняли его.
Чимин с волнением поглядывал на улицу, ожидая момента, когда из поворота выйдут две знакомые фигуры; его переполняло сладкое предвкушение и лёгкий аппетит. Пищевые привычки юноши не изменились самым волшебным и фантастичным образом — каждый день он лишь старался делать по маленькому шагу вперёд, порой, безусловно, срываясь и вновь впадая в пучину отчаяния и страха. Его жизнь наладилась, и единственный человек, которому он мог быть благодарен за её стабильность и за удовлетворение ею, — это он сам. Но и не без помощи музыканта, разумеется, — Чонгук поддерживал его с не меньшим энтузиазмом.
Задумавшись, Чимин вспомнил тот день, когда они с Чонгуком вернулись домой из Пусана — между ними царили неловкость и лёгкая недосказанность; затем они часто недопонимали друг друга и много ссорились. Со временем оба юноши научились идти на уступки, осознавая, что каждое их действие, даже направленное во вред себе самому, сильно сказывалось на втором; им пришлось научиться принимать недостатки друг друга и бесконечно работать над собственными. Наверное, в этом и состояла суть отношений — художник не мог точно сказать, были ли они в порядке на стабильной основе или существовала ли вообще стабильность в их отношениях, но он мог быть уверен в одном — они оба старались над этим.
Занятый размышлениями, рыжеволосый юноша не сразу заметил, как к их столику подошли ожидаемые ими фигуры. Устало выдохнув, Юнги сел рядом с Тэхёном и тут же поинтересовался у него, заказал ли тот уже блюда; Чимин поднял взгляд на Чонгука и улыбнулся. Музыкант занял место рядом с ним и поздоровался:
— Привет, — тень лёгкой улыбки пробежала по его чертам; теперь он казался более отдохнувшим и удовлетворённым своей жизнью. Его волосы слегка отросли, и чёрная футболка неизменно сидела на его красивом и подтянутом торсе. Учёбу он так и не бросил, по уши насытившись словами Юнги о том, что иметь образование нужно хотя бы на крайний случай и если начать бросать всё, что тебе не нравится, — жизнь превратится в череду неудач и провалов. Воспитывая в себе терпение и волю, Чонгук день за днём точно так же проделывал свои маленькие шаги на пути к счастью и принятию себя.
— Привет, — тихо проговорил Чимин и смущённо улыбнулся — порой он не мог совладать с тем, как сильно влиял на него музыкант. Казалось, словно даже спустя много месяцев он всё ещё мог бы краснеть от его компании.
К ним тут же подошла приятная девушка-официантка, готовая принять их заказ; Юнги заказал свой кофе и какую-то вредную пищу на пару со своим парнем, в то время как Чимин твёрдо обошёлся салатом и чашечкой зелёного чая — Чонгук так же остановился на чае и салате с мясом. Как только заказ был принят, девушка вежливо удалилась, не забыв сверкнуть своей учтивой улыбкой.
— Но я не знаю, будут ли показывать фильм в эту пятницу ещё, — осматривая глазами поочередно людей за столом, говорил Тэхён, — мы могли бы успеть и в четверг, у Джина ведь нет планов на этот день, — продолжал он.
— На этот день есть у меня клиент, — возразил Юнги, — я не могу перенести, и так уже два раза переносил конкретно этому парню, — проговорил он, поглядывая только на Тэхёна, — я просто уточню насчёт пятницы, и потом мы решим наверняка.
— Ну как знаешь, — пожал плечами писатель, — в пятницу вечером мне ещё надо встретиться с родителями… — взгляд юноши стал нечитабельным, — …но это не срочно! — он тут же отмахнулся от собственных мыслей и с ожиданием повернулся проверить не готов ли был их заказ.
— Я думаю, в пятницу и субботу его ещё должны показывать, — предложил Чимин, — я не уверен, но я вроде бы читал на сайте об этом, — проговорил он, слегка нахмурившись в попытке припомнить информацию; затем он откинулся на спинку кожаного диванчика и вздохнул.
Чонгук так же прислонился спиной к дивану и, расслабившись, протянул левую руку за затылком Чимина; удивлённый, художник обратил на него озадаченный взор и, почувствовав, как юноша слегка приобнял его, очаровательно улыбнулся в его сторону. Взгляд Чонгука при этом был прикован к говорившему Юнги — словно все его действия были абсолютно неосознанными.
Но Чимин знал, что это было не так. Теперь он понял, почему парой минут ранее музыкант внимательно осмотрел помещение и всех посетителей — он убедился, чтобы никто не смотрел в их сторону. Ранее художника бы ранил такой поступок, но, научившись проявлять понимание к страхам Чонгука, с которыми тот неизменно и беспрестанно боролся, он был рад каждому маленькому и с первого взгляда незначительному поступку. Слегка расслабившись, юноша поудобнее разместился в такой позиции и даже позволил себе приблизиться к музыканту, опираясь плечом о его тело.
Повернув голову, художник тут же увидел, как Чонгук расплылся в едва заметной, но при этом неудержимой улыбке; его сердце объяло волной любви и привязанности. Тут он вдруг вспомнил о том, как отчаянно когда-то пытался нарисовать портрет улыбающегося Чонгука, как много раз он представлял себе эту улыбку более двух лет назад — с каким разочарованием осознавал он, что не мог точно вспомнить искреннюю и настоящую улыбку Чон Чонгука.
Сейчас эта самая улыбка прекрасным воспоминанием глядела на него с того самого рисунка, где Чонгук играл за его любимым пианино — ведь Чимин смог закончить портрет, став причиной той самой улыбки и навсегда запечатлев её не только в своём сердце, но и на бумаге.