ten
Чимин проснулся от страшного холода; одеяло закрывало его лишь наполовину, и открытая кожа была покрыта мурашками. Разлепив глаза, он тут же огляделся и обнаружил знакомую комнату: полупустая, с коричневой мебелью, двумя кроватями, одна из которых была не заправлена, и спальным мешком, так же нетронуто лежащим на полу; вспомнив события прошлого дня, он припомнил, что данная комната отводилась ему, Тэхёну и Хосоку. Однако никого из юношей не было. Вокруг была тишина: даже за дверью не доносилось ни звука. По комнате витал запах нового дерева и свежего белья.
Художник приподнялся и, полуобнимая себя худыми руками, осмотрелся вокруг, приостановив взор на окне: на улице уже рассвело, и свет бледного неба освещал помещение своими тусклыми, бесцветными лучами; на его фоне виднелись голые деревья, украшенные множеством набухающих почек. Опустив взгляд вниз, Чимин осознал свою полноценную наготу и панически перевёл взгляд в сторону; правая половина кровати, однако, была пустой. Внезапно юношу пронзила страшная боль в области висков, и он, согнувшись, схватился руками за голову; глаза его закрылись. «Что же произошло?!» - тревожно бился в нём один вопрос.
Покопавшись в памяти, юноша всё же припомнил подробности игры в «Я никогда не...», танцы с Хосоком, какие-то отрывки из воспоминаний; обнимающиеся Тэхён с Юнги, хихикающий Намджун, поющий Джин... Не сводящий с него глаз Чонгук. Художник вспомнил, с каким нечитабельным и странным любопытством осматривал его музыкант весь вечер. Он вспомнил, как его стало тошнить вином и водой на втором этаже; хорошо, что он успел добраться до ванной комнаты. Затем он из неё вышел, встретил Чонгука, и потом...
- О нет, - завыл Чимин и резко распахнул наполненные безумством глаза.
Его сердце стало биться чаще, и воспоминания, одно за другим, посыпались на него, подобно песку в песочных часах; его щёки зарделись, и по телу пробежалась приятная искра. Поджав к себе колени, всё ещё укрытые тонким белым одеялом, он стал выуживать события по порядку, тем самым лишь усиливая головную боль и тут же корчась от неё. Нет, они не переспали; но между ними произошло что-то.
Горячие и пламенные поцелуи, подавленные и громкие стоны, их обнажённые тела, касающиеся друг друга; состояние эйфории, чувство безопасности и неудержимая страсть. Будучи в трезвом и осознанном состоянии, Чимин не мог представить себе, как он смог позволить всему этому произойти. Как же так вышло, что в его голове не обнаружилось ни одной причины одуматься и остановиться? Почему же он не смог сказать «нет»? Почему он, в конце концов, не посмотрел на ситуацию со стороны, не оценил всё здраво и не задался вопросом: как такое может происходить вообще? Но больше его волновало другое: как же так вышло, что Чонгук был инициатором происходящего? Почему он так поступал, что же побудило его поступить так?
Первая мысль, которая пришла юноше в голову, была идея об особенной форме издевательства со стороны Чона. Быть может, он настолько возненавидел Пака, что решил мстить ему таким образом, нажимая на самое больное - чувства Чимина к нему? Зачем же тогда ставить под угрозу собственную репутацию, зачем приносить самому себе неприятные ощущения? А разве было Чонгуку неприятно?
Чимин тряхнул головой и тут же пожалел об этом, скорчиваясь от неприятной боли. Сейчас ему стоило сходить в душ, одеться, привести себя в порядок и спуститься вниз, поискать остальных гостей коттеджа.
Вопрос с Чонгуком стоило решать с самим музыкантом.
Z Z Z
- О нет, - одними губами произнёс Чимин, стоя перед зеркалом в ванной комнате и разглядывая собственное отражение. Оттуда на него глядел худой и болезненно бледный юноша с яркими рыжими волосами, уставшими, мёртвыми глазами и покрытой маленькими насыщенно-фиолетовыми и алыми синяками шеей. Засосы.
Воротник чёрной футболки был свободный и глубокий, обнажавший вид на бледную шею со множеством оставшихся после Чонгука отметин. Касаясь пальцами покрасневших участков кожи, художник с печалью глядел на своё отражение, испытывая внутри бурю безнадёжности и отчаяния. Скрыть их было невозможно - засосы располагались на самых открытых участках кожи. К тому же, они чрезвычайно бросались в глаза. Воспоминания губ Чонгука, касавшихся его шеи, заставляли мурашки пробегать по телу юноши; однако он не заострял внимание на собственной реакции, боясь утонуть в ней.
Приняв душ и надев на себя свежую одежду из рюкзака, Чимин решил взглянуть на своё отражение и замер вот уже на пять минут. Внутри него появилась тревога, и он не знал, что же стоило ему делать дальше; добираясь до ванной комнаты, снизу он отчётливо услышал кашель и чьи-то тихие, подавленные голоса. Ребята, очевидно, проснулись.
Юноша всё же смирился и, набравшись решительности, отпер дверь. В коридоре не было никого; в голове внезапно вспыхнули остатки воспоминаний из прошлой ночи, и художник слегка скорчился, в который раз за это жуткое утро пронзаемый головной болью и смятением. Тихо преодолев половину второго этажа, он спустился по лестнице вниз и тут же услышал голоса Хосока, Намджуна и Тэхёна; они что-то обсуждали. В нос ударил сладкий запах, и желудок Чимина мучительно сжался.
Выдохнув, юноша подправил футболку, откинул пряди непослушных рыжих волос и ступил в сторону кухни, чувствуя, как с каждым свинцовым шагом его сердце ускоряло ритм. Там должен был находиться Чонгук.
На кухне властвовала уютная атмосфера: Джин стоял за плитой и что-то готовил, слушая музыку по радио, в то время как Намджун с Хосоком обсуждали что-то между собой, сидя за столом с чаем и неустанно улыбаясь на взаимные шутки друг друга; Юнги с Тэхёном сидели на диванчике: первый угрюмо пролистывал что-то в своём телефоне, всем своим видом излучая раздражение и головную боль; Ким же молча сидел рядом и, порой участвуя в разговоре старших ребят, больше времени уделял наблюдениям за своим парнем. Чонгук сидел за столом и пил чай, так же рассматривая нечто в своём сотовом телефоне. С виду он был таким же, как и вчера: та же одежда, та же причёска, те же спокойные, умиротворённые черты лица. Казалось, словно в нём не поменялось совершенно ничего.
Как только Чимин очутился на кухне, он неловко остановился в проходе, разглядывая обстановку и сдерживаясь, чтобы не начать переминаться с ноги на ногу. В нём вновь загорелась тревога, и паническая атака готова была настигнуть его в любое мгновение; головная боль продолжала сверлить дыры в его висках.
- Доброе утро, Чимин-и, - первым заметил его Тэхён, тут же расплываясь в счастливой улыбке и склоняя свою светлую голову набок; вслед за ним обернулся Джин, подняли взгляды Хосок, Намджун и Чонгук; Юнги бросил на него лишь мимолётный взгляд и вновь уставился в телефон. - Ого, что у тебя с шеей? Кто это из нас тебя вчера так?.. - приподняв брови в удивлении, игриво поинтересовался Тэхён, тут же вернув внимание каждого на едва не трясущегося от страха и волнения Чимина.
Взгляд Чонгука на мгновение задержался на его шее; брови музыканта слегка нахмурились, и за долю секунды он вернулся в прежнее равнодушное ко всему положение. Соскочив со стула, Хосок направился прямиком к художнику; в то время Юнги вопросительно посмотрел на Тэхёна. Продолжая готовить, Джин пару раз обернулся через плечо и, присвистнув, молча стал ждать объяснений самого художника. Глаза Намджуна расширились, и он озадаченно покачал головой.
- Как сильно... - прокомментировал подошедший Хосок, решительно коснувшись челюсти Чимина и мягко склонив его голову в сторону, открывая тем самым больше вида, - какие они...неслабые! - взволнованно добавил юноша.
Чонгук напряжённо размял шею, не отрывая взгляд от телефона и продолжая игнорировать происходящие вокруг события; даже направленный на него взгляд Юнги никак не коснулся юношу.
- Помнишь что-нибудь? - поинтересовался Намджун, как только Хосок оказался вновь рядом с ним, а Чимин занял место напротив них и Чонгука, тревожно обхватывая себя руками и нервно облизывая губы.
- Я не... - начал Чимин, но тут же ощутил на себе прямой взгляд Чонгука; глаза музыканта сузились, и он всем видом показывал ожидание дальнейшего ответа юноши, - ...не помню.
Чонгук незаметно усмехнулся и опустил взгляд на экран телефона, тут же потянувшись к кружке чая и затем сделав глоток.
- Совсем ничего? - подозрительно сузив глаза, проговорил Намджун, бегая глазами между оставшимися засосами на шее юноши и его лицом, - прямо совсем?..
- Давайте потом обсудим это, - прервал их подошедший к ним Джин, - скоро будет готов завтрак, но пока можешь выпить чай или кофе, Чимин, - обратился к художнику юноша, послав ему тёплую и доверительную улыбку.
- Нет, спасибо... - сконфуженно улыбнувшись, ответил ему Пак, - можно только воды и от головы чего-нибудь? - смущённо попросил он вдобавок.
- Конечно, - рассмеялся Джин и отправился за запросом художника.
В то время Тэхён переместился на соседний от Чимина стул, откровенно осматривая шею своего друга и озадаченно хмуря брови; светловолосый юноша выглядел свежо и ясно, будто вчерашний день прошёл мимо него, не оставив ни единого своего следа. Сложив локти на столе, Ким поджал губы и обратился к художнику, встретившись с его взволнованным и слегка боязливым взглядом:
- Я тоже многое не помню, поэтому это вполне мог быть я, - тут он широко улыбнулся своей напоминающей квадрат улыбкой, - однажды у нас с тобой такое случалось, помнишь?
- Да уж, - немного расслабившись компании друга, тихо усмехнулся Чимин и затем вновь опустил взгляд на свои колени, на которых лежали его сцепленные руки; они дрожали, и он пытался спрятать их от глаз окружающих. Всеми силами юноша старался не глядеть на Чонгука; но не ощущать его нахождение в комнате и буквальное месторасположение в двух метрах от себя было невозможно. Краем глаза он замечал его фигуру, и каждый раз Пак делал выдох, осознавая, что музыкант не сверлил его своими пронзительными тёмными глазами. Однако в то же время им овладело глубокое разочарование: почему Чонгук не делал ничего?
Джин принёс ему одну белую таблетку и стакан воды; поблагодарив старшего юношу, Чимин выпил препарат и осушил содержимое стакана. От воды ему стало немного легче, однако напряжения внутри не поубавилось. В его голове творился полный беспорядок, в котором события прошлой ночи сливались с событиями настоящего времени, совсем отказываясь становиться единым целым. Чимин ощущал себя опустошённым и использованным.
Через пару мгновений Юнги молча пристроился на стуле рядом с Тэхёном, не кинув взгляда в сторону Чимина; выражение его лица казалось задумчивым и раздражённым. Он то и дело продолжал безмолвно поглядывать на всецело игнорирующего его Чонгука. Тот молча продолжал разглядывать что-то в своём телефоне, не участвуя ни в диалоге между ребятами, ни в переглядке с Мином.
Z Z Z
Спустя полтора часа Чимин сидел в гостиной комнате первого этажа, притворяясь поглощенным телевизионной передачей; однако мысли его были заняты бесконечными и подстать бесполезными попытками объяснить поведение Чонгука. После завтрака музыкант ушёл в комнату, отведённую для них с Юнги, и после этого Пак его не видел; по словам самого Мина, Чонгук чувствовал себя нехорошо, и потому решил ожидать час уезда наедине с собой и своими мыслями. Всё утро он был неразговорчив и апатичен, что в принципе не отличалось от его постоянного состояния.
Рядом с рыжеволосым юношей сидели почти все ребята, помимо самого Чонгука и Хосока: тот был в ванной комнате. Некоторые внимательно смотрели передачу, а некоторые, подобно Юнги, сидели в телефоне; иногда Тэхён продолжал кидать на Пака нечитабельные взгляды, которые отчётливо подразумевали неизбежный разговор в общежитии.
Чимин чувствовал себя нехорошо: после вчерашнего дня его организм явно ослаб ещё сильнее, выливая своё недовольство в виде непоборимой головной боли и рези в желудке. Паку следовало бы хоть что-нибудь поесть, ведь алкоголь он принимал в чистом виде, без малейшей закуски; однако калорий от тех же напитков никто не отменял. Кушать себе юноша, одним словом, строго запретил.
Вернувшись в комнату, Хосок тут же объявил, обхватывая всех своим весёлым взглядом:
- Скоро нужно бы выдвигаться, - он присел на свободное кресло, - время-то уже два часа дня, - откинувшись на мягкую спинку, он устремил взгляд в потолок и кратко рассмеялся, - но всё равно было здорово.
- Да, скоро нужно бы закругляться, - согласился с ним Джин, - наверное, будет удобнее вызвать такси для тех, кто живёт в общежитии; остальных я довезу сам.
Ребята дружно дали своё согласие на предложение старшего юноши. Через пару мгновений компания стала подниматься один за вторым; кто-то следовал наверх, кто-то принялся приводить себя в порядок; Джин ушёл звонить в службу такси. Чимин остался сидеть на месте, успокоенный предложением Тэхёна забрать и его вещи тоже. На своём кресле остался также Хосок.
- А ты что-то совсем не ел, - с улыбкой сказал он Паку, - не голодный хоть?
- Да нет, - отмахнулся Чимин, пытаясь выглядеть расслабленно и уверенно, - просто после такого количества алкоголя мне есть ещё долго не хочется.
- Ну смотри, - в наигранном подозрении сузил глаза Хосок, - в общежитии будешь, поешь хоть там. У меня, кстати, остались кексы с пятницы. Хочешь?
- Спасибо большое, но нет, наверное, - смущённо отказался Пак, почувствовав холод и обхватив себя руками ещё крепче; стоило забрать из рюкзака толстовку. - Я перекушу каким-нибудь салатом, когда проголодаюсь.
- Ладно, - усмехнулся юноша, - а как ты вообще? Помнишь что-нибудь об этом? - он кивнул на шею Пака, устремив взор на место «преступления».
Сделав глубокий вздох, Пак почувствовал, как краска обхватила его лицо, и он неосознанно опустил подбородок вниз, приподня слегка плечи в попытке скрыть отметины; но он не растерялся и ответил, неловко улыбнувшись:
- Да наверное Тэхён оставил, - для обоих парней было очевидно, что светловолосый юноша не отходил ни на один шаг от своего возлюбленного, да и количество оставленных засосов свидетельствовало не об единой «утехе», - всякое бывает, ничего страшного. Дома у меня есть свитер с высоким горлом.
- Ну ла-а-адно, - протянул недоверчиво Хосок, - просто единственные, кто были наверху, - это ты и Чонгук...только он встал гораздо раньше. По-моему, он вообще соскочил раньше всех.
Сжав руки в кулаки, Чимин незаметно напрягся и, беспристрастно улыбнувшись, ответил:
- Мы были в разных комнатах.
Хосок кивнул, оставшись убеждённым и решив более не лезть с вопросами к художнику. Через пару мгновений, наполненных шумом телевизора и молчанием обоих юношей, с верхнего этажа спустились Тэхён с обоими рюкзаками, переодевшийся Юнги и Чонгук. Последний смотрел вниз.
- Мин-и, лови свой портфель, - сказал Ким и бросил вещь своему другу, который тут же поймал её и раскрыл, дабы вытащить толстовку и остановить это бесконечное обморожение.
Ребята заняли места на диване, в ожидании уставившись на разговаривавшего в коридоре по телефону Джина. Через некоторое время он вернулся в гостиную и, улыбнувшись, провозгласил:
- Машина скоро будет. Готовьтесь.
Все стали молча ожидать, изредка перебрасываясь друг с другом фразами; очевидно, никто не ощущал себя энергично и коммуникабельно (помимо Хосока, кажется). Чимин с волнением поглядывал на Чонгука, не сводившего взгляд с экрана телевизора; черты его лица были напряжены, что читалось по крепко стиснутой челюсти и холодному, равнодушному взгляду. Но он был красив; Пак в миллионный раз в своей жизни подумал о том, насколько красив был юноша, сидящий неподалёку от него. Казалось, словно всё это прошедшее время растворилось, и вот они вновь оказались в школе: бесчувственность Чонгука восхищала и ранила в одно и то же время, оставляя горькую сладость на кончике самого языка. Сколько бы ни старался Чимин, ему никогда бы не удалось протиснуться в мир Чонгука, стать частью его жизни; казалось бы, ситуация между ними набирала сумасшедшие обороты, объяснений не было видно даже на далёком горизонте, но художник продолжал чувствовать ту пропасть между ними, которая все события превращала в прах.
Спустя несколько минут Чонгук поднялся и, предупредив о том, что будет снаружи, покинул комнату, затем и сам дом; Чимин ощутил дикое, безумное желание последовать за ним. Но он не мог. Но ведь ему так необходимо было поговорить с музыкантом наедине...
- Что-то меня подташнивает, - выпалил спустя пару минут Чимин.
Все обратили на него своё внимание, и Джин тут же с тревогой ответил:
- Может, тебе свежим воздухом надо подышать?
- Не знаю, - пожал плечами Пак, - просто вот дурно, и всё, - тихо добавил он.
- Выйди, подыши воздухом, - внезапно отрезал Юнги, столкнувшись взором с художником и задержав зрительный контакт, - станет легче.
От прямого и пронзительного взгляда Мина по коже Пака пробежала стая мурашек; он вдруг явственно осознал о том, что татуировщик мог знать гораздо больше, чем можно было бы предположить. Тревожный и наполненный заботой взгляд Тэхёна воодушевил Чимина, и юноша тут же поднялся, неловко кивнул и последовал к выходу, из которого вышел парой минут ранее Чонгук.
На улице было нестерпимо холодно. Обувшись и даже не подумав накинуть сверху куртку, Чимин вышел в тонкой толстовке и чёрных спортивных штанах, тут же оказываясь в плену морозного воздуха. Несмотря на то что на улице царил апрель, погода решила изменить свой курс и вновь одарить людей зимним холодком; небо было застлано серовато-белой пеленой, наводящей нечто грустное и печальное на душу юноши; ветер лениво раскачивал тонкие ветки деревьев, готовых вот-вот окраситься в зелёные цвета лета.
Вздрогнув от нового приступа холода, Чимин оглядел аккуратный двор с редкой травой и, заприметив Чонгука неподалёку от крыльца, одетого в чёрную куртку, на ватных ногах направился к нему. Будучи в пару шагах от юноши, он ощутил запах никотина и вблизи смог разглядеть зажатую между двумя пальцами музыканта почти докуренную белую сигарету.
- Чонгук, - позвал он, заставив парня лениво обернуться; черты его лица совсем не дрогнули, когда он на мгновение столкнулся с взглядом встревоженного художника.
Остановившись справа от Чона, Чимин молча и продолжительно поглядел на него, запоминая, как красиво смотрелась сигарета в длинных и тонких пальцах юноши; каждый раз, когда юноша втягивался, линия его челюсти проступала ещё сильнее, и Пак всерьёз не мог поверить, что этот самый человек провёл с ним миновавшую ночь. Сердце его болезненно сжалось, и он вдруг осознал, что сказать ему было нечего; Чонгук тоже молчал.
- Почему всё так? - переместив взгляд перед собой, на открывшийся вид забора и прятавшихся позади него крыш коричневых и серых коттеджей, обрамлённых кучками голых деревьев, спросил угрюмо Чимин.
- Я не знаю, - выдохнув клуб сигаретного дыма, спустя пару мгновений ответил ему музыкант, неотрывно глядя перед собой, - я хотел бы дать тебе объяснения, но не могу.
- Просто, знаешь, - усмехнулся с тоской Пак, бросив на юношу взгляд, - ты говоришь одно, делаешь второе. Ты ведь знаешь о том, что я чувствую, чувствовал вернее, и... - сердце его стучало с ужасной скоростью, и он крепко стиснул продрогшие пальцы в кулаки, - ...зачем ты так поступаешь со мной? Что тебе нужно?
- Мне просто больше не всё равно, - докурив сигарету и бросив окурок в рядом стоящую урну, сказал Чонгук и посмотрел в широкие и изумлённые глаза рыжеволосого парня, - да, я жалею о том, что вчера произошло, но я не стану лгать и говорить, что всё это произошло не по моему желанию, - продолжил он, задумчиво сдвинув брови и без страха заглядывая в испуганные, но полные любопытства глаза Чимина, - ты мне не нравишься, Чимин, не придумывай ничего, - отрезал он, - просто прими это как взаимопомощь.
- Взаимопомощь? - вновь усмехнулся Пак, сделав шаг назад и расширив глаза от удивления; сердце его словно разбилось о гладь хрустального озера, рассыпавшись на тысячу маленьких осколков, - ты думаешь, что это так называется?
- Взаиморазрушение?.. - неуверенно проговорил Чонгук и затем усмехнулся. - Я не хочу ничего сейчас обсуждать, ладно? Не говори никому о случившемся, - выпалив фразу, Чонгук развернулся и направился ко входу дома.
- Постой, - Чимин ринулся за ним и, не подумав, схватил его за рукав куртки, заставив остановиться; Чонгук развернулся лицом к нему, и юноша отпустил его. - Я не скажу никому, но... почему ты делаешь это, если тогда, на озере, ты говорил о подобном как о...чём-то мерзком?
- Ты думаешь, что ты в порядке, продолжая голодать и мучить себя этим, - начал вдруг быстро тараторить Чонгук, вперив нечитабельный взгляд в Чимина, - назови я тебя анорексиком, ты станешь отрицать это, и в первую очередь для себя самого. Почему?
- Я... - опустив взгляд вниз, Чимин покраснел и растерялся.
- Подумай, и убьёшь двух зайцев одним выстрелом.
Чонгук ушёл, оставив Чимина абсолютно потерянным и изумлённым.
Z Z Z
Чонгук находился на последней паре; взгляд его был незаинтересованным и скучающим. Сидя на последнем ряду, он старался как можно реже привлекать внимание преподавателей, вечно помалкивая и лишь молча наблюдая. Порой он проникался речью педагогов и даже проявлял немало интереса к предмету; однако чаще всего ему было невыносимо скучно и тоскливо.
Однокурсники раздражали своими неприятными физиономиями, дождь за окном только сильнее навевал скукоту и апатию; капли стучали по асфальту подобно отчитыванию стрелок на настенных часах кабинета. Крутя в руках ручку, Чонгук краем уха прислушивался к речи высокого и худощавого мужчины приклонного возраста, который вёл у них теорию музыки и сольфеджио. Больше всего Чона раздражали в нём его серая борода, вечно идеально наглаженный чёрный костюм и мерзкий, высокомерный тон голоса, с которым он обращался к каждому своему студенту. Казалось, словно от этого мужчины исходила аура самодовольствия и низконравственности.
Судя по тому, как презрительно он поглядывал на юношу, взаимоотношения у них складывались взаимным пассивно-агрессивным способом.
Чонгука тянуло спать, потому как последние ночи юноша часто проводил без сна. Его чрезвычайно заботила появившаяся ко всему апатия; особенно к музыке. Академия лишь подавляла его талант, лишала его мотивации и стимула. А недавняя попытка отца вновь достучаться до него по телефону привела юношу в крайнюю степень возмущения: он даже сменил свой номер.
К своему собственному удивлению, он смог спокойно пережить события минувшей ночи в коттедже; так или иначе, ему удалось принять данный инцидент и лишь крепче удостовериться в направлении своей сексуальной ориентации. Сомнений более быть не могло, и даже эта страшная определённость подарила ему какое-никакое спокойствие.
Что нельзя было сказать о напарнике, который провёл с Чонгуком ту ночь.
Чимин прочно засел в голове музыканта; прошло четыре дня с тех событий и того разговора на внутреннем дворе коттеджа, но, казалось, прошло гораздо больше времени. Они по-прежнему сталкивались в академии, один раз оказались вновь в единой компании; однако контакта между ними более не происходило. Художник выбрал политику молчания и игнорирования, совершенно не бросая взглядов в сторону Чона и будто всем своим видом показывая своё равнодушие. Чонгука это отчего-то стало раздражать.
Он не думал о Чимине постоянно, не анализировал события вновь и вновь; художник просто засел в его голове как вечная идея, которая, бывает, спрячется где-то в глубине сознания и что бы ты ни делал, за что бы ты ни брался, она своим тонким, назойливым голоском будет напоминать о своём существовании. Он стал замечать всё вокруг и каким-то образом сводить к Чимину; однажды он, правда, провёл всю ночь, размышляя о том самом роковом дне на озере в Пусане. Восстанавливая детали постепенно, он пытался вспомнить, как давно испытывал юноша к нему чувства? Ведь тогда, возле крыльца, Чимин чётко обозначил их наличие...
Чонгук нахмурился и постарался вернуть своё внимание к педагогу.
- Так вот, данную работу лучше всего выполнять коллективом, - говорил высокий мужчина, расхаживая поперёк пространства перед своим рабочим столом и сверля взглядом поголовно каждого, - всё должно идти определённо: парень должен отвечать за вокал, так как мелодии, что я выбрал, более предназначены для мужчин; девушка же будет играть на фортепиано...
Чонгук усмехнулся, задумавшись о реакции Юнги на это; он точно знал, что татуировщик возмущённо стал бы спорить с профессором, настаивая на том, что девушка может спеть любую партию, если она пожелает. Будучи ярым борцом за справедливость, Мин многому научил Чона, за что тот был ему благодарен.
- А почему эти мелодии не могут быть предназначены для женщин? - прервал преподавателя Чонгук к собственному изумлению. Выровнявшись, он решительно устремил взор на обратившего к нему свои маленькие презирающие глазки педагога. - Мы могли бы просто немного переделать. К тому же, не все девушки обязаны иметь тонкие голоса.
- Молодой человек, вы пришли не туда, где вам полагается оспаривать мнение старших, - он учтиво склонил голову набок и неискренне улыбнулся, - я лучше знаю, как правильно подбирать мелодии и как их исполнять.
- Не сомневаюсь, - пожал плечами Чонгук, ощущая внезапный прилив адреналина в крови от предъявленной возможности вылить всё своё раздражение; взгляды однокурсников озадаченно объяли его своими осуждающими селками, - но всё же почему женщины не могут?
- Слух женщин не так идеален, как слух мужчин, - начал преподаватель, приподняв подбородок и не сводя взгляд с Чонгука, - к тому же, музыка - дело тонкое, предназначенное не для многих. Если же дамы способны лишь изучать и следовать придуманным для них траекториям, то мужчины более настроены на дополнение и создание чего-то нового. Понимаете, о чём я? Женщины являют сами собой искусство, в то время как мужчины его создают.
- Это такая брехня, - усмехнулся Чонгук, объяв окружающих его подростков взглядом; некоторые были явно не согласны с мнением преподавателя, в то время как другие зеваки с ожиданием глядели на перепалку между студентом и профессором. Реакция того была бесценна: брови его надменно приподнялись, и он вопросительно склонил голову в сторону. - У нас есть преподавательница Ким, которая так же занимается с нами фортепиано, и однажды она показывала нам сочиненные ею мелодии. Они были шедеврами! И, знаете, некоторые композиции она исполняет лучше вас.
Сузив глаза, профессор агрессивно взглянул на Чонгука и, выпрямившись, ответил ему с явной озлобленностью в голосе:
- Ваше мнение сугубо субъективное. Есть причина, по которой эта женщина не состоялась как независимая артистка или музыкант. И эта причина лежит в ней отроду!
- Знаете что, - Чонгук усмехнулся, затем поднялся и, положив вещи в портфель, вышел к первому ряду, оказываясь близко к возмущённому, но сохраняющему молчание преподавателю; брови его были нахмурены, и губы плотно сжаты, - я ухожу отсюда, потому что вы и ваши глупые патриархические взгляды не несут смысла. Не всем людям нужна слава, а вот в вашем случае - мозги и способность мыслить широко.
- Можете больше не возвращаться, - сказал ему вслед преподаватель.
Чонгук самодовольно улыбнулся и покинул кабинет.
Z Z Z
Хлопнув дверью, Чонгук снял мокрые кроссовки, стянул сырой от дождя шарф, скинул промокшую куртку и, зачесав влажные волосы назад, направился в гостиную. Как и ожидалось, на диване лежал Юнги, рисующий что-то в своём блокноте; телевизор был выключен, и по комнате играли умиротворённо спокойные мелодии британских инди групп. Мин тут же поднял голову, кивнул и вернулся к своему делу; волосы юноши были нерасчёсанными и слегка спутавшимися; огромная футболка висела на нём, подобно тунике, подчёркивая рельефность рук и контур таких же тёмных татуировок.
Чонгук сел неподалёку от него. Уставившись на чёрный экран телевизора, он помолчал пару мгновений и потом сказал:
- Меня выгнали с пары.
Юнги оторвался от своего дела и, убрав из рук карандаш, выпрямился, устремляя внимательный и готовый слушать взгляд на младшего юношу.
- Чего опять натворил? - неудивлённо поинтересовался он.
Чонгук подробно передал другу всю историю, описывая в красках нелюбимого преподавателя и его глупые, заносчивые привычки; Юнги внимательно слушал, на некоторых моментах пробиваясь на смех и на гордую улыбку. Глаза его заискрились, и сам он всем своим видом показывал удовольствие от услышанной истории.
- Я рад, что ты воспринял все мои слова всерьёз и прислушался к ним, - отреагировал затем Мин, садясь по-турецки; рисунок был оставлен. - Я всегда знал, что в тебе есть борьба за справедливость и желание видеть её во всём; нужно было лишь подтолкнуть тебя в правильное направление. А этот преподаватель... - татуировщик скорчился, опуская взгляд вниз, - ...видимо, ему очень не повезло с подружками в молодости, раз он так слеп к женщинам мира сего.
- Ну, он был в действительности не прав, - отчеканил Чонгук, расширив глаза от удовольствия, - у этого деда слух как у слона, нечего ему высказываться. Начитался книжек по теории и канонам, сидит теперь важный и чрезвычайно удовлетворённый собственной жизнью; как жаль, что в конце своего существования он, глаголящий о создании нового, не изобретёт ничего оригинального и ни капли не принесёт пользы этому миру.
- Вот именно, - согласно кивнул Мин.
Затем они обсудили насущные дела и решили заварить рамён; спустя некоторое время юноши вновь оказались в гостиной, держа в руках заваренный обед и палочки.
- Кстати, Чонгук, ты вполне можешь работать у меня в салоне, - сказал Мин, включив телевизор для создания общего фона, - я поговорил с Хьюном, ему тоже не мешал бы помощник. Конечно, татуировки тебе делать никто не даст, - усмехнулся юноша, реагируя на изумлённый взгляд Чона, - ты просто будешь бегать по магазинам, убираться, заполнять всякие бумажки. В общем, прибыльно и лишь немного заморочно.
- Отлично, - кивнул музыкант, - а то живу у тебя как нахлебник. К тому же, деньги, накопленные на карте, скоро кончатся; да уж, недолго просуществовали мои накопления на взросление...
- Всему приходит конец, - Мин нагнулся и сочувственно похлопал друга по плечу, - но ты можешь заработать новые. Главное не бросай академию и продолжай учиться, даже если тебе не нравится система образования и метод преподавания
.
- Но мне всё время кажется, что я трачу время попусту, понимаешь, - застыв с палочками в одной руке, пояснял Чонгук, - жизнь предназначена не для того, чтобы проживать её сквозь мучения и страдания
.
- Очень хорошо, что ты осознаёшь подобные вещи, - кивнул Мин, отправив в рот рамён, - но если ты хочешь жить спокойно и без тревог, тебе нужно получить образование и состояться как личность. Кажется, мы обсуждали это с тобой уже не один раз.
- Понимаю, - вздохнул Чонгук и принялся есть; на пару мгновений повисла тишина с обеих сторон, прерываемая голосами актёров из телепередачи и лёгким чавканьем. - А как у вас с Тэхёном?.. - невзначай поинтересовался Чон, кинув на друга краткий любопытный взгляд.
- Отлично, - отрезал Мин; ему никогда не нравилось обсуждать свою личную жизнь, и Чонгук об этом знал.
- Ты никогда не задумывался, что у тебя могли бы быть другие шансы, ты мог бы встретить кого-то другого, более подходящего...учитывая твою ориентацию, ты вполне мог бы познакомиться с прелестной девушкой, и потом у вас не было бы проблем ни с обществом, ни с чем-либо другим. Ведь это как с образованием, не так ли?..
- Если находясь в отношениях ты задумываешься о подобных вещах, то можно с уверенностью заключать одно: человека, с которым ты встречаешься, ты не любишь, - пояснил нерасторопно татуировщик, - да и вообще, смысл твоей жизни не в том, чтобы найти себе удачного и подходящего партнёра. И не надо сравнивать это с образованием: первое ты выбираешь сам, в то время как любовь тобой не контролируются. Если ты, конечно, не конченный циник.
- Я знаю, и потому совсем не нуждаюсь в отношениях, - отчаянно вторил Чон, вновь забыв про рамён и уставившись на Юнги, - просто порой задумываюсь о том, зачем люди строят с кем-то такую близость, да и вообще имеет ли всё это смысл...
- Не забивай голову лишним, - махнул головой Мин.
- Ладно, - вздохнул Чонгук, - ты прав.
Мин молча приглядывался к младшему другу на протяжении нескольких секунд; почувствовав на себе пронзающий взгляд, музыкант обратил внимание на два внимательных глаза и вопросительно нахмурил брови. Мин тихо проговорил:
- Как ты объясняешь самому себе ситуацию с Чимином?
Застигнутый врасплох, Чонгук откашлялся и, убрав палочки с тарелкой на стол, затих. Он ни разу не обсуждал это с Юнги, и хотя порой у него случались срывы, в течение которых он вполне мог наговорить много лишнего, в нём всё ещё жила надежда на то, что старший не распознает ничего. Однако в глубине души музыкант знал, что тому давно было всё уже известно.
- Никак, - пожал он плечами, - ты предложил мне однажды поэкспериментировать, вот я так и поступил.
Юнги недоверчиво сузил глаза и ответил:
- Ты недоговариваешь.
- Хён, - выдохнул Чонгук, устало взглянув на друга в попытке выпросить пощады, - помнишь день нашего знакомства и...того художника на озере?..
- Не объясняй, я знаю и помню, - кивнул Мин.
- Как? - удивлённо раскрыв глаза, не удержался Чон.
- Ты часто повторял его имя, когда напивался и срывался ещё в Пусане, - пояснил Юнги, - и потом, ещё на первой встрече в кафе, я сразу узнал его. Изменился он, конечно, но однако ирония судьбы та ещё.
- Да уж, - вздохнул Чонгук, проведя рукой по волосам и откинувшись на спинку дивана, - я думал, ты не знаешь.
- Такое сложно не заметить, - усмехнулся Мин и, подтянув ноги к себе, так же откинулся на спинку, - насколько я помню, он рисовал тебя. Интересно, делает ли он это до сих пор.
- Да откуда мне знать, - усмехнулся Чонгук, покосившись на него сбоку, - это ты с его лучшей подружкой любовь разводишь: вот и спроси.
- Мы не обсуждаем такое, - покачал головой Юнги, - хотя он знает о том, что мне известно. Не знаю, обговаривал ли он это с Чимином, но мне он в любом случае ничего не сообщал.
- А ведь у него, кажется, расстройство пищевого поведения, - смотря в потолок, бесстрастно констатировал Чон; волосы его откинулись на поверхность дивана, открыв вид на лоб, - а ещё, кажется, причиной тому я, - с тоской усмехнулся он и прикусил губу.
- Я знаю, - в таком же спокойном тоне ответил ему Мин, - Тэхён говорил мне о том, что раньше Чимин постоянно посещал тренажёрный зал, редко ел и однажды даже упал в обморок прямо в школе.
- Мне неприятно это слышать, - закрыв глаза, почти шёпотом сказал Чонгук.
- Совесть?
- Наверное.
Между ними воцарилось небольшое молчание.
- Зато я знаю, что я гей, - с грустью усмехнулся Чонгук.
- Да я тоже об этом знаю.
Шутливо нахмурив брови, музыкант скандально взглянул на друга и хлопнул его по плечу, отрезав:
- Всезнайка!
Мин тихо и кратко рассмеялся, а затем вздохнул и сказал:
- Он нравится тебе, да?
- Нет, - закачал головой Чонгук, - он не в моём вкусе, да и не знаю я его толком: о чём может быть речь? Мы разные, и он вызывает у меня желание унизить его ещё сильнее: настолько он жалок в моих глазах.
- Зачем же ты следишь за ним и так много думаешь о нём?
- Не знаю; наверное, во мне проснулась совесть, - усмехнулся Чонгук, покосившись на друга, - впервые за столько лет! Ну, на самом деле, он как призрак из прошлого, который мучает меня своим живым напоминанием о том, каким я был раньше. Я ведь старался и до сих пор стараюсь измениться, - пояснял он, - а этот Чимин словно отматывает все мои старания в обратную сторону.
- Ты мог бы воспринять эту ситуацию иначе, - сказал вдруг Мин, взволнованно приподнявшись и уставившись на Чонгука, - ты мог бы использовать этот шанс как попытку исправиться, понимаешь? Помоги ему, и тем самым ты закроешь все дырки в своей совести.
Задумчиво уставившись в точку перед собой, Чонгук цокнул языком и прошептал:
- Чёрт.