4. В Ученики
Это был не вопрос — это был завуалированный приказ, произнесённый с холодной отчётливостью её могучей персоны. Она дала понять, что права голоса у меня почти нет. Почти.
Если я откажусь — моё тело в тот же миг станет решетом, и лунный свет без промедления прольётся сквозь свежие дыры в груди. А если соглашусь...
— «Возможно, в этом и кроется моё единственное преимущество...» — промелькнуло в голове.
Тишина в момент раздумий сдавливала барабанные перепонки, будто невидимая петля, затягивающаяся на горле. Где-то вдалеке завыл ночной зверь, но этот вой быстро потонул в ритме поступи. Шаги. Ровные, тяжёлые, неумолимые. Их было ровно тридцать. Тридцать элитных солдат приближались, каждым шагом подтверждая готовность исполнить её волю. Их взгляды — хищные, полные решимости и жажды крови. Если я откажусь, они не задумываясь порвут меня на куски.
— «Даже секунды на размышления не оставили...!» — я сжал пальцы на рукояти оружия, удерживая взгляд вперёд. Старался не моргать, не отвлекаться — считывал их движения, каждый микроскопический порыв враждебности. Они мчались с той же безжалостностью, которую я сам когда-то воспитывал в себе. Передо мной была не просто группа — это была стена, неумолимая и сокрушающая.
Я вздрогнул. Не от страха. Нет... От осознания. Чтобы достичь их уровня, мне бы потребовались десятки лет... десятки лет боли, тренировок, отказов и предательства себя.
А во главе их стояла она. Венера. Командир, имя которой считалось священным на этих землях. Её голос — как мороз по коже. Спокойный, холодный, но в нём не чувствовалось угрозы. Потому что она не сомневалась. Она уже знала мой выбор.
Как и я сам.
Я мог бы вспомнить ту битву, где она пала. Где сотни миньонов окружили её, а помощь так и не пришла. Как непобедимое тело рухнуло на пропитанную кровью землю. Как она сражалась до последнего вдоха...
Но даже тогда она не проиграла.
Истинное поражение — это когда ты больше не можешь идти вперёд. А она... Она пошла. Даже смерть не остановила её. Так же, как и меня.
С перерождением, что получила моя душа — словно вместе со мной переродилась и она. Пусть сама этого и не осознала.
Теперь она снова стояла передо мной. Живая. Неуязвимая. Сильная. Молодая. Наполненная яростью и боевым пылом.
Венера могла уничтожить меня одним словом. Один приказ — и тридцать элитных тел охладят мой труп, зальют каменную кладку моей кровью. Одно движение — и она сама могла бы стереть моё существование с этого мира.
Но вместо этого... она предложила нечто большее.
Шанс.
Возможность стать кем-то. Выйти из тени. Пройти сквозь пламя ада, чтобы, возможно, достичь той вершины, которую я однажды потерял.
Спасение... к которому, быть может, я всегда стремился.
Я уже прошёл через ад. Я дышал гарью обугленных тел, шагал по обломкам надежд и по костям павших товарищей, слышал, как сталь встречается с плотью, а души испарялись, не успев вскрикнуть. Так чего же мне бояться теперь? Я был там, на той войне... душой и телом в мясорубке, где страх давно умер, уступив место лишь глухой решимости. В этой ситуации я почти чувствовал себя победителем. Ведь в отличие от меня... она не помнила. Не знала того ужаса, что должен обрушиться на это место спустя годы. Того кошмара, что сожжёт всё до праха. Её не мучили воспоминания о криках, крови и холодном мраке — её разум был чист от этого.
Но... быть может, настоящий ад только начинается? Этот путь, который я выбрал, — возможно, это лишь врата в нечто куда более страшное. Я не мог знать наверняка... только чувствовать, как по коже ползёт ледяной ток предчувствия.
— Я согласен! Я стану твоим учеником! — выкрикнул я, не сдержав голос. Он вырвался из меня, как крик из бездны, гулким эхом ударяясь о землю, по которой ещё мгновение назад шёл гул смерти. Напряжение, висящее в воздухе, лопнуло, как натянутая струна, а затем... тишина.
Армия Венеры застыла. Они остановились, будто куклы, чьи нити оборвал невидимый кукловод. Одного её взгляда, одного взмаха руки было достаточно, чтобы остановить живую стену смерти. Мир будто замер, а вместе с ним — и моё дыхание.
Венера усмехнулась. Легко, тонко, почти невидимо — как вспышка молнии среди тяжёлых туч. Но в ту же секунду её лицо вновь стало бесстрастной маской. Она хлопнула в ладони, закованные в тёмные доспехи — те, что переливались металлическим блеском под лунным светом, словно тьма на них жила своей жизнью.
— Отлично... — произнесла она негромко, но в этих звуках чувствовалась сила, будто сама ночь склонила голову. — Но тебе стоило думать быстрее...
Она сделала паузу. Её голос был как клинок — холодный, резкий, точный.
— Воин не должен медлить, когда на него движется стена смерти... — добавила она, скрестив руки на груди. Её движения были столь выверенными, что даже дыхание казалось контролируемым. Она шагнула ближе. Только один шаг, но я почувствовал, как земля подо мной будто бы сдвинулась, и воздух сжался.
— Ещё секунда... — сказала она с ледяным спокойствием. — И я бы действительно убила тебя. Так, что от тебя не осталось бы даже имени. Даже воспоминания...
Я верил ей. Без остатка. Не потому что боялся, а потому что чувствовал: она говорит правду. Она могла сделать так, что ни один камень больше не услышал бы моего имени.
Её воины отступили за её спину с отточенной синхронностью, будто они были не людьми, а звеньями единого, совершенного механизма. Ни одного лишнего шага. Ни одного звука. Только гулкое эхо шагов по каменной кладке. Венера подняла шлем... с величием и строгостью, скрывая под ним лицо, длинные серебристые волосы и глаза, в которых горело пламя битв.
Металлический щелчок застёжек эхом раздался в наступившей тишине. Будто не шлем застегнулся — будто замок щёлкнул в моей голове, запирая сомнения, страх и прежние слабости.
— Я выжил... — мысленно прошептал я, не веря до конца. — После встречи с Венерой. Разве это... плохо?
Я хотел ликовать. Хотел выдохнуть, почувствовать облегчение. Но, опуская щит, я забыл главное: где нахожусь... и с кем имею дело.
Блеск металла разрезал воздух, как молния в чёрной буре, заставляя мои веки распахнуться, а зрачки сжаться в узкие щели — инстинктивно, словно у зверя, загнанного в угол. Вот оно... затишье прошло. И только сейчас началась настоящая буря.
Двухметровая алебарда — громоздкая, словно фонарный столб, но куда смертоноснее. Лезвие её сияло лунным светом, словно кромка гильотины, что уже вкусила кровь. Одним своим появлением это орудие будто бы крикнуло мне в лицо: думай быстрее, чем способен. Ни секунды на раздумья. Ни капли пощады.
И — удар. Стремительное, неумолимое падение сверху вниз. Лезвие, как рок, опустилось на меня, и воздух завыл, рассекаясь.
— «Но... я же уже принял решение! Я стану твоим учеником! Что на этот раз?!» — мысленно закричал я, но тело двигалось быстрее мыслей. Алебарда летела с той самой точностью, с какой хирург рассекает плоть... только она не лечила. Она уничтожала. Целилась в череп, чтобы рассечь его надвое. Или превратить меня всего в бесформенную массу.
Рефлексы сработали сами собой. Я шагнул вперёд. Рывок. Отчаянный, неуклюжий, но жизненно важный. Только это спасло мне жизнь. Лезвие пронеслось в считаных миллиметрах от затылка, оставив после себя след в воздухе — как затаённое дыхание смерти. Я подставил руки. Не остриё, а рукоять. Пусть тупая часть, но всё же — обрушилась на меня с силой, будто сама земля решила врезать мне.
Щелчок. Нет, не просто звук — это был предсмертный хруст костей. Волна резкой боли ударила в мозг, как удар током, сменившись сразу же глухим, тянущим ноющим гудением, которое будто бы вибрировало внутри суставов. Я не закричал. Но глаза мои налились болью, и всё тело содрогнулось.
Я отскочил, инстинктом уходя в сторону, позволяя алебарде с грохотом врезаться в каменную кладку. Искры. Камни раскрошились под её весом, будто были сделаны из глины. Земля дрожала, как под ударами осадного тарана.
— «Чёрт... она сильна. Даже слишком...» — Я скривился, цепляясь за последние остатки контроля. Моё тело... это слабое, новое тело... оно не выдерживало. Один удар — и руки уже дрожали, будто готовы предать меня. Но... они не были сломаны. Я чувствовал их. Каждый палец, каждую фалангу. Это и пугало, и злило одновременно. Значит, боль была настоящей. Настолько реальной, что я едва стоял. Я стиснул зубы, стараясь не заорать от боли, но хрип сорвался с горла сам собой — глухой, животный.
Я не отступил. Нет. Перекосившись вперёд, сгорбившись, держал предплечья перед собой, готовый... хоть к чему-то. Земля под ногами ещё дрожала, не в силах забыть тот удар. А я — стоял. Пусть трясущийся, пусть с залитыми потом висками. Но стоял.
— Это твоя первая тренировка.. — голос Венеры раздался спокойно, почти лениво. Как будто мы обсуждали утреннюю зарядку, а не мою попытку выжить. — Выживешь — тогда и начнём настоящее обучение. Только тогда... посмотрим, чего ты стоишь.
Её голос пронзал меня, словно звучал не снаружи, а внутри черепной коробки. Он ввинчивался в разум, вибрировал в костях, и с каждой секундой я всё больше сомневался: а правильно ли я сделал выбор?
— «Выходит, я и правда могу умереть? Прямо здесь? Это... тренировка? Что за бескомпромиссная женщина...»
Я не знал, что страшнее: её слова или интонация, в которой не было ни тени эмоций. Ни угрозы. Ни злорадства. Только голая, обнажённая правда. И это бесило.
Злила её холодная уверенность. Её сила, которой она даже не пыталась похвастаться — она просто была. Злила несправедливость: я был безоружен, беззащитен, брошен в бой, даже не успев понять правил. Как будто она хотела видеть моё отчаяние... измерить мою решимость в предсмертных судорогах.
Но боль... боль быстро вернула меня в колею. Она стала якорем. И в этом якоре не было страха. Осталась лишь злость. На неё. На себя. На то, что я слаб... и что она — благословлённая. Выше. Сильнее. Хищница, играющая с добычей.
И я поклялся. Про себя, без слов. Я докажу, что выбрал это не зря. Я заставлю её увидеть не ученика... а угрозу. Силу. Наследие своей же ошибки.
Хоть моё тело и пыталось слушаться, я чувствовал, как каждая мышца будто больше не принадлежит мне. Прошлые схватки — уже позади, но отголоски их боли оставались во мне, как отзвук боевого колокола. Я был истощён. Но этот бой... этот был не просто сложнее. Он был на голову выше — по жестокости, по весу, по ходу самой смерти, что дышала мне в затылок.
Венера стояла надо мной, словно вершина скалы, безмолвная и грозная. Её взгляд упирался в меня с высоты, и в нём — ни капли сомнения. Она не спрашивала. Она выжидала. Как судья на арене, которому не нужен приговор — только результат. И я знал: если сейчас упаду — не поднимусь уже никогда. Ни духом. Ни телом.
И тут — щелчок.
Треск.
Глухой и острый одновременно, будто что-то хрупкое ломалось внутри. Я не знал, что именно — запястье? локоть? плечо? — в этот момент я уже не чувствовал разницы. Онемение заливало руку, как ледяная волна, пальцы отказывались сжиматься, как мёртвые. Но я не мог позволить себе слабость. Не здесь. Не перед ней.
Я метнулся в сторону, всего на шаг — но этого оказалось достаточно. Алебарда просвистела мимо, и её лезвие врезалось в стену здания позади. Каменная кладка разлетелась, как масло под ножом, будто структура мира не выдерживала её силы... но стена устояла. А я остался цел.
— «Чёрт... один удар. Всего один. И если бы я не шагнул вперёд в последний миг — у меня уже не было бы головы...»
Я зажал боль внутри, сцепив зубы, словно замок. Я не мог кричать. Не должен был.
А она... она стояла всё так же. Без эмоций. Без усталости. Без надрыва.
Венера легко подняла алебарду, как будто это не многокилограммовый смертоносный инструмент, а лёгкая палка, срезанная с дерева. Её руки — воплощённая мощь. В них скрывалась чудовищная сила, почти нереальная. Божественная... или дьявольская.
А я?
Деревянное копьё и потрёпанный кинжал, который треснул, когда я столкнулся с той бледноволосой девчонкой под рынком. У него ещё остался запах прочности, след от времени... но по сути это было смешно. Жалко. Мелко. Словно бросить щепку против молота.
— Сражайся. Ты воин или кто? — её голос прорезал пространство, как ураган, от которого не спрятаться.
Я не ответил. Да и не требовалось. Она это знала.
Она просто хотела закончить свою мысль:
— Ты убил нескольких солдат и даже не дрогнул. Но мне нравится твоя решимость принять удар. Большинство только и делают, что уворачиваются. Так давай же...
Едва она закончила — всё началось.
Вспышка. Рывок. И обрушение.
Удары. Не один. Не два. Я не считал. У меня не было ни времени, ни сил на это.
Каждый раз, когда её алебарда летела в мою сторону, воздух взрывался свистом. Он резал по нервам, заставлял сердце замирать, как будто даже оно боялось следующего удара. Я едва успевал двигаться, едва реагировал. Каждый её выпад был не просто атакой — это был приговор. Без возможности обжалования.
Она не давала мне пространства.
Она не давала мне выбора.
Она била, чтобы я не мог даже подумать о следующем шаге. Чтобы я жил только в этом мгновении — на грани выживания. Каждый шаг назад — к поражению. Каждый удар — почти финальный. А я всё ещё стоял.
Не благодаря силе.
Не благодаря навыкам.
А только потому, что боялся упасть.
Потому что, если упаду... больше не встану.
Я не сражался — я выживал. Каждое моё движение было не про бой, а про продолжение существования. Я едва цеплялся за свою жизнь, ловил доли секунд между её свистящими выпадами, будто перескакивал по лезвиям ножей. Она была первой, кто поставил меня на грань не поражения — а полного опустошения. И, возможно, последней.
Мои ноги... Я уже не чувствовал их. Только боль, только гул в мышцах, только нарастающую дрожь, как у сломанной марионетки. Я почти падал, почти полз вперёд — но тело двигалось. Хоть как-то. Хоть в судорогах.
В глазах двоилось. Казалось, само пространство расщеплялось на волны. Я не знал, когда ел, когда спал... когда жил в этом теле в последний раз. Всё это — просто один бесконечный бой, как будто и не было жизни до него.
А она...
Венера была будто воплощением потока. Не человек. Не боец. Стихия. Она двигалась, словно танцевала в урагане, и даже не тяжело дышала. Её грудь не колыхалась от усталости, её руки не дрожали от напряжения. Даже алебарда — это смертоносное, громоздкое оружие — будто подчинялась ей без капли сопротивления. А я... я чувствовал себя ничтожно малым перед ней.
Каждый новый удар был быстрее. Жестче. Безжалостнее.
Меня вёл не инстинкт — паника. Жгучая, ледяная, всё поглощаюшая паника. Я знал: если это продолжится ещё несколько мгновений — моё тело не выдержит. Я просто рухну. Без шанса подняться.
Я должен был что-то сделать.
Но что?
Напасть? Безумие. Убежать? Бессмысленно. Но... тогда я заметил. Почти неуловимо. Между её ударами. Между замахом сверху и боковым замахом... была секунда.
Всего секунда.
Но в схватке на грани — это вечность. Это дверь. И если её не использовать — она навсегда закроется.
Её слабость — длина алебарды. Преимущество на расстоянии. Но вблизи — она теряет гибкость. Ей труднее маневрировать. Нужно лишь приблизиться. Подойти вплотную.
Я схватился за древко копья сильнее. Почувствовал каждую занозу, каждую шероховатость под ладонями. Это было моё оружие. Пусть старое. Пусть ненадёжное. Но моё.
Стиснув зубы, я рванулся вперёд — последний шанс.
Взмах. Гильотина снова летела вниз. Словно смерть сама решила сойти на землю.
И в этот миг — я бросил копьё.
В её сторону.
Словно бросил палку собаке.
Оно не могло навредить. Оно не могло пробить. Но в этом и была суть. Оно нарушило ритм. Сломало привычную траекторию. Её рука дёрнулась. Незначительно. Почти незаметно. Но этого хватило. Хватило, чтобы создать щель — прореху в её идеальной защите.
Я прыгнул вперёд. Дистанция сократилась до минимума. Больше — я не боялся. Усталость исчезла. Осталась только цель.
Я ударил.
Кинжал прошёл точно в щель между бронепластинами. Как я и планировал. Рука вонзила клинок с такой силой, что плечо пронзила боль. Но это уже не имело значения.
— «Есть!» — выдох прозвучал в голове, как крик победы, как вспышка надежды.
Но...
Вместо сопротивления плоти — я услышал треск металла.
Резкий. Леденящий.
Будто я вонзил клинок... в сталь.
И на глазах — остриё кинжала сломалось.
Нож разлетелся в щепки.
Осколки металлического лезвия отскочили от кольчуги, даже не зацепив плоть. Я замер. Сердце... оно будто перестало биться на мгновение. Холод прошёлся по груди. Ни от страха. От... осознания. Она знала. Она знала.
Мой удар был предсказан.
Алебарда взвилась в воздух, как будто мир вдруг решил обрушиться на моё плечо. И обрушился.
Рукоять ударила в меня с такой силой, что весь мир качнулся. Я даже не понял, как оказался в воздухе — тело, словно тряпичную куклу, отбросило прочь. Прямо в каменную стену здания.
Хруст. Он снова прозвучал. Глухо. Вязко. Где-то внутри меня.
Я ударился о каменную кладку, воздух вышибло из груди, но... было странно. Вместо паралича — я чувствовал нечто иное. Не боль. Не панику.
Силу.
Будто бы этот удар... взбодрил меня.
Я лежал, тяжело дыша, ощущая, как мои лёгкие сражаются за каждый глоток воздуха. Плечо вывернуто, рука не слушается — просто бесполезный груз. Но ноги... ноги были живы.
А это значит — я всё ещё в бою.
Мои пальцы инстинктивно сжались. Даже сломанный клинок — это всё ещё оружие. Неважно, в каком он состоянии. Важно лишь, что ты с ним сделаешь.
Я чувствовал, как сердце стучит в груди с бешеной скоростью. Слишком быстро. Слишком отчаянно. И вместе с каждым ударом сердца — приближались её шаги. Ровные. Тяжёлые. Не быстрые — нет. Она не спешила. Она знала, что у неё есть вся власть в этом бою.
Звук её шагов отдавался в моём сознании, как бой колокола. Каждый шаг — отсчёт к последнему шансу.
Я поднялся.
Колени дрожали, будто бы я стоял на канате над бездной. Но я стоял. Одной рукой я держал обломок кинжала — острый край всё ещё блестел в полумраке. Даже сломанный, он мог резать. А я всё ещё мог драться.
— «Ну же... подходи...»
Мой рот скривился в хищном оскале. Злость поднималась внутри, как пламя. Я не боялся. Я был загнан. А загнанный зверь опасен. Он не думает. Он бьёт.
Желание броситься на неё било внутри, как огонь в печи. Желание доказать, что я не просто тело с ножом. Что я — не мясо для её тренировки.
Она остановилась.
И смотрела.
Сквозь прорезь шлема я не видел её глаз, но чувствовал — она оценивает. Сканирует. Как учёный, глядящий на опытную мышь, которая вдруг отказалась умирать. Как палач, смотрящий, как жертва встаёт после казни.
Я истекал кровью внутри. Каждое дыхание отдавалось болью в боку. Но я стоял. Не потому что был силён.
Потому что не имел права упасть.
Это был не бой за победу. Это был бой за смысл. За моё я.
И я должен был идти до конца. Сломанным ножом. Одной рукой. На дрожащих ногах. Против неё.
— Ты прошёл... отлично...
Её голос был глух, как эхо в заброшенном храме, но каждый звук проникал в меня до костей.
— Я сделаю из тебя воина, способного идти дальше. Ты не стал умолять меня оставить тебя в живых. Ты встал... и был готов сражаться даже сломанным оружием.
Её голос...
— Достойный поступок великого воина... Возможно, и тебя в будущем...
Слова, будто кованый клинок, вонзались в грудь.
Но не с болью — с уважением.
С признанием.
Я стоял. Нет — шатался. Тело гудело, как колокол после удара. Сердце билось в бешеном ритме, но в груди вдруг стало легко. Легче, чем за весь этот бой.
Я понял, что её слова — не насмешка, не милость. Это был приговор, вынесенный глазам, которые видели, как я не сдался.
И этого было достаточно.
Я пытался дышать.
Медленно. Глубоко.
Но воздух не насыщал лёгкие. Он будто проходил сквозь меня, не оставляя сил.
Мой оскал дрожал. Зубы, прежде стиснутые в решимости, вдруг разжались — и лицо расслабилось. Улыбка... ускользнула, растворившись в усталости.
— «Отлично... ха...»
Я даже не знал, смеюсь ли... или просто отпускаю всё.
Тьма начала стягиваться по краям зрения. Сперва незаметно — как тонкий туман. Но потом... она навалилась, как волна.
Ноги предали первыми.
Я почувствовал, как земля уходит из-под меня, как тело падает на колени. Но даже это падение... я пытался сделать достойным. Не рухнуть. Не лечь.
Просто — опуститься.
Словно склоняясь перед боем, который я завершил до конца.
Руки не слушались.
Словно не мои.
Голова кружилась, но внутри не было страха.
Не было боли.
Была... только тишина.
Моё дыхание вырвалось из груди. Не как стон. Не как крик.
Как выдох того, кто знает — он сделал всё, что мог.
Перед глазами — каменная кладка.
Холодная. Молчаливая.
Я накрыл её собой, как будто в этом было что-то важное. Что-то последнее. Как будто я мог защитить... хоть что-то.
Но уже не мог.
Сознание ускользнуло.
Медленно. Без паники.
Как падающий лист — к земле.
Я сделал это. И тьма наконец сомкнулась надо мной.