Мария Малиновская (палата #8)
Мария Малиновская — 21 год. Волонтёр. Человек с синдромом спасателя. Зачастую добрые намерения сопровождаются чувствами вины и долга. Желание помочь близкому человеку загнало её в ловушку.
«Жизнь — дама непредсказуемая. Она всегда готовит для каждого из нас сюрпризы: порой простые, банальные, до боли в костях тривиальные, однако не стоит её подарки недооценивать. Иногда они выходят за грань человеческой фантазии. Медленно, но с невероятной уверенностью, становятся частью абсурда, проламывают, словно топором дверь, розовые рамки морального мира. Правда и то, что она, подражая пылкому дуэлянту, беспощадно разбрасывает перчатки с тонким намёком на неравный бой», — раздумывая об этом возле психиатрической больницы, Мария Малиновская засмотрелась на голубое небо.
Она была необычной девушкой, которая не подчинялась стереотипному мышлению общества: почти всегда норовила выделяться из серой массы. Увы, не каждый раз у неё получалось показать себя — свою большую, необъятную, гигантскую душу с хрупким, словно сурьма, сердцем. В такие неудачные моменты Марию охватывала грусть, которую всеми силами и хорошо ей известными способами старалась подавить. Быстро. Больно. Жестоко.
Природа не наградила её яркой внешностью — словно нарочно решила сотворить серую, маленькую, невзрачную мышь. Но в свои двадцать один девушка разожгла революцию: восстала против скупой фантазёрки-природы, покрасив волосы в алый цвет. И на то была своя причина.
С каждой ступенькой вверх, к парадным дверям больницы, Мария вспоминала брата — причину почему она здесь.
Он был её старшим братом — когда-то героем, почти рыцарем. В детстве она смотрела на него снизу вверх, словно на каменную скалу, за которой можно было укрыться от всех бурь. Он умел придумывать игры, разгонять её слёзы, строить шалаши из старых одеял и обещать, что всегда будет рядом. Но однажды скала начала крошиться.
Сначала — едва заметно. Появились ночи без сна, глаза — тусклые, неуловимо чужие. Он всё чаще говорил странные вещи и всё реже — настоящие. Потом исчез первый раз. Потом второй. Потом она перестала считать.
Она пыталась вернуть его — как возвращают тонущего, хватаясь за пальцы, локти, слова. Но он всё глубже уходил под воду, забирая с собой воспоминания о смехе, хлебе с мёдом и лете.
Когда он возвращался — худой, острый, с чёрными синяками под глазами — она прятала боль за натянутой улыбкой, кормила, стирала его вещи, слушала враньё, как будто верила. Иногда казалось — он ещё там, внутри, за этой оболочкой зависимости. Но каждый раз, когда она пыталась дотянуться, он ломал её пальцы.
Она его всё равно любила. Даже когда ворованные деньги исчезали с карточки. Даже когда он выкрикивал в лицо грязные слова, которых в детстве не знал. Даже когда он в последний раз пришёл домой...
(...)
Он подошёл к окну — в шаге от края, в дыхании от пропасти. Его пальцы легли на холодный подоконник, тело подалось вперёд. Всё внутри Марии закричало.
— Артём! — она метнулась к нему, не думая, не веря, просто летя. — Стой! Я здесь! Я с тобой!
Он будто не слышал. Или не хотел слышать. Ветер трепал его алую рубашку, словно торопил. Она врезалась в него, схватила за руку, вцепилась изо всех сил — тонкими пальцами в запястье, как в единственный канат над бездной.
— Не смей! Не смей бросать меня! Ты обещал... — голос её рвался. — Мы же ещё не построили наш шалаш…
Он обернулся и посмотрел на неё по-настоящему. Глаза его были полны слёз. Но не страха. Смирения.
— Прости... — шепнул он. — Ты держишь, но я уже отпустил.
Он дёрнулся — резко, как рывок сердца перед остановкой. Она вцепилась крепче. Её ноги соскользнули — она повисла за ним, над пропастью, крича, надрываясь, хватаясь за жизнь. За его жизнь.
— Артём! Не отпускай! Я держу тебя! Я смогу!
— Я больше не могу... — прошептал он. — Не держи...
И в этот момент его рука — как в замедленном сне — выскользнула из её пальцев. Тишина ударила громом. Мария осталась на коленях у окна, вцепившись в воздух. Пустой. Без него. Ни крика. Ни звука падения. Только голубое небо. И память — о той секунде, когда она почти спасла. Почти...