ЛИЛИТ
В его объятиях я чувствовала себя птицей, пойманной в сети паука. Он был моим создателем и моим палачом. Я танцевала на краю пропасти, наслаждаясь головокружительной высотой. Ночь была нашим свидетелем, а луна – нашим соглядатаем. Мы были двумя тенями, слившимися воедино. Я стою на краю утеса, ветер треплет мои волосы. Внизу, у подножия, простирается бездонная пропасть. Рядом со мной - он, мой соратник, мой таинственый сталкер . Но что-то внутри меня сопротивляется. Я вспоминаю себя маленькой девочкой, танцующей на пуантах. Я вспоминаю боль, унижение, страх. И я понимаю, что все это — часть меня, неотьемлемая часть того монстра, которым я стала.
Глубокая тьма, вязкая и густая, окутала их обоих. Он, монстр, порожденный тьмой, и она, ангел, упавший с небес.
Они стали единым целым, два осколка разбитого зеркала, отражающие друг друга в искаженном свете. Он больше не видел в ней жертву, а она перестала бояться его. Их связь стала чем-то больше, чем любовью. Это была симбиотическая зависимость, порожденная тьмой и безумием.
Они путишествавали по миру, как призраки, оставляя за собой шлейф разрушений и боли. Он учил ее искусству убийства, она - искусству любить. Вместе они создавали свой собственный мир, где не было места морали и совести.
Однажды, они купили особняк на берегу моря в Сицылии . Это место стало их убежищем, их крепостью. Они превратили его в лабиринт зеркал, где реальность искажалась и теряла свои очертания. Здесь они могли быть кем угодно, кем захотят. Сицилия встретила их раскаленным дыханием и соленым запахом моря. Их особняк, древний и мрачный, стоял на утесе, словно выросший из самой скалы. Внутри царила атмосфера заброшенного театра, где каждый тень играла на стенах причудливые спектакли.
Лилит, сменившая нежные платья на черные бархатные одежды, стала его тенью, его отражением в зеркалах. Их ночи превратились в ритуалы, где кровь смешивалась с вином, а молитвы – с проклятиями.
Мир снаружи стал для них лишь декорацией. Они жили в своем собственном мире, где страсть и смерть сплетались в причудливый узор.
Их объятия были как объятия смерти. В них смешивались страсть и отчаяние, нежность и жестокость. Каждый стон был одновременно молитвой и проклятием.