Юность

Я обожаю смотреть американские фильмы о подростках, старшей школе и прекрасной на вид жизни. Там всегда все счастливые, и даже если нет, то в конце обязательно. У тебя всё наладится, будет хороший парень или девушка, замечательные друзья, любящая семья и прекрасное настроение, а ещё машина, работа и куча денег, ну и в конце все споют песенку о том, как жизнь прекрасна. Но в реальности всё по-другому. Всё настолько по-другому, что от этой реальности хочется забиться в уголок и рыдать, или хорошенько прочистить своей желудок, как будто ты всю ночь пил алкоголь на вечеринке у малознакомого человека. В реальности, ты не помиришься со всеми уродами из школы, не пойдёшь на выпускной с самым классным парнем, не напишешь все экзамены на «пять-с-плюсом». А твои родители не подарят просто так новенький Порше. И уж тем более, никто не будет петь классные песенки в столовой. Реальность – это не идеальная история, а моя жизнь – не классный мюзикл в старшей школе.

Моя прошлая школа, в которой я начала этот учебный год и закончила его через месяц, была полным отстоем. Хотя нет, сама школа была очень даже не плохим заведением, но вот люди в ней – самые ужасные. К сожалению, в мире до сих пор работает закон: «у кого есть деньги – тот и правит миром». И эта школа была наглядным примером. Самые богатые ученики были любимчиками у преподавателей, занимали разные призовые места в школьных конкурсах, получали различные школьные привилегии, но самое главное для них – это безнаказанно издеваться над теми, кому не так сильно повезло родиться в богатой семье.

После того, как Сара и её подружки избили меня в женском туалете, а потом ещё и выставили посмешищем, терпение моей мамы кончилось, она перевела меня в другую школу на окраине города и подала в суд на них. Я уже не маленькая девочка и понимаю, что выиграть это дело нам непосильно, и надеюсь, что глубоко внутри мама тоже это понимает и оставит эту затею. Если Саре не досталось от родителей, то суд тут тоже бесполезен. Справедливого суда, увы, тоже не существует, деньгами можно подкупить всех.

Я очень боялась идти в новую школу. Хоть я и меняла их уже три раза, это всё равно стресс. Особенно меня пугало то, что Нью-Ричмонд – не благополучный район. Конечно, есть и хуже, но в этом люди низкого достатка или хотя бы ближе к среднему. Здесь у учеников не было много денег, и я не знала, как они завоёвывают уважение среди сверстников и учителей. Было страшно, что попаду в школу, где моим соседом по парте будет какой-нибудь вор, в коридорах будут одни проститутки и хулиганы, а во дворе – насильники. Всё-таки большинство фильмов забивают нам голову стереотипами, и мы, всегда представляем то, что нам навязывают.

Мама отправила меня к своей подруге в Нью-Ричмонде, а сама выставила дом на продажу, начала паковать вещи, и стала искать жильё в новом районе. Я очень волновалась, ведь мои небольшие сезонные каникулы подходили к концу, а это значило, что поход в новую школу близок и что ещё хуже – неизбежен.

На пятый день знакомства и проживания у маминой подруги – Дейзи, я всё-таки отважилась спросить, как вообще идёт жизнь в Нью-Ричмондской школе. Что немало важно, в интернете была лишь базовая информация о местоположении, номера телефонов и имя директора. Я боялась, что вновь прогадаю со школой и придётся менять или...терпеть.

Дейзи, как она объяснила, какое-то время работала там медсестрой, вернее, замещала, но это не так важно. Она сказала, что школа в целом спокойная и даже несколько унылая. Ученики все между собой знакомы, но всё-таки предпочитают общаться группами по интересам. Преподаватели достаточно хорошо обучены и также неплохо подают свой материал. В общем, в школе живёт тихая и размерная жизнь. Меня это и обрадовало и немного расстроило.

В первый день я очень нервничала, но, как сказала Дейзи, это естественно. Волнение присуще в такие моменты, ведь ты знакомишься буквально с новым обществом. Да, её слова описали всю суть, но не помогли. Женщина довезла меня до школы на своём стареньком форде, а сама поехала в больницу, доверив мне ключи от дома.

Передо мной стояла на вид огромная школа Нью-Ричмонда. На фоне серого, затянутого тучам, неба она выглядела ужасающе уныло. Серые стены гармонировали с кирпичного цвета крышей, крыльцом и дверями, отдалённо напоминая психиатрический диспансер или тюрьму. По обе стороны от дорожки, выложенной таким же цветом, как и стены школы, был зелёный газон и прочая растительность. Виднелись даже парочка столиков и лавочек. Наверное, в более нормальную погоду здесь собираются ученики, разговаривают, делают проекты или просто наслаждаются перерывом. Но сейчас, всего несколько человек разговаривали на парковке, и ещё парочка учеников стояли на лестнице у входа.

Преодолев волнение, я прямиком направилась к входу, стараясь не обращать внимания на школьников, которые, наоборот, устремили свой взгляд на меня. Первое, что я заметила, зайдя в школу, это огромная надпись на стене красным цветом: «Нью-Ричмондская школа порвёт всех». Уж не знаю, это призыв к насилию, или мотивация к победе. Но выглядело это слегка кроваво, так что, нагоняло больше ужас, чем желание соревноваться. Хотя, может именно так и задумано. Под кровавой надписью был стенд с объявлениями, фотографиями и поздравлениями.

Всё-таки первым делом нужно найти директора и узнать своё расписание и шкафчик. Возле стенда стояла рыженькая девушка, она внимательно изучала какое-то объявление и делала пометки в своём блокноте. Так, соберись, тряпка, и спроси, как добраться до директора.

– Эм...не подскажешь, как добраться до кабинета директора? – я понимаю, что горло у меня пересохло. Складывалось ощущение, что я старушка, курившая по пачке сигарет в день.

Девушка медленно отрывает взгляд от блокнота и смотрит на меня.

– Что, прости, я не расслышала? – её глаза за очками с тонкой оправой заблестели. Девушка внимательно меня изучает, понимая, что я здесь первый раз.

– Где кабинет директора? – спрашиваю вновь я. В этот раз, мой голос стал похож на мой родной.

– Оу, конечно. Вон он, – она указывает рукой в противоположную сторону от меня. Чёрт, я могла просто оглянуться, ведь кабинет видно и отсюда. – Ты новенькая? – я лишь киваю, собираясь направиться к директору. – Тогда добро пожаловать.

Я ускоряю шаг, и подхожу к кабинету. На нём висит табличка с именем директора школы: «Мисс Аманда Штольц». Мне было непривычно приходить к директору без мамы, раньше, она всегда занималась этой волокитой, но сейчас ей совсем некогда. Набравшись смелости, я стучусь в дверь и вхожу. Внутри кабинет был довольно типичный: массивный буковый стол занимал большее пространство, а за ним сидела полная женщина лет пятидесяти. Мисс Штольц своим грозным видом напоминала мне надзирательницу в пансионе для девочек или женщину из опеки. Она изучила меня с ног до головы, пытаясь прикинуть, кто я такая, в каком классе, и что здесь забыла.

– Здравствуйте, я Хелен Виккери. Мои документы должны были поступить в начале каникул из Стримерской школы.

Женщина размерено встала, чуть пошатываясь, отдёрнула свою юбку-карандаш и принялась рыться в шкафу.

– В-в-Виккери, – протянула она мою фамилию. – Хелен Виккери. Стример.

Директор достала папку с моими документами, села на своё место, и начала внимательно изучать первую страницу. Потом в своём ящике она видимо достала заявление, которое принесла моя мама, и тоже его внимательно изучила.

– Тебе 17 лет? – спрашивает Аманда Штольц, смотря на меня сквозь свои маленькие очки. Я киваю.

Она что-то записывает на листочке и протягивает мне эти документы.

– Иди с этим к администратору. У них твоё расписание, номер шкафчика и прочая информация. В соседнем кабинете.

Я быстро говорю спасибо и иду к администратору. Там сидела девушка, которой на вид было не больше двадцати лет. Она быстренько всё осмотрела, достала моё расписание, и ещё пару бумажек. Администратор показала мне мой шкафчик, а потом проводила до кабинета.

К концу третьего урока меня начало подташнивать. Мне непривычно так долго общаться с людьми, хоть я ещё не познакомилась ни с одним учеником этой школы, но каждый учитель обязан вызвать меня к доске, чтобы проверить мою успеваемость и осведомлённость в их предмете. Это действительно угнетает.

Я иду к предполагаемому местоположению кабинета, в котором будет проходить мой следующий урок. Но возле лестницы меня останавливает мужчина средних лет.

– Здравствуй, ты Хелен Виккери?

Было сложно предположить кто это, но явно не учитель. Мужчина был одет в поношенные джинсы, чёрную футболку, поверх которой был пиджак. Преподаватели в этой школе строго одеты: учитель, у которого у меня был предыдущий урок, был в деловом костюме и тщательно начищенных туфлях.

– Да, это я. А вы кто? – проговорила я, запнувшись буквально в каждом слове.

– Прости, что не представился. Я мистер Хопкинс, местный психолог. Предлагаю немного поболтать, так скажем плановая беседа для новых учеников. Я уже освободил тебя от занятий.

Последняя его фраза показалась мне заманчивой. Мне бы пришлось туго, если бы я вновь вышла к доске. Тем более, мне действительно нужен новый психолог, а мистер сам предложил свои услуги.

Я согласилась, и он повёл меня в соседнее крыло школы. Его кабинет пестрил уютом, но в тоже время держал строгость. Возле входа стоял диванчик и журнальный столик, с противоположной стороны был шкаф с книгами, которые обычно сложно найти в библиотеках. Они стоят на полках уже пожилых мужчин, которые занимались всю свою жизнь изучением разума человека. Среди этих книг стояла рамка с фотографией, на которой были изображены мистер Хопкинс и скорее всего его друзья, отдыхающие на горнолыжном курорте. Посередине комнаты находился небольшой рабочий стол, один из тех, которые стоят в кабинетах всех психологов. На нём был беспорядок: кипа исписанных бумаг, ноутбук, пара книг и папки. На большом подоконнике устроился чайник с тремя кружками и коробкой хрустящего печенья, которое продаётся только в маленьком магазинчике на окраине Стимера. На первый взгляд можно подумать, что здесь живут, хотя иногда мистер Хопкинс наверняка остаётся в своём кабинете с ночёвкой.

Психолог предложил мне стул напротив своего рабочего стола, а сам сел в большое кресло и включил ноутбук, а потом из шкафчика достал толстую папку, в которых обычно хранятся дела учеников.

– Я не люблю выпытывать у учеников рассказать о себе или их проблемах. Да и эти тесты для новеньких не моя тема. Мне важно знать хорошо ли ты себя чувствуешь или может, ты хочешь чем-то поделиться?

Я отвела взгляд в сторону, прикидывая, стоит ли начинать этот разговор.

– В Стримере я часто ходила к психологу, у меня была...проблема.

– Что ж, расскажешь? – мистер Хопкинс отодвинул ноутбук и положил руки на стол, внимательно слушая меня.

– Я думаю, всё началось с того, что в 12 лет умер мой отец. Я видела, как смерть медленно забирала его, каждый день он слабел и превращался в скелет. Мама работала, а он запирался в своём кабинете и не выходил оттуда до позднего вечера. Я всегда боялась, что он больше оттуда не выйдет, что он умрёт, а я даже не пойму этого, потому что он за закрытой дверью. Как говорит мама, его смерть оставила на мне неизгладимый шрам. Потом ему стало легче, мы пошли гулять всей семьёй, и прогулка закончилась больницей, реанимацией и его смертью. Я впала в подавленное состояние, из которого не могу выйти, и по сей день.

– Что-то ещё способствовало этому состоянию?

– Стримерская школа. Самое ужасное место на свете. Там я была объектом издевательств и для учеников, и для учителей. Этот район сам по себе отвратный, хоть и пестрит домиками с глянцевых журналов. Внутри Стример давно прогнил, как и его обитатели. Я рада, что мы переехали. Иногда я задумываюсь, почему бы мне не перейти на домашнее обучение, но потом вспоминаю, что моя мама против такого. Она считает, что мне нужно общаться с людьми, адоптироваться в социуме, – я скорчила недовольную рожицу, вспоминая слова мамы, – и тогда вся моя депрессия, словно по волшебству испарится.

Да все мои проблемы начинаются отсюда. Смерть моего отца пошатнула мою психику. А мама хоть и старается помочь, даже не понимает, что делает только хуже.

Мистер Хопкинс ещё о многом меня спрашивал, стараясь лучше вникнуть в мой недуг. Я люблю рассказывать врачам о моих проблемах, после разговора всегда становится легче, даже если тебе ничего не посоветовали. Говорится, что со временем боль притупляется и остаётся лишь воспоминание, никаких эмоций. Да, я согласна, даже моя боль притупилась, но воспоминания тоже причиняют боль. Проще стереть память, но и на это действие найдутся мыслители, которые скажут, что плохие воспоминания тоже приносят блага. Черт возьми, какое благо может принести тебе боль, как из смерти близкого можно вынести позитивные уроки?

Моя тётя говорит, что он умер ради того, чтобы мы с мамой жили счастливо. Но ведь счастье не заключалось в его потере, нет, мы не можем быть счастливы без него. Мы – это не мы без папы. Все эти одобряющие фразы придумали для того, чтобы люди могли заглушить в них свою боль. Уверить себя, что смерть была необходима. Но я считаю, мы должны прекратить забивать свою голову этим. Смерть – не необходима, она – болезнь и с ней надо бороться. Мы можем позволить себе рыдать, биться головой и кричать в небо: «за что!?», ведь он не ушёл, он умер. И, увы, мы не в силах его вернуть.

– Я хочу предложить тебе посетить завтра групповую практику. Некоторые ученики нашей школы слегка проблемные и не радуют меня своим поведением, так что я хочу собрать их в одном месте, чтобы провести специальное упражнение. Не переживай, я не считаю тебя проблемной, но упражнение и общение пойдет на пользу и тебе, Хелен. Я довольно часто провожу такие практики.

В тот вечер я согласилась на предложение психолога, решив, что ничего не потеряю, если схожу на эту практику. Вспоминая наставления мистера Хопкинса о том, где оно будет проходить, я пошла в соседнее крыло. Найдя нужный кабинет, я тихо постучалась, и не смело открыла дверь. Кабинет оказался чем-то вроде склада школьной мебели. На том пространстве, где не было хлама стояли 10 стульев, из которых было занято всего три. Там сидел психолог и две девочки. Мужчина жестом указал мне на стул, предлагая присесть.

Одна из девочек была очень худая, её футболка пыльно-розового цвета болталась на ней. На лицо она была похожа на Лили Коллинз, а её жидкие светлые волосы чуть ниже плеч отлично сочетались с её стройной фигурой. Я всегда считала, что такие девочки обычно самые популярные в школе, особенно с такой внешностью, но на её коленях лежал потёртый учебник биологии, в котором она что-то усердно подчёркивала карандашом.

Вторая девушка ничем особенным не отличалась. На ней была рубашка в клетку, совсем новые джинсы и те потрёпанные кеды, которые бывают на этих эстетичных рокерах, исполняющих гранж. Возможно, она фанатка этого направления в музыке. Волосы девушки были ниже лопаток, а цвет их был как кофейные зёрна. Девочка держала в руке плеер, из которого торчали наушники, но лишь один смог дотянуться до уха.

Через какое-то время в комнату зашли трое парней. Двое были спортивного телосложения и что-то бурно обсуждали, а третий был более щуплый и в очках. Они уселись и продолжили втроём разговаривать, не обращая внимания на остальных.

За минуту до того, как мистер Хопкинс был готов начать, дверь открылась и миниатюрная девушка затолкала в кабинет двух парней, которые на её фоне казались огромными. Они могли бы пробоваться на роль вышибал в баре. Девушка была как раз наоборот низкого роста и выглядела милее их двоих. У неё были чёрные волосы чуть выше плеч, длинная красная юбка, чёрная майка и такая же чёрная шляпка. Её друзья до последнего упрямились, не желаю присутствовать здесь.

– Итак, все в сборе, думаю, можно начинать. Я знаю, что вы все малознакомы друг с другом, ну или просто не общаетесь. Поэтому я хочу, чтобы мы все познакомились заново. Пара интересных фактов о вас, – психолог улыбнулся и продолжил: – Давайте, начнём с меня. Добрый день, меня зовут Дэвид Хопкинс, мне 30 лет и я работаю психологом в Нью-Ричмондской школе. Каждый день ко мне приходят десятки искалеченных душ. У каждого разные проблемы, как и способы борьбы с ними. Но я каждому пытаюсь помочь. Мне нравится моя работа, хотя она и требует огромной стрессоустойчивости, но я люблю помогать и чувствую, что это моё призвание.

Мистер Хопкинс посмотрел на худую блондинку слева от себя, предлагая занять его место оратора. Девушка слегка замялась, не успев подумать, как себя представить и неуверенно начала:

– Меня зовут Энн Леман, мне 17 лет. Из интересных фактов могу сказать, что меня преследует число 13. Можете себе представить, я родилась 13 ребёнком в семье. А ещё в 13 лет меня удочерили. Если хорошенько подумать, я могу вспомнить ещё моментов, связанных с числом 13. Что ещё сказать? Ну, я люблю биологию, – она подняла вверх учебник, показывая его всем.

Следующей была девушка в красной юбке. Та казалась уверенной в себе, девушка громко представилась, стараясь привлечь внимание всех присутствующих.

– Я Мэй Лонгман, мне 16 и нас в семье всего двое, – она подняла два пальца вверх. – В данный момент я увлекаюсь модой, фотографией и культурологией. Я разносторонний человек и часто меняю свои интересы. Если поддержать идею Энн с любимым школьным предметом, то это литература.

– Мэттью Лонгман, мне 16 и мы с Мэй двойняшки. Я хотел бы сказать, что я спортсмен, но для меня больше подходит термин киберспортсмен, хотя и там я не спортсмен, а лишь любитель. Наверное, если бы мне хватало сил, я бы и занялся настоящим спортом, но, увы, я слишком устаю на обычных уроках. А мой любимый предмет химия.

– Холден Милтон, 17 лет. И в отличие от моего приятеля, я занимаюсь спортом, точнее боксом. Это помогает мне выплёскивать весь негатив на грушу. Любимый предмет пусть будет физкультура.

Рядом с Холденом сидел парень в очках, он был следующим.

– Меня зовут Шон Келли, мне 16 лет. Мои интересы очень разносторонние, сложно выделить что-то одно. Но эта разносторонность часто мне помогает, я могу поддержать любой разговор. Любимый предмет, наверное, английский язык.

– Моё имя Джастин Кеннет, мне только вчера исполнилось 17 лет. Я тоже занимаюсь спортом, только волейболом. В нашей школьной команде я командир, но тренер хочет меня отстранить. А этого я не хочу. Я хочу измениться. Просто потому что я не представляю свою жизнь без спорта. Мой любимый предмет математика.

– Я Колин Миллер, мне 17 лет. Я решил стать журналистом и прохожу уже курсы. Мне это действительно нравится. Можно сказать, я уже нашёл своё дело. А среди школьных предметов я выбираю географию и литературу.

Подошла моя очередь рассказывать о себе. Собравшись с мыслями, я начала.

– Меня зовут Хелен Виккери, мне 17 лет. Сегодня мой второй день в этой школе, в прошлой я не смогла найти общий язык с учителями и студентами. Об увлечениях трудно сказать. Я люблю читать, иногда рисую, умею играть на скрипке, но мне не нравится, как я это делаю. Любимый предмет история.

Я замолчала и перевела дух. Наверное, я впервые говорила в кругу незнакомых людей без страха. Они не такие, как мои прошлые одноклассники. Они кажутся неплохими. Каждый из присутствующих внимательно слушает тебя, не перебивает и не выкрикивает что-либо обидное. Они понимают, как тебе тяжело, потому что они чувствуют то же самое.

Осталась последняя девушка, та, в поношенных рокерских кедах. Поняв, что пришла её очередь, она вынула из уха наушник, осмотрела всех и начала говорить.

– Я Рейчел Остин, мне 16 лет. Я состою в школьном совете, а так же я главный редактор нашей школьной газеты. Но если честно, я ужасно хочу избавиться от этой газеты, потому что она никому не нужны, в том числе и мне. Но директор считает, что это главная достопримечательность нашей школы.

Очередь вновь дошла до мистера Хопкинса, все устремили свой взор на него. Он лишь обвёл нас всех взглядом.

– Теперь вы узнали друг о друге чуточку больше, чем просто имена. Я хочу рассказать, чем мы будем заниматься здесь.