Мое лимонное дерево

Я проснулась от того, что мои руки сжимают горло – мое горло. На столике рядом лежат таблетки. Еще сонный, но уже такой точный взгляд упал на них сразу, как я открыла глаза. Словно они ждали, когда я проснусь, и были рады предложить свою помощь.

«Головокружение, эйфория, амнезия, бессонница». Так кстати. Особенно бессонница и амнезия.

Я встала с кровати, неуверенно протянула руку к бутыльку, открыла его и высыпала в ладонь таблетки. По пути на кухню за водой, которая сопроводит три желтых тела овальной формы в пищевод, я остановилась возле зеркала в спальне и взглянула на себя. На лице шрам, что тянется к уху – едва заметный, но мне достаточно знать о его существовании, чтобы видеть полоску стянутой кожи даже в темноте. Немытое тело, издающее аромат пота, и запах все еще гниющего ужина изо рта. Душа, от которой несет безысходностью. Девушка из прошлого, что видит лишь недостатки, что чувствует слишком много, что вновь думает о Марке. Что это? Самоуничтожение? Самобичевание? Мазохизм?

Я старалась избегать своих мыслей, но тогда все, что напоминало о Марке, мучило, сводило с ума. Следы его пальцев на шее еще свежие, в самом ярком обличии, когда на месте красного цвета уже образовался глубокий фиолетовый. Оланзапин казался моим единственным спасением – неоднозначным, манящим и даже смертельным. Я сжимала таблетки в руках и четко понимала, что сейчас нахожусь не в своей комнате в Таймуне: я стояла на полу нашей квартиры в Блиссаде, где за окном море бьет свой бой, а мое сердце то замирает, то колотится в бешеном ритме.

«Головная боль, мигрень, слабость, астения, тревожность, враждебность, сонливость».

Немного подумав, я не стала принимать таблетки. Сунула их обратно в бутылек, который после убрала в ящик, подальше. Спать не легла, на часах стрелка замерла на четырех. Кто знает, как давно. Солнце все еще видело сны на другой стороне земли, а я витала в темноте привидением, допивая пятую по счету кружку кофе.

К рассвету я приготовила завтрак – оладьи, которые в этот раз получились на удивление пышными. Даже выжала сок из апельсинов, выращенных на напичканной химикатами земле, отчего они были такими идеально красивыми, но совершенно безвкусными. Последние события заставили задуматься о многом. Мысли об экологии, пагубном человеке, терпимости природы вновь настигли меня, когда я отклеивала блестящую наклейку с кожицы яркого и ароматного апельсина. Натуральное никогда не пахнет так, что кажется – где-то открыли пачку мыла. Я сужу по своим лимонам. Аромат натуральности наше обоняние распознает на подсознательном уровне. Наше поколение пока еще помнит его из детства. И, тем не менее, даже осознавая это, я все равно выжимала апельсиновый сок, выдавая его за полезный продукт. Как сказала бы Кристина: жертва потребления. Выжимала сок и думала о Марке, о решении, что ему пришлось принять. Неужели Таймун можно сравнить с апельсином? Он станет совершенным снаружи и абсолютно безликим внутри. Отсюда вопрос, что лучше: разлагаться в идеальное общество или цвести диким одуванчиком среди хаоса жизни? Просто расти, цвести, отпускать по ветру свои семена, выполняя действие, заложенное самой природой. А что делает человек?

В комнате Селены было жарко. Когда я вошла, обогреватель работал на полную мощность. Я выдернула его из розетки. В кровати дочки не было, зато одна нога чудно выглядывала из вигвама. Я забралась внутрь – в сонное царство, где отсутствие матраса замаскировано горой подушек, напоминающих огромное пуховое облако, а стянутая в центре наверху ткань увешана множеством самодельных звездочек, отчего казалось, что приоткрывая занавески из тяжелой плотной ткани, ты словно проходил портал между землей и космосом.

– Эй, соня.

Селена перевернулась на другой бок, но пока все еще спала. Я успела разглядеть на ее лице две смазанных полоски, которые когда-то были на щеках, а теперь бессовестно расположились на лбу, ее пальцах и наволочках. Что это? Моя помада? Я улыбнулась.

– Эй, помадное облако, или мне лучше по-прежнему называть тебя Большой Трусихой?

– Лунный Свет, – сквозь сон прошептала Селена.

– У кого-то, наконец, появилось имя? Расскажешь мне об этом за завтраком? – Селена сморщила лоб. – И нечего морщиться, давай, просыпайся и марш в ванную, завтрак ждет. Уже почти девять, занятия начинаются через час.

В скором времени мы уже уплетали завтрак, сидя за дурацким желтым столом, и наслаждались теплом восходящего солнца. Это пластиковое чудо я передвинула ближе к окну – на самое видное место. Глупо было стараться спрятать настолько яркое пятно, так что пусть стоит хотя бы там, где это действительно удобно. И где свет от окна еще больше выделяет его в комнате.

– Лунный Свет, говоришь? Не солнечный?

– Ты же сама мне читала значение моего имени. Селена – свет, сияние луны. Ты говорила, что я твой свет.

– Действительно.

– Тем более, луна светит в темноте, когда нет солнца. Снежному понравилось мое имя. Снежный Конь и Лунный Свет. Здорово же звучит?

– Ты укажешь нам путь, когда станет темно. – Я немного поразмыслила и добавила: – Мне тоже нравится.

В этот момент во мне появилось двоякое чувство: гордости – за разумный и такой глубокий смысл, что она вложила в свое имя, и в то же время страха, что в скором времени разговоры о сказках и звездах начнут изживать себя. А ее Снежный Конь навсегда останется в детстве, она не возьмет его с собой. И уже совсем скоро перестанет светить для него.

– Воспитатель сказала, что если сегодня будет солнце, то мы всей группой слепим огромного снеговика.

– Не поздно для снеговика?

– Она сказала, что снег как раз достаточно липкий.

– Сегодня явно будет тепло. Так что не забудь запасные рукавицы.

Селена просияла.

– А в Италии будет тепло? Папа сказал, что там есть море. Я люблю море. Уже не терпится искупаться!

– Вот боюсь, в марте искупаться в море у тебя не получится.

– Почему? – Разочарованно произнесла Селена.

– Там погода такая же, как в Блиссаде. В марте всего-то градусов пятнадцать. Разве ты не помнишь? Хотя, конечно же, нет. Уверена, что в твоей памяти сохранилось только жаркое лето. Если честно, совсем не понимаю, почему твоему отцу приспичило жениться именно в начале весны.

– У них годовщина. Мне, наверное, нужно подарить им подарок?

Порой я поражаюсь, как Селене легко далось наше расставание с Марком. Возможно, ее малый возраст или постоянное отсутствие отца дома сыграли большую роль. Я надеялась, что так и есть. Мне не хотелось даже думать, что моя дочь испытывает страдания и просто-напросто отрицает случившееся.

– Отличная идея. Подумай об этом сегодня, хорошо?