(Пере)рождённая

Беги!
Кто предал, тот снова предаст.
Беги!
Решившись на это хоть раз.
Беги!
Сожги за собой все мосты.
Беги!
Дорогу найдя,
Назад не смотри.

Знаете это чувство, когда всё на свете вдруг становится светлым, тёплым, все люди добрые, солнечные. В животе витают бабочки, а сердце так и трепещет от переизбытка любви.
Знаете?
Тогда я вам завидую, потому что в данный момент в моей жизни всё было гораздо хуже. У меня она раскололась на «до» и «после».

Мои родители разводились. Мать уехала к своей матери даже не попрощавшись со мной. Не могла и представить, что она на такое способна. Отец сидел на кухне и пил пиво, заглушая боль алкоголем. Оказалось, что уже на протяжении долгих лет мать изменяла отцу с каким-то бизнесменом. Вела двойную жизнь. Чёрт, и чего ей не хватало в нашей семье? Мы чём-то её обделили? Обидели? Ей не нравились условия проживания? А может проблема во мне? Или в папе? Он что, не говорил ей те заветные три слова? Чёрта с два, не говорил. Ещё как говорил, каждое утро я слышала это.

Так и наровит взять телефон, позвонить ей и спросить: «МАМА, почему?». И услышать в ответ банальное « Дело не в вас, а во мне». Но я стояла. Стояла на кухне и намывала оставленную этой женщиной посуду. Да, теперь она для меня ЭТА ЖЕНЩИНА. А самое обидное то, что она забеременела от того мужика, пока она с нами была... Как же больно. Слёзы так и лезли на волю. Но я не плакала, нет. Только не из-за неё, не из-за этого. Сглотнула вязкую слюну, образовавшуюся от долгого молчания. А вместе с ней всю горечь и обиду.

— Дочь, — папа, кажется, заметил мои подрагивающие плечи. Боковым зрением видела, что он пристально смотрел на меня. — Дочь, не переживай, — легко тебе говорить. Хотя ему труднее, чем мне. Он ведь любил её всю прожитую им жизнь. — В жизни бывают такие перемены, — хриплым голосом продолжал отец. Папа, не надо. Сейчас весь мой самоконтроль пойдёт коту под хвост. — Просто нужно стоически их пережить и выдержать. Зато теперь у нас начнётся новая жизнь. С чистого листа, так сказать, — он пытался сказать это более оптимистично, но получалось у него как-то не очень.

С чистого листа, конечно. Мне, знаете ли, этого было не надо. Мне было хорошо и с прошлым листом: грязным, исписанным от и до. Хотела, чтобы всё было по старому, с мамой... Знаю, это всё звучало эгоистично, но сейчас это было бы лучше как для меня, так и для родителей.

— Бывают перемены говоришь, — нервно хмыкаю. Домыла последнюю чашку из, когда-то бывшего семейным, сервиза, поставила на поднос вверх дном, выключила воду. Повернулась к отцу лицом. Он молчал, всё так же смотрел на меня. — А что, если я не хочу этих перемен, — скрестила руки на груди. На моём лице ни единой эмоции и отрешённый взгляд, с которым я смотрела на отца. — Разве ты не мог ничего сделать. Разве ты не мог остановить её и удержать рядом. Ты же мужчина, ты же...

Я осеклась, потому что отец встал изо стола и встал передо мной. Пришлось смотреть на него снизу вверх. У него было крайне серьёзное выражение лица. В глазах читалась злость. Он никогда на меня так не смотрел.
Никогда.

— Руслана, — голос как сталь. Непроницаемый, непорицаемый. Но на удивление спокойный. — Не говори так с отцом. Не то...

А, теперь не «дочь», а «Руслана».
Мне было страшно. Мне реально было страшно, ведь это мой отец. Он никогда со мной так не разговаривал. Никто так со мной не разговаривал.
Да и я с ним так не разговаривала. Кажется, переборщила. Надо бы приумерить пыл, успокоиться. Но кто-то смелый внутри меня не хотел останавливаться, он хотел продолжить эти бессмысленные, а может и осмысленные, пререкания. И в следующую секунду этот кто-то моими губами выпалил:

— Не то, что? Ударишь? Или же выгонишь меня? — голос сорвался. Издала нервный смешок. Опустила взгляд.

Что я творю? Почему я не могу нормально с ним поговорить? Почему всё так? С глаз всё же вытекли слёзы. Совсем немного, пара капель. Но и этого хватило, чтобы показать какая я слабая на данный момент.

— Может и выгоню, — спокойно. — Тем более, — он повысил тон, — я имею на это полное право, ведь ты не моя дочь.

Резко подняла на него ошарашенный взгляд. Как? Что только что произошло? Это же...
«Отец» стоял, не смотрел на меня, а куда-то сквозь. Он нахмурился и потёр переносицу средним и указательным пальцами правой руки.

— Прости, — его тон вновь стал спокойный, но с нотками стали. Пытался меня успокоить, потянул ко мне руки, но я дёрнулась в сторону. — Прости. Мы с твоей матерью, — он осёкся, но продолжил: — Мы с ней планировали рассказать тебе об этом по другому. При других, более приятных обстоятельствах, — потянул руки, дабы успокоить. Оттолкнула. Он нахмурился.

Нет, а чего он собственно ожидал? Что я брошусь в его объятия со словами: «Да, папочка, я тебя прощаю»? Так?
Ага, бегу и падаю. Они шестнадцать лет меня обманывали. Хотя слово «обманывали» не очень уместно, но всё же они не договаривали мне всей правды. Нет, я не жалуюсь, любви в этой семье мне хватало сполна. Мне давали ласку, тепло, любовь, бывало конечно, и ругали, но это ведь часть воспитания.
Я понимала, что родителями являются не только люди, которые тебя родили, но и те, что воспитали. Всё же меня одолевали сомнения, смогу ли я и дальше доверять этому человеку...

Я молчала.
Не знала, что сказать.
Не смотрела на него.
Не могла этого сделать. Не хотелп. Не хотела там находиться.
Уползти, убежать, улететь в конце концов, но не стоять перед ним. Хотелось выбежать с кухни в прихожую, схватить первую попавшуюся куртку, выйти на улицу из этого подъезда и идти. Просто идти куда глаза глядят. И было плевать, что отец кричал мне что-то в след, когда я выбегала из квартиры, было плевать, что, возможно, я больше не вернусь, было плевать, что все мои вещи остались в этом доме, было плевать, что я не знала, куда шла. И совершенно наплевать, что я оставляла за спиной шестнадцать лет своей жизни. На всё было плевать. Я просто хотела уйти. Не оглядываясь.
Так и поступила.

<center>***</center>

Не знала, сколько я ходила по улицам, не думая ни о чём. На данный момент мне совершенно не хотелось думать. В голове была лишь мысль о том, что мне холодно. Ведь куртка мне попалась весенняя, а на улице зима. Я совсем озябла, ноги коченели. Ну да, а чего я ожидала от кроссовок? Они не рассчитаны на долгие прогулки по зимней прохладе.

Темнело. Я вошла на какой-то смутно знакомый двор. На улице не было снега, не было белого снежного покрова, укрывающего асфальт и верхушки деревьев. Фонари во дворе загорелись жёлтым светом и осветили прилежащую к ним небольшую площадь. Атмосфера окрасилась в жёлто-оранжевые тона.

Всё это я заметила периферийным зрением, ведь я шла с опущенной головой. Или мне это всё казалось. Рассматривала свои чёрные кроссовки, как будто это самое интересное занятие. За время такого хождения я несколько раз врезалась в прохожих, они что-то бурчали, но я не разбирала, мне было не до этого. Смотрела на кроссовки. Правой, левой, правой... Лишь об этом я хотела думать. И если я подниму взгляд, мысли заполнятся произошедшим ранее. И я больше не плакала. Слёз больше не было. Это слишком большая роскошь для меня: плакать, показывать свою слабость. Не будет этого. Не сегодня.

Не знала, который был час, но точно могла сказать, что ближе к полуночи.
И вот, случилось непредвиденное мною. Правым бедром я ударилась о железную скамейку, стоящую у больно знакомого мне подъезда. Я скривилась от боли, схватила бедро обеими руками и начала растирать. Обычно таким образом боль стихала. Было неприятно, но терпимо. Чёртова скамейка. Хотя, она помогла мне выбраться из зомби-состояния и вернула в чувство. Надо было присесть на лавочку, да она железная и мне как-то не очень хотелось отморозить зад и остаться в будущем без детей.

Немного постояв, боль постепенно прошла и отупела. Осматрелась вокруг. Я была права насчёт фонарей. Вернула свой взор к подозрительно знакомому подъезду, подошла.
Продавленный неведомой силой и существом домофон, благодаря которому я без труда могла войти. Знакомый лифт, кнопка двадцатого этажа. Вышла из лифта. Площадка голубых тонов, четыре железных двери. И лишь одна была знакома мне уже давно. Лишь в эту дверь я заходила два раза в неделю — иногда и больше — в течении двух месяцев. Встала перед нею.

И на кой-чёрт меня сюда принесло? Я же не планировала. Оно само как-то... И что теперь? Стучать? Звонить? А может просто уйти? Хотя там такой холод. Даже если я и нажму на звонок, вряд ли он примет меня с распростёртыми объятиями. В такое-то время. А сколько сейчас? Взяла телефон, нажала окоченевшим пальцем на кнопку включения. Час ночи. Офигительно просто. Приплыли. Нет, теперь у меня не было сомнений, что он меня выгонит. Да и что я ему скажу?

Несмотря на все внутренние противоречия, рука сама, по своей воле потянулась к кнопке звонка и... нажала. Ну всё, мне пиздец.

Стояла секунд пятнадцать, и, когда собиралась уйти, послав всё в чертям, услышала копошение в замочной скважине. Сердце пропустило удар, затем бешено стало колотиться. Дверь открылась. Твою же ш...

— Я... Ян... я... — мямлила что-то невнятное, сама не знала, что хотела сказать, топчась на месте.

Парень ошарашенно посмотрел на меня сонными глазами. Кажется, он посчитал, что происходящее здесь — сон. Ох, как бы мне этого тоже хотелось, Ян.

Он стоял на пороге совсем домашний: в серых спортивных штанах, в чёрной растянутой майке и творческим беспорядком на голове, по которому так и хотелось провести рукой. Кажется, оделся он наспех. Ну да, кто ж мог подумать, что сегодня к нему кто-то нагрянет в час ночи? Об этом даже я не задумывалась.

Нависла пауза. Мы долго всматривались друг в друга. И в какой-то момент, Яна прошибло и он, подойдя и приобняв за плечи завёл меня в квартиру. Снял с меня курточку. И, ощутив насколько она лёгкая, укоризненно на меня посмотрел, приподняв тёмные брови. Я лишь пожала плечами, мол «так получилось». Неожиданно схватил мои руки и крепко сжал, но уже от злости.

— Да у тебя же руки обледенели, — стал растираться мои холодные ладони своими совсем горячими. — Совсем с дуба рухнула. Кто в такое время по улицам ходит, да ещё и в такой лёгкой курточке? — трение происходили всё быстрее. Руки теплели, постепенно. Ян был зол. Это понятно по нахмуренным бровям и сжатым в тонкую полоску губам. — Дура.

«Сам дурак» — так и хотелось огрызнуться, но я была слишком удивлена действиям брюнета. Это ненормальное для него поведение. По крайней мере, так думала я. Всё это, это что, забота? Обо мне?
Хмурюсь.

— Пошли в гостиную, — приобнял за плечи, опять. Повёл к знакомому для меня дивану. Каждый раз на занятиях у репетитора, то бишь Яна, я сидела именно на нём. — Посиди здесь, — взял одеяло с кресла, накрыл им меня. — Я пойду сделаю горячего чаю. Когда я приду, ты всё мне расскажешь, — в голосе нотки стали. Кивнула. Долго смотрел на меня с серьёзным лицом, после ушёл.

И что даже не спросит, что я тут делаю в такую темень?
И что значат все эти действия? Что у него вообще в голове творится? Загадка моего бытия — Ян. Очень бы хотелось влезть в эту голову и прочитать все сокровенные мысли.

В комнату вошёл объект моих недолгих размышлений. В была руках большая кружка, с которой толстой струей поднимался пар. Мм, какой аромат. Чай с малиной — его аромат и вкус я бы узнала из всех чаёв мира. Уселась на диване поудобнее, крепче кутаясь в одеяло. Ян положил кружку на стол передо мной, сам сел рядом.

— Ну, и что же случилось? — голос был такой спокойный, дыхание размеренное, а взгляд невероятно доверительный. С таким взглядом ему нужно работать в банке. Кому угодно впихает ипотеку.

Смотрела на него.
Нужно ли его грузить моими проблемами? Нет.
Сможет ли он мне чем-то помочь? Нет.
Могу ли я ему доверять? Вряд ли.
Но почему тогда я рассказала ему всё, как на духу?

<center>***</center>

Я всё ему рассказала. Ну, не всё-всё, только то, что произошло сегодня. Он много расспрашивал меня о семье, родных, как я на это отреагировала. Почему-то ему мне хотелось доверять, хоть я не была уверена, что можно.

<center>***</center>

Я решил ни о чем больше не спрашивать, и мы еще очень долго просто сидели рядом и молчали. От Русланы пахло приятно сладко. Я прокручивал в голове все, что было с ней связано. Ей было грустно.

— Руслана... — тихонько позвал её я.
— Да? — почти сразу же откликнулась она.
— Тебе больно?

Она ничего не ответила, только внимательно посмотрела на меня, будто в самое сердце заглядывала.

— Мне пора, — сухо сказала она, — не люблю, когда в душу лезут.
— Подожди, — я тут же схватил девушку за руку потом, неожиданно для себя, провёл по её щеке и, притянув к себе, прижался к её губам. Спустя мгновение Руслана удивленно ответила на поцелуй. И в нем было все: ненависть, боль, досада, нежность, и еще что-то, чего пока мы оба разобрать не могли.
— Ну и как это понимать? — спросила шатенка, когда я отстранился.
— Никак, — хмуро буркнул я, — просто не хочу, чтобы ты уходила, малышка.
— Ты обещал... что не тронешь, — тихо, почти губами произнесла девушка, опустив голову и сжимая кулаки до побелевших костяшек.
— Обещал, но признайся, тебе же понравилось, — нужно было как-то разрядить обстановку. Воздух вокруг наэлектризовался и в комнате стало не хватать места для нас двоих.
— Придурок, — также тихо усмехнулась она, вставая. Наверное, вспомнила наш с ней первый поцелуй. — Ладно, чёрт с тобой, — она заметно ободрилась. Но я знал, что внутри у неё бушевала буря. Мы оба это знали. — Мне бы горячий душ принять, а то продрогла немного. Вот только... переодеться не во что, — заметил, как покраснели её щёчки. Так и тянуло её потискать.
— Может, мне с тобой в душ пойти, — неопределённо бросил я. — Глядишь, быстрее согреешься.
— Извращенец, — ещё более покраснев, сказала она и кинула в меня первой попавшейся подушкой, прилетевшей в грудь. — Иди найди во что мне одеться.
— Ого! А ты быстро освоилась, я посмотрю. Уже и приказным тоном говоришь. И с кем?! — я поучительно поднял указательный палец вверх. — С самим хозяином квартиры! Ещё и хамит, — укоризненный взгляд с моей стороны. Очередная подушка, но на этот раз точно в голову. — Ладно, — убрал подушку в сторону, — я сейчас что-нибудь найду.

С этими словами я отправился к себе в комнату и начал копаться в шкафу.

— Что, последняя пассия сбежала от тебя даже не одевшись? — начала девушка, но осеклась. — Ты же не собираешься давать мне её одёжку? Ян! — послышался взволнованный голос из гостиной.

Дурочка, думает что я вожу к себе женщин. Неужели я похож на похотливого самца? Хотя, то, что я с ней делал, само отвечает на этот вопрос. И, даже если бы я и водил девушек, то от их одежды не осталось бы и следа.

— Прости, одежду моей, как ты выразилась, пассии я не нашёл, видимо, всё же ушла одетой, — произнёс ядовито, возвращаясь в гостиную. — Но у меня есть это, — протянул ей свою чёрную футболку. Можно было ещё халатик дать, но чертовски хотелось посмотреть на её ножки. — Свежее полотенце можно взять в ванной комнате.
— Спасибо, — немного смущённо произнесла шатенка, взяв футболку в руки. — А где я буду спать?
— В той комнате для гостей. Но с этих пор она твоя по праву.
— Ты так уверен, что я останусь здесь жить? — она удивлённо вскинула брови, не без усмешки, конечно же.
— А куда ж ты денешься... — спокойно произнёс я, передёрнув плечами. Откинулся назад и улёгся на диване, по-хозяйски закинув ноги на столик. — От меня ещё ни одна не сбегала. Я ведь чертовски хорош, — поиграв бровями, произнёс я.

На что девушка лишь наигранно вздохнула, улыбнулась и потопала в душ.

<center>***</center>

Из душа я выскочила только тогда, когда дышать от скопившегося пара стало уже вообще нечем, обряженная в Янову футболку и все ещё немного дрожащая.

Кровать в спальне была огромной и мягкой, словно облачко. Как Макаров находил в себе силы выбираться из неё по утрам понедельников, я решительно не понимала. Комнату подтапливал тёплый свет ночника над кроватью, проникая и в мой уютный кокон из одеяла.

В дверях показался Ян. Он был в одних домашних шортах и без футболки, что давало возможность любоваться его красивым телом. Постояв в дверях с полминуты, брюнет начал подходить к кровати.

— Руся, у тебя все в порядке? — я наблюдала за его плавными движениями, не вдаваясь в суть вопроса. — Не отогрелась еще?

Всё. Всё. Чаша терпения переполнилась. Слишком насыщенный был день, и как-то это все сразу на меня свалилось, немножечко поломав. Я давила идиотские всхлипывания, лихорадочно растирая ладошками горящие глаза, но это мало чем помогало, истерические рыдания рвались наружу сплошной лавиной, и скоро я не смогла их сдерживать.

Я кивнула, пытаясь убрать с лица взлохмаченные волосы и сильнее кутаясь в одеяло, пытаясь скрыть трясущиеся плечи. Но от Яна это не скрылось. Он неожиданно дернул одеяло в сторону и опустился рядом, притянув меня к себе. Ма-а-амочки, что ж творится-то?!

— Эм... Позволь поинтересоваться, а что ты делаешь? — успокоившись спросила я.
— Искушаю тебя, а что, не заметно? — фыркнул брюнет. — Спи давай, кому сказано.
— Ну окей, — уткнулась носом в его плечо.

Теплый, а оттого хотелось еще ближе прижаться. И что я себе позволяла, собственно? А он вроде бы и не против был, ближе притягивал и по голове гладил.
Сознание медленно погружалось в темноту, а в душе разливалось теплое тягучее счастье. И с чего бы?..