Возвращение блудного Семёна
Семён проснулся на каталке только к обеду. Потянулся, зевнул и сладко пробормотал:
— Вот это я хорошо подежурил...
И только потом заметил, что вокруг пусто. Ни интернов, ни пациентов, ни даже запаха обеда из столовой.
— Ау? — робко сказал он. — Народ?
В ординаторскую вошёл Быков, жуя яблоко.
— О, пациент очнулся, — с иронией произнёс он. — Ну что, как спалось?
— Нормально, Андрей Евгеньевич, — улыбнулся Семён. — Я прям как младенец.
— Младенец, говоришь? — Быков усмехнулся. — Ну да, младенцы тоже без толку орут и всё портят.
— А где все? — спросил Семён, наконец почувствовав неладное.
— А все... — Быков сделал паузу, — празднуют.
— Чего празднуют?
— Твоё увольнение.
Семён уставился на него, как будто услышал, что завтра отменили интернет.
— Моё что?!
— Увольнение, — повторил Быков. — Комиссия настояла. Мол, с таким «одарённым» кадром больница не справится.
— Но... но как же... Я же старался!
— Вот именно, — вздохнул Быков. — Если бы ты не старался, может, ещё был бы жив в этом коллективе.
И он ушёл, оставив Семёна в состоянии шока.
***
Тем временем остальные интерны действительно «праздновали» — сидели в столовой с тортиком, который притащил Лобанов.
— Ну, за свободу, — сказал он, поднимая пластиковый стакан с компотом.
— Чувствую себя предателем, — вздохнула Варя. — Всё-таки мы его сдали...
— Варя, — сказал Романенко, — не переживай. Семён всё равно бы нашёл способ сам себя уволить. Он такой.
— А если он вернётся? — тревожно спросил Левин.
— Не вернётся, — отрезал Лобанов. — Уволили — значит, всё.
— Вы меня недооцениваете! — внезапно раздался голос из-за спины.
Все повернулись. В дверях стоял Семён. В глазах — решимость, в руках — котомка с неизвестным содержимым.
— Я вернулся!
— Господи, — простонала Варя. — Семён, ну тебя же выгнали!
— Никто меня не выгонит! — гордо заявил он. — Я решил: раз так, я буду мстить!
Интерны переглянулись.
— Мстить? Кому? — осторожно спросил Левин.
— Всем! — грозно ответил Семён. — Но особенно вам!
И он торжественно поставил на стол свою котомку.
— Здесь всё, что нужно для операции «Возмездие».
Лобанов фыркнул:
— Ставлю сотню, что там семечки и носки.
Семён медленно развязал котомку и вывалил содержимое. На стол покатились:
резиновая курица,
фломастеры,
три банки тушёнки,
и старый будильник.
— Семён... — Варя закрыла лицо руками. — Это твоя «операция»?
— Не смейтесь! — возмутился он. — У меня план.
— Ну-ну, — усмехнулся Романенко. — Давай, Генерал Апокалипсиса, рассказывай.
***
План Семёна оказался прост:
Намазать дверные ручки тушёнкой.
Нарисовать на халатах проверяющих усы фломастером.
Подложить резиновую курицу в кабинет Быкова.
Настроить будильник на три часа ночи и спрятать его в ординаторской.
— Гениально, — саркастически сказал Лобанов. — Да тебя «Оскар» ждёт.
— Ага, — добавил Левин, — в номинации «самый бестолковый террорист».
Но Семён не сдавался.
— Сначала вы смеялись над Эйнштейном! — воскликнул он.
— Эйнштейн хотя бы не таскал резиновых куриц, — сухо заметила Варя.
Тем не менее, Семён всё же приступил к выполнению плана.
***
Первым делом он пошёл к Быкову. В кабинете было тихо. Семён аккуратно открыл дверь, положил резиновую курицу на стол и гордо вышел.
Через пять минут раздался крик:
— Кто, мать его, засунул мне курицу на место истории болезни?!
Интерны прыснули от смеха.
— Минус один пункт плана, — сказал Романенко.
Вторым шагом Семён намазал тушёнкой дверные ручки. Первым в ловушку попался Купитман. Он открыл дверь, потом поднёс пальцы к носу.
— О! — сказал он. — Какой аромат! Кто это принёс?
И радостно утащил банку тушёнки к себе в кабинет.
— Минус два, — усмехнулась Варя.
Фломастеры Семён тоже испортил: пока он подкрадывался к халату проверяющей (которая всё ещё ходила по отделению), фломастер протёк, и теперь сам Семён выглядел с нарисованными усами.
— Минус три, — заметил Лобанов, едва не падая со смеху.
Оставался будильник. Семён торжественно завёл его на три часа ночи и спрятал в шкафу ординаторской.
— Вот увидите! — сказал он. — Вот это их точно достанет!
Интерны махнули рукой.
***
Ночью ординаторская взорвалась жутким звоном. Будильник гремел так, что стены дрожали.
— ЧТО ЗА БРЕД?! — вылетел Быков, растрёпанный, в халате поверх пижамы. — Кто устроил этот карнавал?!
Интерны сонно уткнулись в подушки, а Семён гордо встал:
— Это я! Моя операция!
— Молодец, — устало сказал Быков. — Идиотизм выполнен на сто процентов.
Он открыл шкаф, вытащил будильник и со всей силы швырнул его в стену. Будильник заглох.
— Всё, Семён, — Быков потер лицо руками. — Я официально признаю тебя самым бездарным мстителем в истории человечества. Завтра, чтобы тебя здесь не было.
— Но, Андрей Евгеньевич...
— Никаких «но»! — рявкнул Быков. — Уволен окончательно.
И он ушёл, громко хлопнув дверью.
Семён опустился на кровать, выглядя побеждённым.
— Ну что, — сочувственно сказала Варя, — видишь, Семён, не судьба.
— Да... — вздохнул он. — Видимо, я не мститель...
— Ты не мститель, ты комедия, — уточнил Лобанов.
— А может, — оживился Романенко, — тебе лучше карьеру стендапера начать?
Семён задумался.
— Хм... Может, и правда. Буду рассказывать людям, как меня трижды увольняли, а я всё равно возвращался.
— Отличный номер, — кивнул Левин. — Только не забудь курицу взять на сцену.
И все снова расхохотались.