Никто не придёт
Виктор понял, что не сможет просто закрыть глаза, досчитать до десяти и сделать вид, что ничего не случилось. И речь шла не только о том сне, но и вообще обо всём.
Когда автобус прибыл на конечную, Виктор уже знал, что не повернёт обратно. Не будет жить как прежде. Осталось лишь решиться на это, ведь сказать действительно легче, чем сделать. Интересно наступило ли для него время, про которое вечно твердили старшие? «Вырастешь — поймёшь».
Он ещё никогда не был так рад проснуться. И до сих пор радовался, что всё было не по-настоящему. Лишь одно чувство осталось с ним после пробуждения: желание уехать. Как предлагала Есения ещё в самом начале этого кошмара. Виктор ощутил, что время пришло.
Он спрыгнул на асфальтированную дорожку. Фонарь над автобусной остановкой всё ещё тускло освещал местность жёлтым светом. Уличная прохлада приятно касалась кожи, пока Виктор продолжал размышлять:
«Согласится ли?»
Из раздумий Виктора вывел голос Якова, а точнее его невесёлый смех. Парень посмотрел на друга.
— Я бы предпочёл остановиться где-нибудь в другом месте.
Виктор поднял голову. Знак на остановке гласил: «Кладбище».
***
— Подобные сны нередко возникают во время сильного стресса. Они могут повторяться, пока вы не разрешите внутренний конфликт. Снилось ли вам подобное раньше?
Виктор задумался.
— Да, кажется, что-то такое уже было.
Кошмары, в которых за ним гнались рогатые демоны вперемешку с зомби, пугали Виктора отнюдь не так сильно, как реалистичные сны. Тогда ему снился как раз один из них.
Виктору было десять или одиннадцать. Во сне он сидел на подоконнике и ждал Оксану и Влада с работы. Виктор постоянно подгибал ноги, чтобы не обжечься об батарею. За окном стояла непроглядная тьма: зимой темнело рано, а фонари зажигали слишком поздно. Крупные хлопья снега кружились в воздухе, от дыхания Виктора стекло запотевало.
Ждал он очень долго, но никто так и не пришёл. Фонари так и не зажглись, а холод стал проникать в квартиру. Виктор опустил затёкшие ноги и обжёгся, но не сразу заметил, что батарея была вовсе не горячей, а, наоборот, ледяной. Как трубы на улице, к которым не особо смышлёные дети прислоняли языки, а потом примерзали намертво, и другим ребятам приходилось выносить из дома тёплую воду, чтобы отогреть.
Виктор сидел в короткой пижаме с Микки Маусом и очень поздно заметил, что его тело полностью покрылось настом. Изо рта вместо тёплого дыхания вырывались клубы холодного пара. Виктор не мог пошевелить руками. Он неподвижно сидел на подоконнике глыбой льда, пока квартира медленно покрывалась инеем.
Тогда зазвонил телефон. Виктор откуда-то знал, что звонок очень важный, но не мог ничего сделать. Он хотел закричать, но голос тоже его не слушался. Пропали все звуки, остался только звон телефона, а потом гудки: «Бип, бип, бип...»
Виктор знал, что теперь точно никто не придёт.
Он часто забывал сны, но этот запомнил надолго, даже написал стих про то время:
Два чёрных силуэта, скрипучие качели,
Хруст снега под ногами. «Как все мне надоели»
И свет фонарного столба, и шум колёс ревучей мощи,
Смеющаяся детвора, кед связка на жилплощади.
Как долго буду слышать гул, мешающий, за дверью?
Скажу открыто, быстро, вслух:
«Как все мне надоели».
Тогда Виктора гложили вечные ссоры в семье. Вроде как все были дома: Оксана, Влад, Есения — но в то же время Виктор чувствовал, что никого нет. Он не мог ни с кем поговорить, не мог поделиться тем, что на душе. Вечно держал всё в себе.
— И часто вам снилось, что вы остаётесь совсем одни?
— Всегда, — мгновенно ответил Виктор и опешил. — Всегда кто-то уходил и не возвращался.
Врач покачал головой.