Потраченное время
Не успел Виктор опомниться, как начал всё больше и больше времени проводить на улице. Обычно они с Яковом гуляли недалеко от дома, чтобы лишний раз не ездить на транспорте. На самом деле Виктору и без того с головой хватало впечатлений, ведь каждый раз он заново привыкал к улице.
Окружающий мир менялся с невообразимой скоростью: новые лица, переменчивая погода, непредсказуемый транспорт. Виктор подмечал все мелочи, и они нередко его пугали. Он не мог предугадать заранее понравится ему в этот раз на улице или он сразу после выхода захочет пойти обратно. Многое зависело от настроения. Иногда Виктор сам себя не мог вынести.
Но со временем Яков научил его не обращать внимания на несущественные для остальных людей перемены, постоянно отвлекал и смещал фокус. Это казалось чем-то невозможным, забытым и заклеенным, однако теперь Виктор видел синее небо над головой и не боялся, что внезапно может начаться гроза; видел ярко-зелёную траву во дворе и чувствовал её запах вместо того, чтобы пугаться шума газонокосилки (а вдруг что-то отлетит в него?). Виктор различал пение птиц, смех детей на площадке и не пытался представить себя на их месте. Ощущал лучи солнца, согревающие лицо и не переживал о раке кожи. Виктор дышал полной грудью и не понимал, как мог так долго сидеть в духоте квартирных стен.
Они гуляли по площади Минина и Пожарского, и Виктор ловил себя на мысли, что никогда прежде не видел город.
— У меня жевамю.
— Чего? — переспросил Яков.
— Обратное чувство дежавю. Я вроде и знаю, что был здесь, но чувства такие, будто в первый раз.
Эмоции для прогулки по городу, в котором Виктор прожил всю жизнь, были слишком сильные, слишком яркие.
Кое-где отремонтировали дорогу, построили новые дома, открыли новые магазины — жизнь кипела и никогда не останавливалась. Виктор вдруг осознал, что пока он сидел взаперти, время всё равно неизменно мчалось вперёд. Это, конечно, было очевидно. Факт, с которым не поспоришь, но всё-таки... Сколько времени он потратил, сколько же таких дней пропустил?
— О чём задумался?
Яков откусил эскимо, которое только что купил в ларьке. Виктор посмотрел на свой фруктовый лёд, который начал таять и почувствовал неприятную липкость. Не только на руках, но и в душе и вообще — везде.
— Мне нравится город, — и, подумав, признался: — А ещё я жалею о потраченном времени. Ну, в смысле...
— Я понял, — ответил Яков. — Но время не бездомный котёнок, чтобы его жалеть. Тебе нужно было это время, чтобы разобраться. Не вини себя.
Виктор покачал головой. Он винил себя не только за уже потраченное время, но и за то, которое упустит в будущем.
— Я совсем не знаю, кем хочу стать, не знаю, как хочу прожить жизнь. Кажется, что я даже в детстве ни о чём таком не мечтал, — Виктор обвёл взглядом площадь, рассматривая прохожих.
— Совсем ни о чём?
— Ну... Я мечтал, чтобы Оксана и Влад подарили мне новую книгу на день рождения.
— Ну ты и ботан! — беззлобно рассмеялся Яков. — Я вот мечтаю жить, не пытаясь оправдать чужих ожиданий. Хочу научиться жить только для себя.
Виктор хотел уточнить, чьи ожидания он хочет или, наоборот, не хочет оправдать, но вместо этого спросил:
— Блин, почему это так сложно?
— Чтобы жизнь мёдом не казалась, наверное.
— Мне она никогда такой и не казалась, — заметил Виктор.
— У тебя ещё вся жизнь впереди, — и, не дав открыть ему рот, добавил: — И не надо говорить, что можешь умереть завтра. Я говорю про время, которое нам отведено. Не хотел бы я в последние секунды жизни жалеть о том, чего не сделал.
Виктор хотел снова ответить, что легче сказать, чем сделать, но Яков продолжил:
— Смотри, ты сейчас здесь, а не в своей комнате.
— Даже не верится.
— А мне — да.
И улыбнулся своей лучшей улыбкой. Так широко и искренне, что Виктор понял, почему доверился Якову с самого первого дня. Его улыбка не умела врать.
— Виктор?
— Чего?
— Прочитаешь один из своих стихов? — попросил он.
Мороженое стремительно таяло в руках, Виктор едва не уронил его. Он остановился и, не веря своим ушам, уставился на Якова.
— Что прямо здесь? — растерянно уточнил он и стал озираться по сторонам, будто все взгляды были прикованы к нему. На самом деле случайным прохожим не было никакого дела.
— Ну, давай, — Яков поднял брови и пробежал вперёд. Теперь он шёл спиной, смотря Виктору в глаза.
Слишком, слишком, слишком. Виктор никому кроме Якова не показывал свои стихи и уж тем более не зачитывал. Произнесённые вслух, они становились более личными, разоблачающими. С другой стороны, он уже давно раскрыл все карты перед ним. Что ещё могло произойти?
Запинаясь, Виктор начал читать:
Тоска. Вечер воюет с ночью,
Забирая остатки летнего тепла.
На душе дует ветер, и кости скрипят;
Все вокруг от меня что-то хотят.
Раскачивает ветви и просит покоя;
Не сбежать и не спрятаться в этой неволе.
Ревёт и стучится в закрытые окна:
Так сильно, что слышно из коридора.
Тоска занимает квадратные метры,
И пыль собирает в огромные петли,
И вьёт, словно кружево нервы мои.
Скулю половицам: «помогите же мне»
— Как оно ощущается сейчас? — открыв глаза, спросил Яков.
— Будто не я написал. Боже, стыдоба какая.
— Всё потому что ты не стоишь на месте.
На губах Виктора сама собой растянулась неровная улыбка.