Не трус
«Сумев отгородиться от людей»
– И. Бродский
Виктор проснулся от тяжести. Открыв глаза, он увидел перед собой Сёму, который сверлил его прожорливым взглядом. Покормив кота, Виктор понял, что в холодильнике практически ничего не осталось.
Парень провёл рукой по волосам. Казалось, что за неделю, которую он провёл дома, всё наладилось. Виктор не чувствовал себя в опасности, не вздрагивал от каждого шороха и не оставлял на ночь свет. Даже наоборот — он сетовал на тот неудачный день и с иронией вспоминал о том, как сильно накрутил себя.
В ту ночь Виктор думал лишь о смерти. О том, сколько людей в его роду умерло от рака, а потом вспоминал, что никто из них не являлся ему кровным родственником — настолько плохо всё было. Разум подкидывал ему поводов для очередной истерики. И то, что Виктор даже не знал, какая участь постигла его настоящих родственников пугало ещё сильнее. Он думал о том, что очень давно не проходил нормальное медицинское обследование и боялся, что может умереть в любой момент. Ещё Виктор прокручивал в голове воспоминания о том, сколько раз по своей воле подвергал жизнь опасности: когда они с Есенией гуляли по заброшкам, тусовались с полузнакомыми людьми и ходили посреди ночи на разборки к соседям — и поражался, что смог дожить до восемнадцати.
По правде Виктору ничего не угрожало, но той ночью всё казалось иначе. На свежую же голову эмоции не были такими яркими, как и воспоминания. «Ну, ведь не умер же».
День выдался солнечным. Снег начал таять, и через открытое окно слышалось пение птиц. Виктор понял, что нужно возвращаться к привычной жизни. Начать было решено с похода в магазин, а потом следовало устроить уборку: он совсем запустил квартиру за неделю.
Одевшись, Виктор посмотрел на себя в зеркало в прихожей: серость кожи намекала на его затворнический образ жизни, а волосы совсем отрасли, но в целом — он был в порядке.
Виктор заглянул в дверной глазок, чтобы убедиться в отсутствии соседей на лестничной клетке и уже собирался открыть дверь, как вдруг почувствовал всю ту же дрожь в руках и пульсирующее покалывание в груди.
«Не обращай внимания, иди. Ну же!»
Он не собирался провести остаток дней взаперти лишь из-за разыгравшейся фантазии или фантомного предчувствия. Это же так глупо.
В подъезде Виктор так никого и не встретил, лишний раз убедившись, что у него паранойя. Он был в порядке. Жизнь продолжалась.
От свежего воздуха у Виктора на минуту закружилась голова. Не обращая на это внимания, он двинулся в сторону магазина, что находился на углу дома.
На улице почти никого не было. Только два ребёнка, которые катались на ржавой карусели.
Какой сегодня день? Кажется, уже наступил март. Виктор заглянул в телефон. Так и есть. На дворе стояло второе марта, четверг. И хоть мороз ещё продолжал кусать щёки, солнце светило ярко и пригревало. В воздухе начинал чувствоваться запах весны.
Как только Виктор вышел из подъезда, он сразу посмотрел на крышу и отметил, что никаких сосулек не было видно, но он всё равно отошёл как можно дальше.
Прогулочным шагом Виктор дошёл до «Продуктов». За прилавком стояла продавщица Вера, с которой Оксана раньше вечно останавливалась поболтать «на пять минут», а потом эти пять минут переливались в полчаса, в то время как Виктор изнемогал от скуки и разглядывал вручную написанные ценники: «Молоко 30 руб».
Женщина сразу узнала его, но Виктор тактично избегал ответных взглядов, потому что знал, что та решит завести беседу. А этого ему уж точно не хотелось.
Набрав полную корзину продуктов, Виктору всё-таки пришлось поздороваться с тётей Верой. Он до сих пор не понимал, как обращаться к знакомым семьи. Почему-то Виктор всегда называл их тётями и дядями, хотя это, конечно, было не так. Парадокс, учитывая, что Оксану с Владом он не называл мамой и папой. С малознакомыми людьми всегда так сложно, особенно с взрослыми. Виктор постоянно терялся.
— Витька, привет! Ну как ты?
Виктор внутренне содрогнулся. Лицо у тёти Веры сразу сделалось жалостливое. Он это ненавидел.
— Здравствуйте, у меня всё нормально, спасибо, — ответил он, выкладывая на кассу кошачий корм.
Всё-таки эта женщина ничего плохого ему не сделала. Её намерения были добрыми, хоть Виктор и не мог искренне поблагодарить её за это, но вполне мог оставаться вежливым. Притворяться он умел ещё как.
— Ох, такое горе! Просто ужас! — тётя Вера прижала ладонь к лицу. Почему все взрослые так делают? — Ты в той же квартире живёшь?
— Да.
— А то я думала, что ты съехал куда. Так давно тебя не было видно. Ты хорошо питаешься? Хотя и так вижу... — Она посмотрела на продукты: Виктор выбирал в основном те, у которых долгий срок годности. — Исхудал совсем.
Он промолчал.
Тётя Вера продолжила:
— Сестра хоть приезжает? Как она? — Виктор выложил макароны и тушёнку, мысленно веля себе держаться.
— С Есенией всё хорошо, недавно приезжала.
— Ох, Витька, Витька. Тяжело тебе... — Казалось, что она вот прям тут возьмёт и разрыдается.
Виктор не понял, почему его судьба стала для неё личной трагедией, зато вдруг почувствовал, что его слёзы тоже рвутся наружу. Этого ещё не хватало.
Он сказал:
— Спасибо вам, я немного тороплюсь.
Тётя Вера тут же взяла себя в руки. Вот бы и Виктор так мог.
— Конечно-конечно, — и торопливо сложила продукты в пакеты.
Виктор хотел было расплатиться, но она сказала:
— Не надо ничего.
— Но как...
— Не надо говорю, ступай. Береги себя.
Виктор кивнул, растерявшись, и взял по пакету в каждую руку. Почувствовав, как лицо залилось краской, он поспешил к выходу. Слёзы хлынули ручьём, мешая смотреть под ноги. Добрые намерения других заставляли его чувствовать себя убогим.
Подышав воздухом и немного успокоившись, Виктор подумал, что в принципе всё прошло неплохо. Пакеты были тяжёлыми — непонятно зачем он набрал еды на несколько недель вперёд. Виктор подставил лицо солнечным лучам и улыбнулся, когда услышал пение птиц. На детской площадке уже никого не было, наверное, тех детей позвали домой. Улыбка сошла с лица. Его дома ждал разве что Сёма.
Виктор тряхнул головой — с ним всё в порядке. По пути обратно всё тоже прошло хорошо.
Следующая дилемма поджидала его в подъезде. Ехать на лифте или подняться по лестнице? Руки успело свести от тяжести пакетов, но Виктор всё равно замешкался. Ему никогда не нравились лифты. Разве что в новых домах да отремонтированных больницах они были сносными. В его же брежнёвке лифт был на грани того, чтобы испустить дух. Скрежет, мигание света, постоянные поломки и замкнутое пространство никак не вязались у Виктора с безопасностью.
Он уже однажды застревал в лифте — дело кончилось истерикой и выявленной клаустрофобией. Именно поэтому Виктор часто пренебрегал лифтом, тем более подниматься ему всего ничего, на четвёртый этаж.
Однако сегодня ему нужно было убедиться, что он не трус. Что он в порядке и никакой не параноик.
Виктор нажал на кнопку вызова лифта.