Исповедь
Следующие несколько месяцев были заняты сплошной уборкой. Виктор и Есения наводили порядок и разбирали вещи родителей.
Несмотря на то, что Виктор периодически собирал и выносил мусор, его всё равно оказалось чересчур много. Пришлось сделать как минимум пять ходок, прежде чем в квартире снова стало свободно и пусто. Даже слишком пусто. Есения открыла окна настежь и оставила их так на целый день, но запах скорби и отчаяния словно впитался в обои и стыки между половицами. Смрад не покидал стены дома.
Оказывается, у Виктора было не так много вещей, как ему думалось. После того как они отсортировали одежду на выброс и на благотворительность, а остальное убрали на антресоль, Виктор удивился, что все его личные вещи при желании могли бы уместиться в один шкаф. И бо́льшую его часть занимали бы книги. Восемнадцать лет жизни на двух полках. Виктор почему-то не мог выкинуть эту мысль из головы.
«Уже восемнадцать»
Честно говоря, Виктор почти забыл о дне рождения — было совсем не до этого. Праздновать он тем более не собирался. Теперь Виктор был совершеннолетним, однако чувствовал себя гораздо старше. Он удивился, как на его голове не появились седые волосы, потому что чувствовал, что должны были.
Одни дни проходили лучше, другие хуже. Иногда Виктор ходил по магазинам с Есенией и гулял по скверу в наушниках, а иногда не мог заставить себя встать с постели, чтобы просто почистить зубы. Это было похоже на американские горки, на которых Виктор никогда не катался. Раньше он не подходил по росту, а потом... Потом уже не до них стало. Но горка эта всё чаще стремилась вниз, нежели поднималась. Виктор постоянно ощущал свободное падение, но не знал, когда упадёт.
Что-то было не так, но что именно Виктор понять не мог. Многое произошло, однако своё состояние он не мог предписать ни к одному событию. Словно он сам просто стал «не таким».
Однажды вечером, закончив с делами, они приготовили ужин на скорую руку и уставшие сели за стол. Виктор заметил, что Есения вела себя тише обычного, но не знал, что ей сказать, ведь каждое слово могло ещё сильнее накалить и без того напряжённую атмосферу.
Когда-то плохие времена помогли им сплотиться, но в этот раз всё было куда серьёзнее, чем подростковая влюблённость. Виктор боялся, что они с сестрой потеряют друг друга. Чувствовал, что уже её теряет.
Сеня смотрела в тарелку, даже не притронувшись к еде.
— Я никогда не прощу себя за то, что оставила тебя, — внезапно сказала она.
Парень вскинул брови, глядя на сестру. Он думал, что они закрыли эту тему. Виктор не подозревал, что Есения всё ещё корит себя. Хотя странно, учитывая то, что себя он тоже винил в смерти Оксаны. И даже не был уверен, что это чувство когда-либо утихнет.
— Ты ведь не знала...
«Я ведь нарочно всё скрывал»
— Прошло так много времени, я должна была приехать, просто... — Есения опустила голову на ладонь, всё ещё не глядя ему в глаза. — Я боялась сюда возвращаться, ведь я так долго мечтала уехать. Намного легче было сделать вид, что проблемы дома меня не касаются. Но это не правда. Меня касалось всё, что происходило тут, а я взяла и оставила тебя. А тебе ведь и так было непросто всё это время, а тут ещё и это.
Виктор так давно не чувствовал горячих слёз, что удивился, когда они начали капать на стол.
— Я ведь думал, — срываясь на всхлипы, заговорил он. — Думал, что она погорюет и всё станет как прежде. Я ведь должен был ей как-то помочь, а я лишь смотрел и ждал как идиот. И знаешь, что хуже всего? — Виктор вскинул голову и посмотрел на сестру. — Я ждал, когда она умрёт. Иногда я, правда, так думал, лишь бы мне не пришлось больше видеть эти бутылки и слышать её крики.
Виктор разразился плачем, закрывая лицо руками. Накопившиеся эмоции, стены, которые он строил месяцами — всё рухнуло.
Они плакали вместе, сидя за столом, за которым раньше ужинали всей семьёй, а около ног жалобно мяукал Сёма. Он тоже не понимал, что происходит.