[BL] Классический Попаданец в мир Гарри Поттера.

"Сверху Гарри Поттер"

Йдя по Хогвартс экспрессе искал купе Гарри, перед этим ещё заглянул к Эду, поэтому так задержался. Резко открыв дверь сразу же задал волнующий меня вопрос.
—Гарри! Я слышал что произошло на чемпионате. Тебя не поранило?
—И тебе привет Ален. — хмуро произнес Рон.
—Что уже случилось?
—К нам заглянул Малфой и...
—Дальше можешь не продолжать, —перебил я Гермиону, — и так понятно что случилось. Ну так что Гарри?
—Всё нормально Ал, правда. —успокаивающее погладил меня по голове он.
—Вы ведёте себя как мама и сынок, — все так же угрюмо сказал Рон, —Ну или как парочка.
—Рон!!!— крикнули на него покрасневшие Гарри и Гермиона, а я хихикнул.
—Мы... мы же оба парни! — пытался пояснить ему Гарри, Мио ему поддакнула, я с Уизли на них удивленно уставились.
—А вы не знаете? — одновременно произнесли мы, — Все маги бисексуальны.
—Что!? — проявили удивительную синхронность Поттер и Грейнжер.
—А-а как же потомство? —спросила Гермиона.
—Ну так существуют специальные зелья и ритуалы. Пары волшебников выбираются не по полу, а по магической совместимости. — пояснял им я, Рон агакнул. — Почитай об этом Герми, это очень важно если ты собираешся жить в дальнейшем в волшебном мире.
—Обязательно.— как-то глухо отозвалась она, а Гарри смотрел на нас круглыми как у Букли глазами.Через минуту молчания продолжила, —Лучше раскажи ещё немного, а то меня любопытство гложет. Про ритуалы и зелья.
—Хм, ну ритуалы используют в том случае если пара из двух женщин, а зелья для двух мужчин.
—А что такое магическая совместимость?
—Это то насколько два мага подходят друг другу. Чем больше совместимость тем сильнее и здоровее выйдет потомство, но...
—Что? — с интересом спросила Герми.
—Огромная ошибка, которую делают маги – это их свадьбы на родственниках, в них всегда довольно большая совместимость. Троюродные и двоюродные братья и сестры женятся друг на друге, из-за этого появляются много сквибов, но они почему то этого не понимают. Маглорожденые волшебники нам нужны как воздух, для того что-бы мы не вымерли, но никто этого не понимает. И ещё... если что я вам ничего не говорил.
—Ладно.— как-то потрясено выдала Гермиона, а я улыбнувшись устроился у пораженного Гарри на коленках уткнувшись носом ему в живот.
С поезда вышли молча и так же молча сели в карету, прикол в том что фестралов я видел, но думаю это из-за моей первой жизни. По дороге нас водой окатил Пивз, я злясь высушил нас заклинанием.
Большой зал был, как всегда, великолепен и подготов­лен для традиционного банкета по случаю начала семе­стра. Золотые кубки и тарелки мерцали в свете тысяч све­чей, плавающих в воздухе над приборами. За четырьмя длинными столами факультетов расселись студенты, оживленно переговариваясь; на возвышении, по одну сторону пятого стола, лицом к ученикам, сидели препо­даватели. Здесь, в зале, было гораздо теплее. Гарри, Рон, Гермиона и я, пройдя мимо слизеринцев, когтевранцев и пуффендуйцев, уселись вместе с остальными за гриффиндорский стол рядом с Почти Безголовым Ником — факультетским привидением. Ник, жемчужно-белый и полупрозрачный, сегодня вечером был одет в свой обычный камзол, но зато с необъятных размеров плое­ным воротником, служившим одновременно и празд­ничным украшением, и гарантией того, что его голова не станет уж слишком шататься на не до конца переруб­ленной шее.
— Эгей, Гарри!
Это был Колин Криви, третьекурсник, для которого Гарри был чем-то вроде героя.
—Привет, Колин, — настороженно отозвался Гарри, этот мальчик предоставлял ему немало хлопот.
—Гарри, ты себе не представляешь! Нет, Гарри, ты только угадай! Поступает мой брат! Мой брат Дэннис!
—Э-э-э... ну... это хорошо, — пробормотал Гарри.
—Он так волнуется! — Колин едва не подпрыгивал на месте. — Надеюсь, он попадет в Гриффиндор! Скрес­ти пальцы на счастье, а, Гарри?
—М-м-м... хорошо, ладно, — согласился Гарри и сно­ва повернулся к Рону, Гермионе и ко мне. Я не слушал их разговоры, думал о своём. Позже профессор МакГонагалл выставила перед первокур­сниками трехногую табуретку и водрузила на нее нео­бычайно старую, грязную, заплатанную Волшебную шля­пу. К ней были прикованы взгляды всего зала. В наступив­шем молчании у самых ее полей открылась широкая щель наподобие рта, и Шляпа запела:

<Наверно, тыщу лет назад, в иные времена,
Была я молода, недавно сшита,
Здесь правили волшебники — четыре колдуна,
Их имена и ныне знамениты.
И первый — Годрик Гриффиндор, отчаянный храбрец,
Хозяин дикой северной равнины,
Кандида Когтевран, ума и чести образец,
Волшебница из солнечной долины,
Малютка Пенни Пуффендуй была их всех добрей,
Ее взрастила сонная лощина
И не было коварней, хитроумней и сильней
Владыки топей — Салли Слизерина.
У них была идея, план, мечта, в конце концов
Без всякого подвоха и злодейства
Собрать со всей Британии талантливых юнцов,
Способных к колдовству и чародейству.
И воспитать учеников на свой особый лад —
Своей закваски, своего помола,
Вот так был создан Хогвартс тышу лет тому назад,
Так начиналась хогвартская школа.
И каждый тщательно себе студентов отбирал
Не по заслугам, росту и фигуре,
А по душевным свойствам и разумности начал,
Которые ценил в людской натуре.
Набрал отважных Гриффиндор, не трусивших в беде,
Для Когтевран — умнейшие пристрастье,
Для Пенелопы Пуффендуй — упорные в труде,
Для Слизерина — жадные до власти.
Все шло прекрасно, только стал их всех вопрос терзать,
Покоя не давать авторитетам
— Вот мы умрем, и что ж — кому тогда распределять
Учеников по нашим факультетам?
Но с буйной головы меня сорвал тут Гриффиндор,
Настал мой час, и я в игру вступила. «Доверим ей, — сказал он, — наши взгляды на отбор,
Ей не страшны ни время, ни могила!»
Четыре Основателя процесс произвели,
Я толком ничего не ощутила,
Всего два взмаха палочкой, и вот в меня вошли
Их разум и магическая сила.
Теперь, дружок хочу, чтоб глубже ты меня надел,
Я все увижу, мне не ошибиться,
Насколько ты трудолюбив, хитер, умен и смел,
И я отвечу, где тебе учиться!>
Потом началось распределение, но я же засыпал под теплым боком Гарри.
—Ален, не спи. Еще поесть нужно. — тихонько сказал Гарри погладив меня по голове.
—Угу.— сонно произнес я и зевнув посмотрел на стол. Взяв пару бутербродов принялся жевать.
Когда были уничтожены и пироги, а со вновь заблес­тевших тарелок пропали последние крошки, Альбус Дам­блдор снова поднялся со своего места. Гудение разгово­ров, наполнявшее Большой зал, сразу же прекратилось, так что стало слышно лишь завывание ветра и стук дож­дя. — Итак, — заговорил, улыбаясь Дамблдор. — Те­перь, когда мы все наелись и напились, я должен еще раз по­просить вашего внимания, чтобы сделать несколько объявлений. Мистер Филч, наш завхоз, просил меня поставить вас в известность, что список предметов, запрещенных в стенах замка, в этом году расширен и теперь включает в себя Визжащие игрушки йо-йо, Клыкастые фрисби и Безостановочно-расшибальные бумеранги. Полный список состоит из четырехсот тридцати семи пунктов, и с ним можно ознакомить­ся в кабинете мистера Филча, если, конечно, кто-то пожелает. Едва заметно усмехнувшись в усы, Дамблдор продол­жил: — Как и всегда, мне хотелось бы напомнить, что Зап­ретный лес является для студентов запретной террито­рией, равно как и деревня Хогсмид — ее не разрешается посещать тем, кто младше третьего курса. Также для меня является неприятной обязанностью сообщить вам, что межфакультетского чемпионата по квиддичу в этом году не будет.
—Что!?— ахнул Гарри, я успокающее сжал его руку.
—Это связано с событиями, которые должны начать­ся в октябре и продолжиться весь учебный год — они потребуют от преподавателей всего их времени и энер­гии, но уверен, что вам это доставит истинное наслаж­дение. С большим удовольствием объявляю, что в этом году в Хогвартсе...
Но как раз в этот момент грянул оглушительный гро­мовой раскат и двери Большого зала с грохотом распах­нулись. На пороге стоял человек, опирающийся на длинный посох и закутанный в черный дорожный плащ. Все го­ловы в зале повернулись к незнакомцу — неожиданно освещенный вспышкой молнии, он откинул капюшон, тряхнул гривой темных с проседью волос и пошел к пре­подавательскому столу. Глухое клацанье отдавалось по всему залу при каждом его шаге. Незнакомец приблизился к профессорскому подиуму и прохромал к Дамблдору. Еще одна молния оза­рила потолок. Гермиона охнула, и было от чего. Вспышка резко высветила черты лица пришельца.  Каждый дюйм кожи был ис­пещрен рубцами, рот выглядел просто как косой разрез, а изрядная часть носа отсутствовала. Но самая жуть была в глазах. Один был маленьким, темным и блестящим. Другой — большой, круглый как монета и ярко-голубой. Этот голубой глаз непрестанно двигался, не моргая, вра­щаясь вверх, вниз, из стороны в сторону, совершенно независимо от первого, нормального глаза — а кроме того, он временами полностью разворачивался, загляды­вая куда-то внутрь головы, так что снаружи были видны лишь белки. Незнакомец подошел к Дамблдору и протянул ему руку, так же, как и лицо, исполосованную шрамами. Ди­ректор пожал ее, негромко сказав при этом несколько слов. Похоже, он что-то спросил у вошедшего — тот неулыбчиво покачал голо­вой и тоже вполголоса что-то ответил. Дамблдор кивнул и жестом пригласил его на свободное место по правую руку от себя. Незнакомец сел, отбросив с лица длинные сивые пат­лы, и пододвинул к себе тарелку с сосисками; поднял к тому что осталось от его носа и понюхал, после чего до­стал из кармана маленький нож, подцепил сосиску за конец и начал есть. Его нормальный глаз был устремлен на еду, но голубой без устали крутился в глазнице, ози­рая зал и студентов.
— Позвольте представить вам нашего нового препода­вателя защиты от темных искусств, — жизнерадостно объя­вил Дамблдор в наступившей тишине. — Профессор Грюм. По обычаю, новых преподавателей приветствовали аплодисментами, но в этот раз никто из профессоров или студентов не захлопал, если не считать самого Дамблдора и Хагрида. Их удары ладонью о ладонь уныло про­звучали при всеобщем молчании и скоро затихли. Всех остальных, видимо, настолько поразило необычайное появление Грюма, что они могли только смотреть на него.
— Грюм? — шепнул Гарри Рону. — Грозный Глаз Грюм? Тот самый, которому твой отец отправился помогать се­годня утром?
—Должно быть, — пробормотал Рон благоговейным тоном.
—Что с ним случилось? — прошептала Гермиона. — Что с его лицом?
—Не знаю, — ответил Рон, завороженно глядя на Грюма. Грозный Глаз остался совершенно равнодушен к та­кому более чем прохладному приему. Не обращая вни­мания на стоящую перед ним кружку тыквенного сока, он снова полез в плащ, вынул плоскую походную флягу и сделал из нее порядочный глоток. Дамблдор вновь прокашлялся.
— Как я и говорил, — он улыбнулся множеству сту­денческих лиц, все взоры которых были обращены к Грозному Глазу Грюму — в ближайшие месяцы мы будем иметь честь принимать у себя чрезвычайно волнующее мероприятие, какого еще не было в этом веке. С громад­ным удовольствием сообщаю вам, что в этом году в Хог­вартсе состоится Турнир Трех Волшебников.
— Вы ШУТИТЕ! — оторопело произнес Фред Уизли во весь голос, неожиданно разрядив то напряжение, ко­торое охватило зал с самого появления Грозного Глаза. Все засмеялись, и даже Дамблдор понимающе хмык­нул.
— Я вовсе не шучу, мистер Уизли, — сказал он. — Хотя, если уж вы заговорили на эту тему я этим летом слышал анекдот... словом, заходят однажды в бар тролль, ведьма и лепрекон...
Профессор МакГонагалл многозначительно кашля­нула.
— Э-э-э... но, возможно, сейчас не время... н-да... — Дам­блдор почесал кустистую бровь. — Так о чем бишь я? Ах да, Турнир Трех Волшебников. Я тоже, думаю, некоторые из вас не имеют представления о том, что это за Турнир, а те, кто знают, надеюсь, простят меня за разъяснения, и пока могут занять свое внимание чем-нибудь другим. Итак, Турнир Трех Волшебников был основан при­мерно семьсот лет назад как товарищеское соревнова­ние между тремя крупнейшими европейскими школами волшебства — Хогвартсом, Шармбатоном и Дурмстрангом. Каждую школу представлял выбранный чемпион, и эти три чемпиона состязались в трех магических зада­ниях. Школы постановили проводить Турнир каждые пять лет, и было общепризнано, что это наилучший путь налаживания дружеских связей между колдовской моло­дежью разных национальностей — и так шло до тех пор, пока число жертв на этих соревнованиях не возросло настолько, что Турнир пришлось прекратить.
— За минувшие века было предпринято несколько попыток возродить Турнир, — продолжал Дамблдор, — но ни одну из них нельзя назвать удачной. Тем не менее наши Департаменты магического сотрудничества и ма­гических игр и спорта пришли к выводу, что пришло вре­мя попробовать еще раз. Все лето мы упорно трудились над тем, чтобы в этот раз обеспечить условия, при кото­рых ни один из чемпионов не подвергся бы смертель­ной опасности. Главы Шармбатона и Дурмстранга прибудут с оконча­тельными списками претендентов в октябре, и выборы чемпионов будут проходить на День Всех Святых. Бес­пристрастный судья решит, кто из студентов наиболее достоин соревноваться за Кубок Трех Волшебников, честь своей школы и персональный приз в тысячу галле­онов.
—Я хочу в этом участвовать! — прошипел на весь стол Фред Уизли — его лицо разгорелось энтузиазмом от пер­спективы такой славы и богатства. Он оказался далеко не единственным, кто, судя по всему, представил себя в роли хогвартского чемпиона. Но тут директор заговорил вновь, и зал опять умолк. —Я знаю, что каждый из вас горит желанием завое­вать для Хогвартса Кубок Трех Волшебников, однако Гла­вы участвующих школ совместно с Министерством ма­гии договорились о возрастном ограничении для пре­тендентов этого года. Лишь студенты в возрасте — я под­черкиваю это — семнадцати лет и старше получат раз­решение выдвинуть свои кадидатуры на обсуждение. Это, — Дамблдор слегка повысил голос, поскольку после таких слов поднялся возмущенный ропот — близнецы Уизли, например, сразу рассвирепели, — признано не­обходимой мерой, поскольку задания Турнира по-прежнему остаются трудными и опасными, какие бы предо­сторожности мы ни предпринимали, и весьма малове­роятно, чтобы студенты младше шестого и седьмого курсов сумели справиться с ними. Я лично прослежу за тем, чтобы никто из студентов моложе положенного возрас­та при помощи какого-нибудь трюка не подсунул наше­му независимому судье свою кандидатуру для выборов чемпиона. — Его лучистые голубые глаза вспыхнули, скользнув по непокорным физиономиям Фреда и Джор­джа. — Поэтому настоятельно прошу— не тратьте понап­расну время на выдвижение самих себя, если вам еще нет семнадцати. Делегации из Шармбатона и Дурмстранга появят­ся здесь в октябре и пробудут с нами большую часть этого года. Не сомневаюсь, что вы будете исключитель­но любезны с нашими зарубежными гостями все то время, что они проведут у нас и что от души поддержите хогвартского чемпиона, когда он или она будет выбран. А теперь — уже поздно, и я понимаю, насколь­ко для вас всех важно явиться на завтрашние уроки бодрыми и отдохнувшими. Пора спать! Не теряйте вре­мени! Дамблдор сел на место и заговорил с Грозным Глазом. С громким шумом и стуком ученики поднялись на ноги и толпой хлынули к дверям в холл.
—Они не могут так поступить! — заявил Джордж Уиз­ли, который не присоединился к людскому потоку в две­рях, а остался стоять, с гневом глядя на Дамблдора.
— Семнадцать нам исполняется в апреле, почему же нас лишают шанса?
—Они не помешают мне участвовать, — упрямо ска­зал Фред, тоже хмуро поглядывая на преподавательский стол.
— Чемпионам позволено такое, о чем остальные и мечтать не смеют. И тысяча галлеонов награды!
—Ну да, — произнес Рон с мечтательным видом. — Тысяча галлеонов...
—Пойдемте-ка, — предложила Гермиона. — Если вы не пошевелитесь, мы тут останемся в одиночестве. Гарри, Рон, Гермиона, Фред, Джордж и я, направились в холл, и близнецы занялись обсуждением тех мер, кото­рые может употребить Дамблдор, чтобы не допустить к Турниру тех, кому меньше семнадцати.
—А кто этот беспристрастный судья, что будет ре­шать, кому быть чемпионом? — спросил Гарри.
—Понятия не имею, — ответил Фред. — Но его-то нам и предстоит провести. Я полагаю, Джордж, тут сработает пара капель Старящего зелья...
—Но Дамблдор знает, что вы не проходите по возра­сту, — возразил Рон.
—Это-то да, но ведь не он решает, кто станет чемпи­оном, правильно? — весьма проницательно отметил Фред. — Сдается мне, что как только этот судья узнает, кто хочет участвовать, он выберет лучшего из каждой школы и внимания не обратит, сколько тому лет. А Дамб­лдор пытается помешать нам подать заявки.
—Там люди гибли, учти! — с беспокойством напом­нила Гермиона, когда мы прошли через дверь, скрытую гобеленом и начали подниматься подругой, более узкой лестнице.
— Да, да, — беззаботно согласился Фред, — но это ког­да было... Да хоть бы и так — что за удовольствие без эле­мента риска? Эй, Рон, а что, если мы и впрямь отыщем способ, как обойти Дамблдора? Мы участвуем, представ­ляешь?
—А ты как думаешь? — спросил Рон у Гарри. — Было бы круто принять участие, верно? Но боюсь, они могут захотеть кого-нибудь постарше... не знаю, если бы мы учились получше... —Вот я точно не участвую, — раздался позади Фреда и Джорджа унылый голос Невилла. — Наверное, моя ба­бушка хотела бы, чтобы я попытался — она беспрерыв­но толкует о том, как я должен поддерживать фамильную честь, и мне просто придется... ой!..
Нога Невилла провалилась прямо сквозь ступеньку на середине лестницы — в Хогвартсе было полным-полно лестниц с подобными фокусами, у старшекурсников уже выработалась привычка перепрыгивать такие сюрпри­зы, но плохая память Невилла была знаменита на всю школу. Гарри с Роном подхватили его под руки и выта­щили, в то время как рыцарские доспехи на верхней пло­щадке заскрипели и залязгали, заливаясь хриплым сме­хом.
— Закройся, ты, — буркнул Рон, захлопнув им забра­ло, когда они проходили мимо. Друзья дошли до входа в гриффиндорскую башню, загороженного большим портретом Полной Дамы в ро­зовом шелковом платье.
—Пароль? — потребовала она, как только они при­близились.
—Чепуха, — отозвался Джордж. — Мне староста вни­зу сказал.
Портрет развернулся, открыв проем в стене, в кото­рый и пробралась вся компания. Круглая общая гости­ная была согрета огнем, потрескивающим в камине, кру­гом стояли мягкие кресла и столы. Гермиона бросила на весело пляшущее пламя мрачный взгляд, и я отчет­ливо услышал, как она пробормотала «рабский труд», прежде чем пожелать им спокойной ночи, после чего удалилась в спальню девочек. Гарри, Рон, я и Невилл поднялись по последней, винто­вой лестнице и наконец попали в собственную спальню, расположенную на самом верху башни. У стен стояли пять кроватей с темно-красными пологами, и у каждой в ногах — чемодан владельца. Дин и Симус уже легли спать; Симус приколол свою ирландскую розетку в изго­ловье, а Дин прикрепил плакат с Виктором Крамом над столиком у кровати. Прежний плакат с футбольной ко­мандой Вест Хэм теперь висел рядом.
— Бред какой-то, — со вздохом покачал головой Рон, посмотрев на совершенно неподвижных игроков. Гарри, Рон, Невилл и я надели пижамы и забра­лись в кровати. Кто-то — без сомнения, домовой эльф — положил грелки между простынями. Было очень здоро­во лежать в теплой постели, в объятиях Гарри и слушать, как снаружи бес­нуется буря.
— Вы знаете, я тоже мог бы участвовать, — сонно пробормотал Рон в темноте. — Если уж Фред и Джордж придумают, как... на Турнир... а ты, Гарри, сам... никогда... не ду­мал?..
— Нет, не думал. — сказал Гарри, когда мой взгляд грозно уставился на него.
Довольно улыбнувшись от того что Гарри лег ко мне на руку и сладко засопел мне в шею, я зевнув закрыл глаза.