Part 1. Кровь вместо поцелуев.
Эви бежала, спотыкаясь и утопая в ледяных лужах.
Белые кроссовки уже давно не белые.
Колени, израненные грубым асфальтом.
Мгла не скрывала его - она будто вела его за ней.
Недавний дождь оставил после себя зеркальные лужи, в которых дрожали отблески одиноких фонарей и мертвенной луны. Воздух был пропитан сыростью, металлическим запахом озона и тяжёлым ароматом мокрого асфальта. Город словно выдохнул — и замер, но в этой тишине её сердце билось как проклятый колокол, отбивающий минуты до её поимки. Слышала ли она шаги — или это просто эхо собственных мыслей?
Адреналин захлёстывал в жилах, заставляя сердце бешено колотиться где‐то там, за рёбрами, взрываясь эхом в висках. Потоотделение усилилось, болевая чувствительность снизилась.
Даркмур сейчас явно не до боли.
Расширенные зрачки метались в лунной полутьме, как зверь в клетке — судорожно, отчаянно, в поисках хотя бы тени спасения. Но мрак не предлагал убежищ - лишь стены, готовые смотреть, как её ломают.
Но Даркмур остаётся надеяться лишь на себя.
Быстро обернувшись назад, напуганные глаза рыскали следы своего преследователя. Не увидев его, юницу накрыла паника.
"Нет, нет, нет...",
— вспышка осознания пронзила её, когда русоволосая повернулась: она оказалась лицом к лицу с мрачной стеной мужской груди, словно врезалась в само надгробие. Воздух между ними застыл, и ночь, казалось, сомкнулась вокруг её горла.
Подняв глаза, она мимолётом встретилась с дикими, почти больными глазами, где практически не было видно зрачков. Слабая ухмылка тронула его губы.
Не успела дева и визгнуть, как ей тут же прилетает удар по голове, а после всё как в тумане...
На мгновение до того, как провалиться в темноту, она почувствовала сильные руки, обвившиеся вокруг её тонкого стана и колен, прежде чем она потеряла контроль над своим телом.
Оказавшись прижатой к мускулистой груди, резкий, металлический запах крови врезался в её обоняние, заставив желудок сжаться. Медные ноты смешались с аккордами горького кофе, оставляя некую рассеяность разума, смешиваясь с тупой пульсирующей болью в висках.
"Мой маленький ангелочек... ",
— отдалённо донёсся мужской судорожный голос.
Мрак затопил её сознание, стирая грань между сном и реальностью. Издав последний протяжный вздох, она погрузилась в беспямятство и сладкий сон.
Это же просто сон, да?
Просто кошмар?
Её кошмар.
* * *
Стрелки скользили по циферблату, как будто усмехаясь над её ожиданием. Зелёные, как сосновый лес глаза распахнулись, пытаясь сфокусировать плывущий взор.
Запах сырости и крови вонзился в её ноздри, как холодный шип. С тихим стоном тонкие перста разжали кулаки, запирая пульс боли в самых тёмных уголках сознания.
«Господи, как же болит шея... »,
— беззвучно сорвалось с её сознания.
Туман в её глазах начал рассеиваться и реальность стала складываться в чёткие очертания.
Зрачки в миг расширились, затмевая зелень, оставляя лишь чёрную бездну. Дыхание сбилось, наконец затаиваясь в груди. Тело скрутило в оцепенении, как под ударом ужаса.
Подле неё, на краю дряхлой кровати сидел мужчина. Его взгляд был прикован к её лицу и, о боже... Его глаза... У него почти нет зрачков!
Брюнет, с чуть растрёпанными, но уложенными на бок волосами. Широкоплечий, мускулистый, с острыми скулами и глазами цвета малахита. Он был одет в классические брюки, окраваленную прежде белую рубашку с закатанными рукавами до локтей и чёрный жилет. Он весь в крови...
Малахитовые очи, почти лишённые зрачков, следили за ней безумным взглядом. Юница затряслась, сердце бешено колотилось, будто вот-вот выпрыгнет из груди. Дыхание стало прерывистым и тяжёлым, будто Даркмур только закончила пробежку.
Тело не понимало что же делать хозяйке: бить или бежать?
Эви хотела было двинуться прочь от психа, когда поняла, что её руки находятся в холодных стальных оковах над её головой. Подняв голову, она увидела, что её запястья были в плену металла, удерживаемые у изголовья кровати.
Паника нахлынула на уязвимое тельце, в немом ужасе осознав, что она беззащитна. Взглянув вниз на своё тело, она застала свои аккуратно перебентованные колени.
Она была в своей прежней одежде: чёрная теннисная юбка, белая рубашка и жилет. Всё казалось нетронутым, пока...
Пока она не заметила их - путь багряных меток от голеней, вдоль колен и бёдер, поднимающихся выше. Багровые, почти шоколадные. Это были поцелуи. С кровью.
Кровь?..
Это было клеймо, знак его прикосновений, что нарушил иллюзию нетронутости.
Сместив взгляд на его рот, она заметила запёкшуюся кровь на уголках тонких губ. Осознание пришло быстро. Он целовал её, пока та была отключке.
Бедную девушку затрясло от ужаса. Что он ещё сделал с её телом, пока она спала? Господи.. Её грудь тяжело вздымалась, слёзы застелили пеленой глаза. Она отказывалась смотреть на его ужасающий лик. Зажмурив глаза, она лежала в тишине, в ожидании неизвестного.
Её переполняли отвращение и сплошной ужас до вибрации в теле.
— Уже проснулась.. — послышался низкий хриплый голос.
Холодная мужская ладонь легла на тёплую кожу девичьей щеки и нежно проведя по ней большим пальцем, его рука соскользнула вниз к её подбородку, подцепив вверх.
— Глаза на меня, ангелочек. — приказал строгий голос.
Ангелочек?..
Стиснув челюсти, дева распахнула глаза, встретившись взглядами со своим похитителем.
Его зелёные, без живой сердцевины глаза наблюдали за каждым изменением на утончённом личике. Сумасшедшая улыбка тронула его губы, а глаза наполнились восхищением. Он не сводил с неё взгляда, будто завороженный ею.
Его девочка.
Он смотрел на неё лихорадочным взглядом, будто один шаг отделял его от безумия. Она тяжело сглотнула.
— Кто вы?.. Где я?.. Что вам нужно?.. — негромко спросила дева.
Он нахмурился, словно она спрашивала самые очевидные вещи в мире. В его глазах промелькнуло раздражение.
— Не так много вопросов, ангелочек, — сурово отрезал брюнет, — ты дома.
Первое правило выживания — никогда не спорить с потенциальным маньяком.
Страх скользул по её горлу острым лезвием — и дыхание замерло, словно не осмелившись выдать её присутствие.
Однако это не сделает её невидимкой.
Ком встал камнем в девичьем горле. Слёзы хлынули ручьём из глаз. Это всё было так нереально...
«Это кошмар... Просто кошмар. »,
— повторяла про себя дева, опустив ресницы, спрятавшись от боли.
Ровно до того момента, пока мужские губы не прильнули к бледным щекам, сцеловывая и слизывая осевшие на нежной коже слёзы.
— Такая сладкая.. — зарычал он, будто вкусил грех и захотел ещё. — Не нужно плакать, Эви.
Он знает её имя.
Его руки почти нежно покоились на тонкой талии, чуть сжав плоть меж жилистых рук.
Паника захлестнула её с новой силой. Запах крови ударил в её нос с большей силой. Больше слёз резало щеки ледяным лезвием пока тихий плачь срывался с пухленьких губок. Эви попыталась отвернуть голову от неустанных губ, на что получила недовольный, почти озлобленный рык, после которого юница затихла, тихонько плача.
— Не трогайте... Пожалуйста... — шёпотом взмолилась Даркмур, подавляя слёзы.
Мужчина недовольно фыркнул, но отпрянул от девичьего лица.
— Я сделал тебе больно? — его тон прозвучал с глухой злобой.
— Нет... — всхлипывая, помотала головой Эви.
— Тогда почему ты плачешь?
Даркмур не нашла слов что ему ответить. Она лишь тихонько всхлипывала, наблюдая за реакцией психа. Ей нужно как-то быстро сменить тему. Иначе он разгневается.
«Не злить. Только холодный ум способен видеть ясно»,
— шепнули внутренние мысли девушки и тишина вновь заползала в её сознание.
Спрятав страх и дрожь глубоко–глубоко под решёткою груди, она стиснула челюсти, пытаясь хладнокровно анализировать ситуацию.
Она лежала на дряхлой нечистой кровати, что стояла у стены посреди комнаты. Покои по обе стороны обрамляли прикроватные тумбы, на которых пылились тёплые ночники. Они были единственными источниками света.
Окно заколочено.
Комната была пуста, не беря в счёт большой деревянный шкаф в углу комнаты, письменного стола в другом и.. раковину?
В комнате довлел жуткий мрачный дух. Тёмные стены источали сырой, затхлый запах. Тягостная атмосфера тронула юницу, заставляя её тело непроизвольно сжаться, втягивая воздух удушливого убранства.
Подняв на него глаза, она стала разглядывать его массивную фигуру. Это не её кровь. Но чья же тогда?
Оценив ситуацию, девушка решила попробовать проскользнуть в его доверие, как тень. Сымитировать заботу. Войти в его сердце, минуя стражу разума и.. психопатологии. Пока — это лучший способ выйти отсюда живой.
— У вас кровь... — Тихонько вымолвила Эви, оглядывая запятнанную алой краской рубашку.
Её взгляд упал на жилистые огромные руки, и её дыхание предательски споткнулось.
Мужчина лишь усмехнулся, покачав головой.
— Это не моя. — он слабо улыбнулся.
Его зрачки в моменте расширились, словно вновь приобрели более человеческий облик.
Её взгляд скользнул по кровавой рубашке, но замер на ямочках, что прорезали кровавые уголки его губ. В этой улыбке, обыденной и жуткой, мелькнула тень того, кем он мог бы быть — нормальным человеком, не чуждым любви и состраданию, если бы не багровая ткань, что кричала о тьме.
Мог бы быть человеком, способным на эмпатию и любовь. Но у него ведь своя версия любви?
— А чья тогда?.. — Осторожно задала вопрос.
Его глаза в миг потемнели, зрачки вновь сузились до крошечной точки, а челюсти плотно сомкнулись. Ох, не стоило ей это спрашивать...
— Тебя это волновать не должно, — сурово произнёс, сжав кулаки.
Дева лишь поспешно кивнула, всем видом показывая, что она согласна. На что только не пойдёшь, чтоб остаться в живых.
Закусив нижнюю губу, она поёрзала в постели, явно изображая дискомфорт. Запястья неприятно жгло от холода стали и вечного трения. Она подняла на него невинные глаза.
— Мне нужно в уборную... — ели слышно вымолвила Эви.
— Потерпишь, — строго отрезал, будто лезвием по коже.
— Пожалуйста, — но это на него не действовало. Да что с ним не так?! — Я буду послушной, обещаю.. — Тихонько добавила Даркмур, стыдясь своих же слов.
«Что для тебя важнее? Стыд или свобода? »
— упрёк внутренний голос, от чего дева вздрогнула.
Брюнет скользнул по ней взглядом, в котором плескалось презрение и тьма. На миг замер - будто решал, заслуживает ли она даже этой жалкой передышки. Но затем, с тяжёлым, почти мучительным жестом, вытащил из кармана крошечный ключ - ржавую, кровью отмеченную отмычку к её свободе.
Протянув руку к обездвиженным запястьям — грубо и всё же осторожно, словно боль — это тоже язык ласки, он вставил ключ, провернул — и металл разжался, издевательски щёлкнув, словно смеясь. Наручники со звоном осели на железо, но он не спешил отвести руки.
Мужчина безжалостно перехватил её хрупкие запястья — слишком крепко для ласки, но слишком нежно для удара — он поднял их к своим губам. Его губы опустились на бледную кожу, оставляя цепочку поцелуев, больше похожих на клеймо: от запястий к пальцам, медленно, с ядом одержимости. Его взгляд вонзился в её глаза — остро, как лезвие, врезавшееся в беззащитную плоть. И отвести его было всё равно что вырвать из себя болью прибитое сердце.
Эви застыла, как статуя, затаив дыхание. Она не сопротивлялась — не потому что доверяла, а потому что знала: любое неправильное движение будет началом конца. И всё же её взгляд цеплялся за его губы — завороженно, как кролик перед пастью змеи.
Даркмур поймала себя на извращённой мысли: в этом было что-то... притягательное. Всё происходящее напоминало живой кошмар, сладкий в своец жестокости. Её губы дрогнули в беззвучной усмешке — то ли над собой, то ли над тем, как пугающе приятно может быть то, от чего хочется бежать без оглядки.
Осенив прикосновениями губ девичьи ручки, он поднялся на ноги, возвышевшись над Даркмур, и лишь тогда истинный масштаб его фигуры ударил по её восприятию, как буря по стеклу. Ей не сбежать.
Он аккуратно потянул Эви за собой. Она послушно последовала за мужчиной, что вёл её за руку в уборную. Широкая ладонь целиком скрыла под собой девичьи перста.
Эви была просто хрупкой куколкой, которая разобьётся под легчайшим дуновением ветра. Он же был бурей — сильной, мощной и непоколебимой.
Покинув главную комнату, её глаза метались в поисках пути к выходу и тогда она осознала: тут два этажа. На их этаже (на втором) все окна были заколочены. Осталась надежда на ванную комнату.
Они замерли у двери в конце коридора. Брюнет толкнул, и та распахнулась, являя небольшую, тускло освещённую ванную. Лампочка на потолке мигала, бросая рванные тени на стены. Всё было на месте — ванна, унитаз, стиральная машина, раковина с зеркалом. Но несмотря на порядок, в комнате витала холодная пустота, как будто здесь давно никто не чувствовал себя живым.
Здесь нет окон.
Поколебившись, она сделала шаг вглубь, и её взгляд упал на шампунь и гель для душа, что стояли у ванной на полочке — в точности те, которыми она пользовалась на непрерывной основе.
Её тело содрогнулось, будто в нём что-то сломалось от страха.
Он следил за ней.
Дёрнув головой, словно отгоняя наваждение, она медленно развернулась к мужчине и впилась в него взглядом, полным глухого вопроса. Дверь закрылась, отрезая путь к отступлению. Он прислонился спиной к стене, его взгляд — тяжелый, хищный — пригвоздил её хрупкое тело.
— Ты не выйдешь?.. — смущённо спросила она.
— Нет, — изрёк он, и каждое слово было обещанием плена. — Ты думала, я оставлю тебя?
Эви тяжело сглотнула, смирённо подойдя к раковине. Её взгляд наткнулся на его глаза в зеркальном отражении, и в тусклом, мигающем свете лампы они предстали перед ней во всей своей безумной, дикой и больной жути. Зрачки, сжавшиеся до крошечных, почти невидимых точек, казались безднами, излучающими чистое, неразбавленное безумие.
Эти глаза были пустыми и одновременно переполненными: дикими, судорожно живыми, как бешенство в запертом теле. От одного взгляда кровь застыла в жилах, будто сама смерть уставилась на неё изнутри зеркала. Он мог наброситься в любую секунду, или просто смотреть пока разум не треснет.
Прикусив губу, она сместила фокус в отражении на свой лик, побледнев от ужаса. Сбоку, на стороне её тонкой шеи был глубокий кровавый укус. С него струились запёкшиеся и свежие струйки крови вниз по нежной коже.
Руки затряслились в крике, застрявшем в горле. Трясущимися пальцами она коснулась раны, шикнув от боли. Кожа вокруг укуса посинела и приобрела фиолетовый ободок. Страх сдавил ей горло, вытеснув весь воздух из лёгких, пытаясь глотнуть кислорода ртом.
Быстро повернув кран в сторону холодной воды, жидкость потекла сквозь тонкие пальчики. Склонившись, дева стала умывать лицо, желая избавиться от следов его прикосновений. В оцепенении, она даже не знает что делать с увечьем. Тут точно останется шрам.
Дрожащими руками прикоснувшись к бёдрам, она провела пальцами по кровавым отметинам губ, как вдруг, неожиданно мускулистые руки обвились вокруг тонкого девичьего стана, прижимая ангелочка к широкой груди.
Русоволосая вздрогнула и визгнула, вцепившись мокрыми перстами в огромные руки.
— Отпусти! — она вырывалась, точно дикая кошка.
Дыхание стало прерывистым и тяжёлым, паника вновь пронеслась вихрем по её венам, не оставив места для здравомыслия.
Он усадил кроху на столешницу и, раздвинув её ножки, встал меж её бёдер. Его мощная фигура возвысилась над юницей, скрыв тельце в тени. Его руки покоились на девичьих бёдрах, удерживая зеленоглазую на месте.
Ничего не говоря, он потянулся к тумбе, достав оттуда пачку влажных салфеток. Вынув одну штуку, его ладонь мягко легла под её колено, приподняв. Он стал стирать кровавые клеймо, мельком поглядывая на свою девочку, словно проверяя сохранность своего.
Мужчина опустился на колени, продолжая работу. Его губы выжигали дорожку поцелуев на свободной от бинтов коже. Зелёные глазки блеснули мокрым блеском в слабом свечении лампы.
Её нутро сжималось от страха разгневать его, но куда ужаснее была перспектива ощутить на себе его прикосновения — мертвенные касания, что обещали не поцелуй, а след холода и крови, оставляющий на коже невидимые, но жгучие рубцы.
Каждое его движение, каждый взгляд, были предвестниками не просто боли, но чего-то гораздо более отвратительного, того, что способно было искалечить саму её душу, разорвать её на окровавленные клочья.
Встав на ноги, он отпустил ножки ангелочка, подхватив её на руки. Он невозмутимо прижал её к мускулистой груди, неся её обратно в комнату, словно та ничего не весила.
Рвотный рефлекс мгновенно дал о себе знать, стоило её коже соприкоснуться с пропитанной кровью рубашкой. Металлический запах алой эссенции врезался в её нюх и она отвернула голову дабы не опустошить желудок.
"Не злить."
Он уложил её на двухспальную кровать обратно в комнату и его руки покинули девичье тельце. Он отвернулся к тумбе, и возратился со стаканом воды в ладони. Он вновь сел на край кровати, поднеся стакан к пухленьким губам.
— Пей. — Приказал он.
Она тяжело сглотнула, в панике что ей делать:
Выпьет — он мог что-то подмешать.
Не выпьет — чёрт знает как её накажут.
— Не хочу... — почти шёпотом вымолвила юница.
— Пей.
Суровее скомандовал, и она, колеблясь выпила воду с его помощью. Его зрачки оставались бесчеловечными. Закончив, он убрал стакан на прикроватную тумбу и утешающе погладил по струящимся волосам.
— Умничка, — его взгляд смягчился, словно медленно приобретая человечную форму.
Там, где его пальцы коснулись её тела, она не просто вздрогнула, а забилась в беззвучном крике, словно его прикосновение было первым ударом ножа. Её плоть, казалось, уже ощущала холод стали, а под веками плясали кровавые картины предстоящей агонии.
Вскоре её веки потяжелели, дыхание замедлилось. Девичье тельце обмякло, стремительно погружаясь в царство Морфея. Юница изо всех сил сопротивлялась сну, однако всё тщетно.
Переживания и тяжесть покидали её грудную клетку и едва время успело сдвинуться, как она тихонько засопела, ступив за грань яви — туда, где время замерло в вечной полутени.
Похититель возложил призрачный поцелуй на тёплый лобик и укрыл пледом оголённые ножки.
— Спи сладко, ангелочек... — Услышала Даркмур, прежде чем полностью погрузиться во мрак.
Среди смертных есть те, кто подобен лебедям — существам, обречённым на любовь один лишь раз. Их естество поражено недугом всепоглощающей одержимости, ибо единожды влюбившись, они безвозвратно приковывают себя к нему, что ни смерть, ни забвение расторгнуть не в силах. Они влюбляются лишь раз и навсегда, становясь навеки одержимыми.
* * *
Раннее ночью.
Его маленький ангелочек ещё ни о чём не подозревает.
Эви ступала по тропинке, пока мрак сгущался за её спиной, словно следуя за ней.
Как и он.
Её ушки заткнуты наушниками, отрешённая от всего, что шептало ей во тьме.
Ангелочек не знает, что уже в клетке. Осталось лишь захлопнуть дверь.
Он следовал за своей девочкой, когда из-за угла завернул парень на тропу прямо за ней.
Никто не дозволен трогать его девочку.
Мысли Пятого осквернились пошлыми картинами с его ангелочком и этим выродком. По его венам хлынула пылающая ярость. Его скулы непроизвольно плотно сомкнулись, кулаки сжались. Каждая жилка и мышца натянулись так сильно, словно вот-вот порвутся, выступая извилинами под тканью белоснежной рубашки. Напряжённые до боли в теле мускулы молили хозяина о разрядке.
Он ступил на территорию адского пламени, свернув на эту дорогу.
Не теряя ни момента, он в одно мгновенье оказался возле отморозка и, пока ангелочек не видела, он вспотрошил ему брюхо, убив его сладкой смертью.
Он превращал в пепел тех, кто шёл по её следу, даже не догадываясь, что это смертный путь.
Спустя пару минут очередной кретин последовал по той же дорожке, что и Эви, и спустя несколько её беззвучных ударов сердца, ублюдок встретился с гневом Харгривза.
Потом ещё один и ещё. Он стирал с лица земли каждого, кто осмеливался ступить за ней по одному следу.
Он сжигал со свету этих самоубийц. Они подписали себе контракт с сатаной и, он с радостью его исполнит.
Каждого, кто выбирал путь к ней, он встречал клинком — молча, яростно, неизбежно.
Время забирать то, что принадлежит ему. Он слишком долго ждал. Его ангелочек.
——————————————————
Как вам вообще фанфик?
Хочу узнать ваше мнение в комментариях)