PHANTON

ПРИЗРАК.
11 апреля, 1944.

Уже позднее утро, и я стою на опушке леса, оперевшись на массивный ствол дерева и наблюдая за тем, как Лиса подсматривает за мной. Я делаю затяжку сигарой — редкая роскошь, которую иногда могу себе позволить.
Я отчетливо помню, что мой отец курил, как паровоз. По словам мамы, эта привычка возникла у него, когда ему было всего десять лет. Он не раз возвращался домой в отпуск с Мировой войны, и я помню, как у него разрывалось легкое, когда он бездельничал сидя на диване, будучи не в силах дышать из-за смолы в своих легких. Я и представить себе не мог, насколько он был несчастен во время боев, как ему приходилось сражаться за свою жизнь, стараясь не кашлять. Тем не менее, я по-прежнему с удовольствием курю время от времени, когда необходимо расслабиться. Алкоголь — единственная слабость, от которой я вынужден отказываться, когда моя работа требует полной концентрации. Достаточно лишь одной ночи, чтобы соперничающая семья могла этим воспользоваться.
Им не удастся так просто отправить меня на тот свет.

Лиса вновь бросает на меня взгляд, невольно вызывая у меня улыбку.
Она прикусывает свои накрашенные алые губы, время от времени заправляя за ухо идеально завитые черные пряди. Это напоминает нервный тик. Судя по всему, на ней надето красивое бледно-розовое платье с цветочным узором.
Ты принарядилась для меня, детка?
Хруст гравия под колесами отвлекает мое внимание, вынуждая меня укрыться в тени деревьев.
Несколько мгновений спустя к ее дому по подъездной дорожке подъезжает молоковоз. На его изогнутой передней части написано “Молочный завод Сиэтла”. С водительской стороны дверь отсутствует, что позволяет работнику быстро забираться и покидать грузовик. Задняя часть грузовика полностью открыта, имеет плоскую платформу и металлический навес, который защищает стеклянные емкости с молоком, находящиеся под ним.
Лиса также замечает его и сразу же покидает свое место. Спустя несколько мгновений она открывает парадную дверь, радостно улыбается и машет рукой. Молочник покидает грузовик в своей обычной белой униформе — и, Боже, могла ли его униформа быть более тесной?
Он поднимает корзину с кузова и машет ей в ответ. Я делаю шаг ближе и, как только удается лучше рассмотреть его лицо под белой кепкой, я узнаю его. Кажется, его зовут Эрни. Он один из немногих молодых парней, которые были освобождены от призыва на военную службу из-за выполнения важной работы. Он доставляет товары в поместье Анджело, и я слишком часто слышал, как сестра Анджело, Лилиан, восхищалась этим парнем. Она слишком увлечена, и удивительно, что Анджело не расправился с ним, чтобы прекратить его мучения от ее болтовни.

А теперь он приближается к моей женщине, которая осталась дома одна.
Ни для кого, черт возьми, не секрет, что одинокие жены частенько приглашают к себе молочников, чтобы немного поразвлечься. Насколько помню, Лилиан упоминала, что этот болван, в частности, согласился на несколько таких приглашений. Она выражала недовольство по этому поводу, так как он, очевидно, слишком испуган, чтобы принять ее приглашение, ведь она является сестрой босса мафии.

Не раздумывая, я достаю пистолет из кармана брюк, когда он поднимается на крыльцо Лисы. Внутри меня все пылает от ревности и ненависти к тому, что все ее внимание принадлежит ему. Если бы она только осмелилась пригласить его… это было бы крайне неразумным решением. Эрни был бы мертв, не успев сделать и шага, и тогда Лисе пришлось бы разбираться с ужасным беспорядком.
Она — очаровательная женщина, но я замечаю, как напряжены плечи Эрни и как он двигается с явной скованностью. Он нервно оглядывается вокруг, достает две пустые бутылки из ящика на крыльце и меняет их на свежее молоко из своей металлической корзины. Когда он выпрямляется, она подает ему деньги, ее губы движутся, когда она что-то ему говорит. Я прищуриваюсь, отсчитывая каждую секунду, пока их кожа соприкасается. Но он быстро отодвигается, делая несколько опасливых шагов назад, словно чувствует мой гнев.
Как ни странно, он, как мне кажется, не участвует в разговоре. Вместо этого он беспокойно оглядывает дом.
Он сильно нервничает, и чем дольше я за ним наблюдаю, пока Лиса пытается общаться, тем очевиднее, что он испытывает тревожность и стремится поскорее уйти.

Эрни внезапно разворачивается и покидает крыльцо прямо во время речи Лисы. Это крайне оскорбительно, но я чувствую такое сильное облегчение от его ухода, что не хочу обращать внимание на его поведение.
Он уже в своем грузовике и разворачивается за считанные секунды, а стеклянные бутылки из-под молока звенят, когда он выезжает с подъездной дорожки, поднимая за собой облако пыли.
Лиса стоит в дверях с озадаченным выражением лица.
Ха.
Судя по всему, молочник не в восторге от поместья Парсонс.

ЛИСА. ( Дневник)
11 апреля, 1944 .

Сегодня я отправила Дейзи письмо, в котором поделилась правдой о Джоне и его пристрастии к азартным играм. Выразила, как сильно я убита горем из-за поступков моего мужа.
Я не сдерживалась, и большая часть меня опасается ее реакции. Отчасти потому, что я предвижу, какой она будет. На протяжении всей нашей дружбы она неоднократно говорила об этом.
“Ты приняла его предложение”.
Я также поделилась с ней, что скучаю по тому времени, когда мы были маленькими девочками. Мы всегда придумывали что-то озорное и оставались лучшими подругами. В то время наибольшим источником стресса были домашние задания и контрольные работы. Несмотря на то что у Дейзи была не самая благополучная семейная жизнь, как и у меня, мы находили утешение друг в друге, убегая от реальности.
Дейзи по-прежнему остается моей лучшей подругой, и, хотя она живет в нескольких часах езды, я делюсь с ней всеми своими секретами.
За исключением одного — моего призрака.
Впервые у меня есть от нее секрет, и из-за этого я чувствую себя просто ужасно. Не только потому, что мне кажется, что я обманываю ее в первый раз, но и потому, что если этот человек в конечном итоге причинит мне боль, я постараюсь сделать так, чтобы он с легкостью избежал последствий.
Какая же я дура.

***
12 апреля, 1944 .

Красная помада плавно скользит по моим губам, несмотря на дрожащую руку, и я размазываю ее по бантику Купидона.

— Ты дура, — шепчу я себе под нос, поспешно хватая салфетку и вытирая неровности со своей кожи.

И вновь моя дрожащая рука не проявляет должного изящества, и я вытираю чересчур много. Будучи расстроенной, я хлопаю ладонями по столу, опираясь на них с усилием. Затем зажмуриваюсь и стараюсь просто… дышать, ради всего святого.
Что же ты делаешь, Лиса?
Мой призрак опять приходил ко мне в гости. Вчера он стоял за окном.
Он следил за мной, и, похоже, это ему нравилось.
Джон ушел на работу — и, когда он выходил через парадную дверь, от него все еще исходил запах алкоголя — а Сера отправилась в школу.
Хотя этот человек появлялся за моим окном всего несколько раз, он приходит днем, прячась за деревьями, тени которых скрывают его лицо.

Однако сегодня все изменилось. Кажется, что произойдет нечто более значимое.
И по причинам, о которых я предпочитаю не размышлять, сегодня я сделала более насыщенный макияж и надела свое самое красивое дневное платье.
Большую часть утра я стараюсь не зацикливаться на себе. По крайней мере, на той части, которая кричит и спрашивает, что я, черт возьми, делаю.
У меня нет ответа.

Время идет, а я занимаюсь обычной рутиной. Стираю нашу одежду перед тем, как развесить ее на бельевой веревке за домом, вытираю пыль, мою посуду, выношу мусор и готовлюсь к ужину. И все это время его нигде не видно.
Позже я устраиваюсь в своем кресле-качалке, смотрю в только что вымытое окно, и жду, когда появится моя тень.
Но он не приходит, и с каждой минутой мое разочарование лишь растет.
Вздохнув, я, наконец, поддаюсь своей взвинченной совести, упрекая себя за свою глупость. Как я могу ждать, когда под моим окном появится незнакомец, словно его поступки не имеют ко мне отношения. Как будто и мои поступки не имеют значения.

Добравшись до кухонного уголка, я усаживаюсь на барный стул, а на столе лежат разбросанные банковские квитанции. Вместо того чтобы страдать из-за своего призрака, я сосредотачиваюсь на документах, которые указывают на предательство моего мужа.
Я злюсь на себя. На Джона. И на весь мир.
У меня испорчено настроение, как вдруг я слышу легкий скрип входной двери, и мой мозг сразу же воспринимает это как возвращение дочери из школы.

Я даже не смотрю на часы, чтобы удостовериться, а просто кричу:
— Добрый день, сладкий горошек. Как обстоят дела в школе?

Никто не откликается, и только тогда я осознаю это, глядя на часы над плитой. Сейчас всего одиннадцать утра — Сера не могла вернуться домой. Как и Джон.
Мои мышцы напрягаются, когда за спиной слышатся тихие шаги — обдуманные, неторопливые и тяжелые. У меня замирает дыхание, когда выпрямляю спину, но я слишком напугана, чтобы обернуться.
Это он?
Мой призрак.
Ничтожная мышца в груди перестает функционировать, и я больше не в состоянии вдохнуть кислород в свои легкие. Меня охватывает ужас.
Он здесь, чтобы причинить мне боль? Чтобы заставить Джона расплатиться моей жизнью?
Кто сможет меня найти?
Пожалуйста, Боже, только не Сера.

С помощью периферийного зрения я замечаю силуэт, и мой взгляд сразу же фиксируется на нем, пока он безмолвно пробирается на кухню.
Сначала меня окутывает его аромат. Он опьяняет, и моему уставшему разуму требуется время, чтобы распознать его нотки. Сандаловое дерево, апельсины и легкий оттенок табака.
Внезапно он появляется передо мной — каждая деталь как на ладони.
Он производит впечатление. Высокий, одетый в черное: фетровую шляпу, длинное пальто, рубашку на пуговицах, брюки и ботинки. Этот наряд должен казаться простым, но благодаря сверкающему золотому кольцу на мизинце он выглядит весьма элегантно. Даже его парфюм кажется дорогим.

Мужчина смотрит на меня сверху вниз, его пронзительные бледно-голубые глаза, скрытые под густыми темными бровями, резко контрастируют с оливковой кожей. Хотя с левым глазом что-то не так. Черный зрачок отсутствует, из-за чего его глаз выглядит почти что прозрачным.
Он слеп на один глаз, и мне интересно, как же это произошло.
Как бы то ни было, кажется, это лишь подчеркивает его привлекательность. У него длинные черные ресницы, создающие впечатление, что он использовал тушь.
Привлекательный мужчина внимательно меня рассматривает, пока я делаю то же самое.
За все мои  года ни один мужчина не заставлял мое дыхание сбиваться с ритма. Но он… он словно контролирует мои легкие до мозга костей.
Мой взгляд скользит вдоль его носа — с небольшой горбинкой от прежнего перелома — и опускается к полным губам, обрамленным пятичасовой щетиной. Тем не менее, небольшая растительность на подбородке не способна скрыть его четкие контуры.
Он не говорит ни слова, и я тоже. Я застыла и опасаюсь, что лишь его пылающий взгляд способен растопить лед в моих костях.
Я выдыхаю, и дыхание с трудом покидает мое горло.
Моя грудь вздымается, и я по-прежнему не шевелю ни единым мускулом, пока он неторопливо обходит островок. Через несколько мгновений он оказывается рядом. Тепло, исходящее от его тела, согревает мою кожу, но при этом по ней пробегают мурашки.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я, затаив дыхание.

Он молчит.
Вместо ответа он поднимает руку и нежно проводит согнутым пальцем по моей щеке. Я затаила дыхание, моя кожа наполняется жизнью от его прикосновения. Мне требуется приложить немало усилий, чтобы оставаться неподвижной.
Он кружит вокруг меня, проводя пальцем по моей коже и касаясь затылка, отчего по спине пробегает дрожь. Я наблюдаю за ним — теперь он находится по другую сторону от меня — и замечаю, как его губы искривляются в умопомрачительной ухмылке.
Затем он отходит, его прикосновение исчезает, и шаги удаляются. Я набираюсь смелости и, склонив голову к плечу, смотрю ему вслед, разинув рот.
Почти так же неожиданно, как и появился, он уходит через парадную дверь, оставляя меня в полной тишине.

— Что только что произошло? — шепчу я себе под нос.

Мои пальцы касаются щеки в том месте, где он обжег мою кожу всего несколько мгновений назад.
Нет никаких физических доказательств того, что он когда-либо находился в этом доме. И все же я так ярко ощущаю его присутствие, будто он оставил здесь свою душу.
И, Боже, я испытываю страх и в то же время очень надеюсь, что он останется.