Письмо себе: Тени детства

Примечание: Вся представленная в истории информация и события являются личными воспоминаниями автора. Хотя некоторые элементы могут быть адаптированы для художественного изложения, каждое слово и образ стремится передать реальность пережитого. История затрагивает темы боли, утраты и борьбы, которые были частью жизненного пути автора.

Лето.

Мне было пять лет. Жар пёк, как раскалённый металл, капая с небес. Река - серебряная лента, слепящая и пульсирующая в своей смертельной красоте. Дети, как искры, скакали по воде, их смех звенел, как хрустальный колокольчик, но таял в шуме, словно мотылёк, упавший в пламя.

Я мчался среди них, лёгкий и весёлый, в синих плавках, с глазами, полными детской беззаботности. Всё казалось чудом. Лёгким, воздушным, как песня. Но в груди уже звучал тихий вопрос: «А если это исчезнет - как незаконченная сказка?»

Тёплый ветер шептал о жизни и смерти, щекоча кожу и впитывая запах трав, липший, как старое воспоминание. Всё было живым, но хрупким, как мираж, растворяющийся при прикосновении.

Мяч взмыл в небо - яркий, как одуванчик.

- Лови! - раздался крик, чистый, как родниковая вода.

ФЬЮХ! - мяч утащил меня в мир без забот.

Я ринулся вперёд, мимо стройных стражей-деревьев, сквозь жаркое утро.

Пыль. Обрыв. Шорох кузнечиков.

Мяч чуть коснулся пальцев - я потянулся, но нога скользнула.

ВЖУХ! - и я провалился в пустоту.

Мгновение, и всё стихло, как ночь без луны.

«Мама...» - короткая мысль, ударяющая, как молния в чёрном небе.

Я вспомнил её руку: тёплую, крепкую, когда она учила меня плавать на спине. Мы вместе брызгались, строили песочные замки, собирали ракушки - её смех, как свет в абсолютной тьме.

Она где-то там, за деревьями. Смеётся. Ждёт. Я вернусь. Я должен вернуться. Она всё ещё ждёт.

Крик застрял в горле, как ледяная хватка.

Падение.

Обрыв стремительно приближался. ШМЯК! - удар о воду.

Не тёплая. Не ласковая. Холодная. Злая. Она обвила меня, как рука старой ведьмы, сжимая плотнее с каждым поворотом.

«Почему? Вода была другом... Она всегда меня бережно держала. Почему теперь... хочет поглотить?»

Я боролся. Вода хлестала по лицу, врывалась в рот, как чудовище. Сжимала грудь, будто удав победил добычу.

- КХЕ-КХЕ! - кашель рвал лёгкие, я глотал воду, теряя частички себя.

Вихрь. Толчок. Чёрная бездна.

Тело корёжило, руки мечтались в пустоте, пытаясь ухватиться за жизнь.

«Нет! Я не хочу! Это не я! Это не мир!» Вода - не враг. Это не она. Мама, я должен выжить.

Песок скрипит на зубах.

Ил - в носу.

В груди - раскалывающая боль. Моя жизнь - ржавый металл, утекающий с каждым вдохом.

Каждый вдох - удар ножа в сердце. Каждое движение - адская боль.

Я задыхаюсь.

Руки скользят, вновь ловят пустоту.

Мутное солнце - пятно в грязной воде.

Ива. Тонкая. Дрожащая.

Я заметил ветку.

Хватка пальцев - кровь в воде, как последнее доказательство.

ХРУСТ! - ветка поддаётся.

Рывок - последний. Тело - обожжённый уголь.

Шум в ушах. Вихрь. Всё - круговорот.

Я выпал на песок. Он колет, как горькая память. Каждая клетка болит. Сердце бьётся, словно молот, разрывая грудную клетку.

«Я... не должен был выжить. Это ошибка» - мысли бились, как птица в клетке. Но я должен бежать к маме.

Бах. Берег.

Камни врезаются в бока.

Гравий рвёт кожу.

Ткань рвётся, впуская грязь.

Грудь сдавливает - дышать невозможно.

Каждый вдох - гвоздь в рёбра.

Каждый выдох - частичка меня уходит в глубину.

Мир расплывается в мутном свете.

Трава пахнет сыростью, плесенью.

Солнце - жесткие иглы в глазах.

Звук - глухой, как эхо под водой.

Детский смех...

Нет.

Крики.

Лица - пятна. Далекие. Чужие.

Жив ли я?

Я жив.

Шатаясь, оборачиваюсь к реке.

Она - кривое зеркало.

Блики пляшут, как дохлые светлячки.

Там, внизу... смерть шепчет моё имя.

«Вернись...» - зовёт.

«Падай...» - шепчет трава.

Тени растут, тянутся ко мне.

Ива протягивает ветку - или руку?

На воде - пустое лицо. Улыбающееся.

Мяч кружится рядом - медленно, как в кошмаре.

Глазницы - чёрные дыры.

Улыбка - разорванная.

Он зовёт.

Я пятюсь.

Земля уходит.

Трава цепляется за лодыжки.

Река хохочет.

«Ты слаб. Ты почти отдался за игрушку.»

Колени дрожат.

Шаг - тяжёлый, как свинец.

Но я не остановлюсь.

Теперь вечер. Тёплый сумрак, словно змея, подползает всё ближе. Он шуршит, но это лишь память. Он не может укусить. Я переживу его. Я выживу.

Я смотрю на реку. На отражение.

И оно - улыбается.

Но не победит.

Вспышка.

Нет!

Я шагаю.

Резкий вдох - боль пронзает грудь.

Пальцы дрожат.

Я жив.

Мама...

Я гребу к ней.

Я вталкиваю руки в воду, тяжёлые, как свинец.

Каждый взмах - адская пытка: мускулы горят, плечи кричат, грудь стонет под давлением воды, словно клинок впивается в рёбра.

Я рву воду кулаками, пытаясь прорваться сквозь холодную стену, что мешает мне дышать и жить.

Капли ударяются о лицо, ослепляют и не дают забыть: она нужна мне живой.

Сосок пульсирует в пальцах, вены набухают, как струны на лютне.

Пульс - как молот, дробит в груди.

Каждый гребок - крик: "Мама!"

Я вспоминаю её смех, теплую ладонь, которая вела меня сквозь волны впервые.

Он - маяк в чернильной тьме.

Я держусь за это воспоминание, как за спасательный круг.

Руки тянутся всё быстрее, вода плещет, бьёт по ушам глухо, как барабан смерти, и я знаю: каждый миг может стать последним.

Но я плыву.

Пульсируя болью в каждом движении, я приближаюсь к тому свету, что горит за линией берега.

Тело протестует: дёргается судорогой, но не сдаётся.

Я ломаю эту воду своим отчаянием, вырываюсь из её объятий, рву смерть на части.

И вот он берег.

Она стоит там, на солнце, как маяк надежды.

В груди - взрыв, а в горле - крик облегчения.

Я выплываю, задыхаясь, но живой.

Я рядом.

Мама...

Я протягиваю руки.

И падаю ей в объятья, срываясь в хриплый смех и слёзы.

Я выжил для неё.