Под запретом

Пять лет спустя

Пять лет. Пять долгих, солнечных лет, пропитанных ароматом апельсиновых деревьев и солёным ветром Средиземного моря. Пять лет, которые я провела в этом маленьком, уютном домике, подальше от холодного дождя и давящей памяти о прошлом. Здесь, в Испании, среди белых стен и терракотовых крыш, я, наконец, начала дышать. Здесь я научилась жить заново, выстраивая свою жизнь из осколков, склеенных солнцем и тишиной.

Я сидела на веранде, плетя из яркой шерсти ажурный шарф. Закат окрашивал небо в оттенки пылающей меди, а цикады заводили свой монотонный вечерний концерт. Мир казался таким спокойным, таким… завершенным. Или, по крайней мере, я так думала.

Стук в дверь вырвал меня из медитативного состояния. Я огляделась, ожидая увидеть Хосе, моего доброго соседа, с очередной порцией спелых помидоров. Но на пороге стоял незнакомый человек. Высокий, худой, с усталым лицом и глубокими морщинами, бороздящими лоб. В его глазах, скрытых за толстыми стёклами очков, я увидела нечто большее, чем просто усталость – глубокое, всепоглощающее горе.

Он представился как мистер Харпер, и его слова ударили по мне, как удар молнии. Он приехал из Нью-йорка, чтобы сообщить мне… о смерти моего отца.

Мир вокруг пошатнулся. Закат, прежде казавшийся таким прекрасным, теперь превратился в кроваво-красный кошмар. Цикады замолчали, словно затаив дыхание. Я слушала мистера Харпера, но слова его терялись в каком-то гуле в ушах. Смерть отца… Мне казалось, что это произошло вчера, что я до сих пор ощущаю холод его руки, чувствую его запах табака и старой кожи. Пять лет… как же быстро пролетели пять лет!

Он говорил о похоронах, о воле, о вещах, которые казались такими далекими и нереальными в этой солнечной тишине. Я кивала, не в силах произнести ни слова, чувствуя, как в горле стоит комок, не дающий мне дышать. Все эти годы я бежала, пряталась от боли, а теперь она вернулась, пришла за мной, застигнув врасплох в этом мирном уголке, где я пыталась создать себе новый дом, новую жизнь. И сейчас, глядя на безмятежное море, я понимала, что убежать от прошлого невозможно. Оно всегда будет со мной, как этот неизменный запах моря и нескончаемая песня цикад. Только теперь эта мелодия звучала не так радостно, как раньше. Она звучала… как траурный марш.

Мистер Харпер закончил свой рассказ, его голос, грубый и низкий, словно скрип старой двери, стих. Тишина повисла между нами, тяжёлая и невыносимая, словно застывший дым. Закат окончательно скрылся за горизонтом, оставляя после себя лишь холодную, тёмную синеву. Я сидела, не двигаясь, чувствуя, как оцепенение медленно сменяется острой, колючей болью.

Он кашлянул, неуверенно сдвигая очки на переносице.

- Ваш отец… он оставил вам наследство, – проговорил он, словно это слово было таким же тяжелым, как и сама весть о смерти. - Довольно значительное, насколько я понимаю. Адвокат настоятельно рекомендовал вам лично приехать в Нью-Йорк для оформления всех документов.

Нью-Йорк. Слово звучало как приговор. Город, который хранил столько боли, столько воспоминаний, от которых я так старательно бежала все эти годы. Теперь же он снова тянул меня к себе, как магнитом, притягивая не только к наследству, но и к призракам прошлого.

Я посмотрела на мистера Харпера, его лицо, освещённое тусклым светом одинокой лампы на веранде, казалось ещё более измождённым. Я видела в нём не просто посланца, а человека, нёсшего тяжелый груз чужой печали. И эта чужая печаль неожиданно стала моей, усиливая собственную, ещё не утихшую боль.

- Когда… когда мне нужно уехать? – прошептала я, голос мой звучал хрипло и странно тихо.

- Билеты уже куплены, – ответил он, доставая из портфеля конверт. - Вылет завтра утром. Я позаботился о гостинице. Адвокат будет ждать вас.

Завтра. Снова сборы, снова дорога. Снова Нью-Йорк. Я сжала кулаки, чувствуя, как накатывает волна безысходности. Пять лет я строила свой мир, своё тихое, спокойное убежище. И вот, всё рушится, оставляя после себя лишь горький вкус разочарования и предчувствие неизбежной встречи с прошлым, которое я так долго пыталась забыть. Но наследство отца… Возможно, оно — единственный шанс начать жизнь с чистого листа, окончательно освободившись от призраков, преследующих меня все эти годы. Или нет… Может быть, это лишь очередная ловушка, расставленная судьбой.

Вечер прошёл в лихорадочной суете. Я, словно автомат, двигалась по накатанной колее собирательства. Мой маленький сын, пятилетний Лукас, с любопытством наблюдал за моими действиями, его большие карие глаза отражали тревогу, которую я старалась скрыть. Он привык к спокойной жизни в нашем домике, к тихим вечерам и бесконечному синему небу. Перемены его пугали.

- Мама, а куда мы едем? — спросил он, рассматривая своего любимого плюшевого медвежонка, которого он уже собирался положить в чемодан.

Я присела рядом, обняла его, и, стараясь сделать голос как можно спокойнее, ответила:

- Мы летим в Америку, дорогой. Повидаем новых людей и увидим совсем другие места.

Ложь, конечно, но сейчас, пожалуй, самая добрая. Полная правда, словами, которые мог понять Лукас, была слишком тяжела для него.

Ночь прошла в тревожном сне, прерываемом беспокойными стонами Лукаса. Я проснулась оттого, что его маленькая ручка сжала мою. Утром, несмотря на усталость и смятение, я старалась быть сильной. Лукас, надев свою новую яркую рубашку, всё ещё немного волновался, но уже более спокойно. Мистер Харпер ждал нас у дверей, в руках его был чемодан с нашими вещами — он позаботился обо всём.

В аэропорту Лукас с интересом рассматривал всё вокруг. Я старалась отвлечь его, рассказывая о самолётах и облаках. Чувство тревоги не покидало меня, но я держала себя в руках, сосредотачиваясь на том, чтобы сын не заметил моей слабости.

Уже в самолёте, устроившись на своих местах, Лукас прижался ко мне, устало прикрыв глаза. Я смотрела в иллюминатор, на исчезающую землю, на уменьшающиеся дома и деревья. Испания, моя тихая гавань, уходила всё дальше, оставляя после себя горько-сладкую память о спокойствии, которое, возможно, я уже никогда не верну. Передо мной растянулся бескрайний океан, отделяющий меня от будущего, о котором я пока ничего не знаю. Нью-Йорк ждал. И я летела туда, неся с собой не только надежду на наследство, но и тяжелый груз прошлого, и маленькую руку своего сына, сжимающую мою. Город встретил нас холодным ветром и гулом многолюдных улиц – резкий контраст с тихой Испанией. Гостиница, в которой нас поселил мистер Харпер, была роскошной, но холодной и чужой. Лукас, сперва очарованный высотными зданиями и яркими витринами, быстро устал от суеты мегаполиса. Его восторг сменился тихой задумчивостью. Он много молчал, прижимался ко мне, словно чувствуя мой страх и неуверенность.

Встреча с адвокатом отца состоялась в его строгом кабинете, пахнувшем дорогой древесиной и кофе. Юрист, сухо и официально изложил условия завещания. Наследство оказалось действительно значительным – дом в престижном районе, солидный банковский счёт и несколько ценных бумаг. Деньги, которые могли бы обеспечить нам безбедную жизнь, но чувство облегчения, которого я ожидала, не пришло. Только пустота. Богатство казалось таким… незначительным на фоне потери отца.

Следующие дни были сплошной чередой формальностей – подписание документов, оформление наследства. Я чувствовала себя марионеткой, механически совершающей необходимые действия, пока мой разум всё ещё оставался где-то в Испании, среди апельсиновых деревьев и спокойного моря.

Лукас, наблюдая за моей отрешённостью, стал более замкнутым. Он больше не задавал вопросов, не делился своими впечатлениями. Я понимала, что он чувствует мою боль, и это усиливало мою вину. Я старалась проводить с ним больше времени, развлекала его, но в моей душе царила пустота, которую невозможно было заполнить ни игрушками, ни поездками в детские развлекательные центры.

Однажды вечером, сидя в нашем дорогом номере гостиницы, я увидела рисующего Лукаса. На листе бумаги был изображён наш домик в Испании, маленькие белые домики, апельсиновые деревья и яркое солнце. Рядом он нарисовал себя и меня, держащихся за руки. В этот момент я поняла, что Нью-Йорк – это не решение, а очередная остановка на длинном пути. Деньги и богатство не заменят ему, ни мне, того спокойствия и душевного равновесия, которое мы оставили в Испании. В тот вечер, глядя на рисунок Лукаса, я приняла решение. Решение, которое, возможно, станет самым важным в моей жизни. Мы вернёмся. В наш дом, в наш тихий уголок под испанским солнцем. Богатство – это хорошо, но дом, настоящая семья, спокойствие – бесценны. Мы обязательно вернёмся.

Решение вернуться в Испанию казалось простым, пока я не получила письмо от адвоката. В нём говорилось не только о финансовых активах, но и о некотором… дополнительном наследстве. Оказывается, мой отец, помимо легального бизнеса, имел и… другие интересы. Более того, он был не просто бизнесменом, а влиятельной фигурой в определённых кругах. Письмо было лаконичным, но достаточно ясным: отец был главой крупной мафиозной организации, а теперь это место переходило ко мне.

Удар был сокрушителен. Все эти годы я убегала от прошлого, от тени отца, и вот… я оказалась в самом его эпицентре. Страх смешался с ошеломлением, а потом — с холодным, расчётливым осознанием. Я не могла просто отказаться. Риски были слишком велики. Мой сын, мой Лукас, был моей главной заботой, и, осознавая всю опасность, я понимала, что должна защитить его любой ценой.

Следующие недели стали водоворотом новых встреч и переговоров. Люди, о существовании которых я и не подозревала, появились как из ниоткуда. Они были вежливы, но суровы. Их слова были полны скрытых угроз и обещаний. Я узнала о схемах, о связях, о том, как функционирует этот подземный мир, в который я оказалась втянута против воли.

Я, дочь спокойного, успешного, как казалось, бизнесмена, должна была стать главой мафиозной семьи. Это было немыслимо, но реальность была жестока. Мне пришлось учиться быстро. Я изучала отчёты, разгадывала сложные схемы, училась разбираться в людях, училась принимать тяжёлые решения. Я превратилась в человека, которого сама не узнавала. Меня обучали лучшие, самые жестокие и опытные специалисты, и я быстро осваивала навыки, которые меня пугали, но которые были необходимы, чтобы выжить.

Лукас всё это время находился со мной, хотя я старалась оградить его от этого жуткого мира. Я нанимала ему нянь, которые, как я узнала позже, были опытными телохранителями, старалась компенсировать ему недостаток внимания и тревоги, которые он испытывал. Он был моим якорем, моей опорой в этом бушующем океане жестокости.

Спустя несколько недель, я, Эмили, дочь умершего бизнесмена, стала главой влиятельной мафиозной группировки. Главным наследством моего отца оказались не деньги, а бразды правления этим безжалостным миром. Я, женщина, которая искала мирного существования под испанским солнцем, оказалась в центре смертельного танца, и единственное, что меня поддерживало, – это желание защитить моего сына и обрести хоть какое-то спокойствие, даже в этом жестоком мире. Спокойствие, которое я когда-то потеряла, пытаясь убежать от прошлого, теперь мне предстояло отвоевать с помощью инструментов, о которых раньше я даже не подозревала.