Алый лис

Берегите эти земли, эти воды, 

Даже малую былиночку любя. 

Берегите всех зверей внутри природы, 

Убивайте лишь зверей внутри себя.

Pov: Херейд

— А "твои" случайно не вернутся? — Поднял бровь Эд. Я посмотрел на тёмную улицу, которая виднелась сквозь шторки. Затем вздохнул.
— Без понятия, — пожал плечами я. М-да, думаю, Наташа или Дед не очень обрадуются, когда увидят Эда у нас в доме. Тревога накрыла меня в головой, когда я представил лицо Наташи. Наташи, которая просила вообще избегать Эда.
— Ну, — спокойно прикрыл глаза лис, — ты знал, что кицунэ могут превращаться не только в зверя или человека?
— Что-то слышал, — положил палец на подбородок я.
— Они также могут превращаться в предметы.

На соседнем лице выросла белая улыбка, а на моём изумление.
— Тогда почему ты никогда так не маскировался?
— А оно мне надо? — Закатил глаза тот. — Я не боюсь людей. С ними интересно играть, — всё с той же улыбкой дьявола склонил голову Перец под хруст костей. Я поморщился.
— Ты обещал мне рассказать, что с солнцем.
— А ты обещал накормить меня.

Глаза закатил уже я, оборачиваясь на кладовку. Я тоже голодный, а Наташа приготовила только одну порцию. Мне. В какой-то момент я забыл про всё наше перемирие и просто хотел выгнать Эда, наконец поев. Но взгляд зацепился сначала за его декольте или полуоткрытое хаори с татуировкой лиса на груди, затем проскользил на раненую ногу.  И по итогу остановился на тёплых человеческих глазах. И тут моё сердце снова освободилось от оков каменной оболочки жадности, чревоугодия и ненависти.

Я поднялся. Взял из кладовки под белой тканью черную миску с едой. Это был рамён. Ещё в тёплом мясном бульоне аппетитно плавала лапша, поверх которой лежало разрезанное яйцо и аккуратно нарезанные ломтики павлиньего мяса в перемешку с грибами. Как же я надеялся, что эта морда сейчас не у меня за спиной, и я от страха не уроню ужин. Я медленно развернулся. Эд благополучно сидел на моём футоне. Хоть бы не иллюзия.
— Это рамён, — начал я. — Но я тоже голодный.
— Лапша-а-а? — Сладко протянул лис, склонив голову, подпирая её одним кулаком. В моём сознании невольно всплыли всякие классические кадры.
— Что из этого ты будешь? — Твёрдо спросил я, поставив миску к футону. Пока Перец рассуждал, я сам аккуратно присел напротив.
— Мясо, — сощурился он. Я отделил палочкой павлинье мясо от лапши и грибов. — И бульон, судя по запаху, он мясной.
— Хорошо, потом выпьешь, — кивнул я.
— И яйцо.

Я поднял на него неважный взгляд или по типу "а ты не оху*ел?".
— Половину яйца.
— Я не наемся.
— Мне тоже белок нужен.
— Тогда одну четвёртую лапши.
— Хорошо, — вздохнул я. Какой же он капризный. — Неужели нельзя самому поохотиться?
— Ха, — грустно усмехнулся тот, беря палочками мясо. — На кого? Или ты разрешаешь мне питаться павлинами?
— Нет.
— Вот и всё.

Положив несколько грибов в рот, я задумался. Эд серьёзно не будет жрать наших птиц? Почему? И как он теперь начнёт выживать? Как он выживал всё это время без февральской охоты? Я поднял глаза на его довольную морду. Ладно, лицо.
— Ты не тронешь павлинов? — Аккуратно спросил я.
— Не.
— Почему?
— Ну мы же друзья, — улыбнулся глазами тот. Я неловко поморгал. Почему временное перемирие он называет дружбой? — Смотри, — нарушил неловкую тишину он, указывая на яйцо. — Желток двойной.

Я опустил взгляд в миску. Да, желток был действительно двойной. Я вздохнул, накрутив лапшу на палочки.
— Наташа оставила мне яйцо с двойным желтком, — кивнул я.— Видишь, она любит своего брата.
— Не сказал бы, что двойной желток это хорошо...  — как-то странно отозвался Эд, но его мысль перебил очень специфический вкус у меня во рту.

Я откашлялся, вынимая лапшу. Ало-карие глаза непонимающе смотрели на меня. Я прокрутил лапшу на свету, и тут какое-то чувство старшего брата кольнуло в уголке сердца.
— Это она так прикольнуться решила? — Равнодушно задал риторический вопрос я, рассматривая тёмно-коричневую лапшу. Из-за темноты я сразу не заметил такой подставы.
— А что такое? — Быстро спросил лис, переключившись с яйца на лапшу. Я не успел ответить, как коричневые трубочки сразу же отправились в чужую пасть. На удивление, лицо Перца не искривилось, как моё. А даже посветлело.
— Это шоколадная лапша... — наконец озвучил это я. Гортань Эда дрогнула, глотая пищу. — Как ей пришло в голову приготовить это в солёном мясном бульоне?
— Уверен, ей лапшу передал Корби, а она на спешке приготовила, — пожал плечами Эд. Я от злости чуть палочки не сломал. Мне уже плохо только от этой фамилии.
— С чего бы ему дарить такое? — прикрыл глаза я, возвращаясь к грибам.
— Ну, знаешь, — вдруг лис закатил глаза с небольшой насмешкой. — Обычно в Японии это блюдо, которое подают для влюбленных. А сейчас Февраль, как ты помнишь.

Я аж воздухом подавился. Затем откинул палочки, пододвинув миску ближе к Эду. Аппетит совсем пропал, тем более к такой еде.
— Ешь всё, — выплюнул я, поднимаясь. — Я не буду.
— Что, не хочешь со мной разделять шоколадную лапшу?— Хитро улыбнулся тот, сощурившись.
— Заткнись.
— Значит, я прав.
— Я не стану есть еду, которую моей сестре передал этот Слава, — сквозь зубы прошипел я, сложив руки на груди.
— У-у, это ты ещё не знаешь, что означает двойной желток.
— И что жё?
— Одно из суеверий, что кто-то беременен двойней, — явно издевался лис, чавкая рамёном.
— Придурок, — прошипел я, облокачиваясь локтями о подоконник. Я глубоко вдохнул холодного воздуха, питая взгляд нежной темнотой.

— Ты злишься, — через некоторое мгновение сообщил Эд. Тихо и серьёзно, будто он какой-то мой наставник. Я косо глянул на него. Плечи и осанка ровные, расслабленные.
— И что? — Сжал кулаки на краях хаори я.
— Знаешь, что происходит со мной, когда я злюсь? — Всё также тихо, словно звук костра, спрашивал Эд. Я всё же обернулся к нему, питая взгляд уже им всем.  — Просыпается лис. Инстинкты, которые невозможно контролировать. Просыпается огонь, пожар, который никто не может потушить, — как-то слишком искренне говорил Эд, что я даже проникся к нему неким чувством жалости. — Даже я...

Последнее он добавил слишком тихо, и отвернулся, заглатывая бульон. Я поджал уста. И хотел уже что-то сказать, но он меня опередил.
— С людьми всё также, — пожал плечами Алый Лис. — Ярость подобна огню, который невозможно потушить даже самому. Пожар заглаживается в огонь, а огонь в искру от спички, но эта искра способна разгореться в целое солнце. Если конфликт не решить, искра никогда не потухнет. И станет пожаром гнева, — он резко обернулся ко мне, поднимая острые зрачки глаз. — Нугзар. Я просто хочу, чтобы твоё сердце ковалось иными искрами, а потом и пожаром. Не гнева. Это неправильный огонь.

Он медленно отвернулся, затем продолжил есть рамен. Я молча смотрел на него, расслабляя пальцы рук, а потом и стопы, которые впервые за весь вечер ощутили, насколько холоден пол. Моё сердце началось медленно биться, и я отвёл взгляд в уголок дома.
— Эд, — я хрипло позвал его, но он даже не шелохнулся. Не смотря на это, я был уверен, что он меня слушает. — Ты уже так злился? Поэтому ты уже знаешь, как это страшно, да?

Я старался говорить аккуратно и мягко, чтобы не спугнуть такого доброго зверя. Эд недолго помолчал, но потом всё же ответил.
— Мой родитель так злился, — признался он. В голосе не было и капли каких-то эмоций. — Тогда люди расчленили мою мать, и ему пришлось это пережить.

Мурашки пошли по моему телу, и я поёжился. Мне так жаль, что это пришлось пережить тебе.
— От ярости его накрыли инстинкты, которые не позволили превратиться в того же человека, а уж тем более пользоваться человеческим умом. От чуть не загрыз даже меня. И если ты думаешь, что лисы всего лишь животные, которым плевать на своего партнёра, — Перец немного запнулся, оборачиваясь на меня. Его взгляд из лисиного превратился в соколиный, а золотая серёжка колебалась на остром ухе. — То вы все ошибаетесь. Лисы очень преданы.

Когда Эд опять отвернулся, я уже аккуратно присел рядом с ним. Прям рядом. На одном футоне. Между нами не поместиться и вытянутая рука. Я обнял свои колени под нежной новой темной тканью на уманори. Я решил окунуться в этот омут с головой. Доверится полностью лису.
Он, тот, кто остался один. Весь его мифический род просто пытался выжить, питаясь такими же мифическими павлинами. А мы, люди, вмешались в этот круговорот питания, начиная использовать то, что нам не принадлежит. Павлины принадлежат природе, а не человеку. И когда лисы сделали попытку вернуть своё, люди увидели в них врага. Мне всегда было интересно, почему лисов нельзя также охранять, как и павлинов. Они же тоже необычные и приносят благо. Но отец мне всегда отвечал:"Они злые." И я так думал всегда, как и все. Но сейчас я понял, что они бы не были такими, если бы мы их не злили. Злыми были мы. И всех истребили. Всех. Кроме Эда, который остался один. Конечно, он пришёл в деревню для выживания, и теперь творит всякую дичь, по типу кражи солнца, и всячески пакостит людям. Он остался один. Он знает много. За ним идёт охота. Он не может дать потомство. Все далеки от него. И он сам боится к себе кого-то подпускать, как это было с Алёной и Анюткой. Он боится инстинктов. Он боится Алого Лиса. Он боится себя.
Ещё Эд боится доверять людям. Но он очень хочет, чтобы ему тоже доверяли, но не как человеку, а как лису. Монстру. Врагу. Может, поэтому он и спрятал солнце, чтобы потом вернуть его человечеству, и все убедились, что он хороший? Он просто капризный одинокий лисёнок, который хочет чуточку тепла, чуточку доверия.

Пока я рассуждал над всем этим, я следил за Эдом. Его веки оказались полуопущены, взгляд куда-то вниз, и еле заметное дыхание. Мне стало его очень жаль.
— Эд, — я снова тихо его позвал. Тот лишь моргнул. — Хочешь я буду приходить к тебе в Лиловый Лес?
— Зачем? — Неважно спросил тот. Я аж удивился, насколько он открыт сейчас. Ни шутки, ни напугал меня. Открыт. Разбит.
— Ты мог убить меня тысячу раз, и не убил, — сложил руки в замок я. — Ты меня спас во время грозы. Ты не боишься при мне утверждать, что ты Алый Лис. Ты показал мне жизнь, учишь ощущать её. Ты одел меня. Ты доверился мне, дав освободить себя из капкана, дав привести себя в мой дом и позволив накормить себя, — я не удержался и поднялся, встав напротив Эда. Он поднял уже заинтересованные ало-карие глаза на меня. — И я верю тебе. Я больше не верю людям. Эд, я спасу тебя, — вырвалось из меня, и я протянул ему руку.

Я ожидал какой насмешки, оскала, порыва ярости или фразы "себе помоги". Но Эд лишь моргнул, просияв своими очами, словно лисёнок, которому дали кусок мяса за просто так. Перец неуверенно протянул свою человеческую руку, хватаясь за мою. Это больше не было походе на сделку с дьяволом, это стало похоже на реальную дружбу. Только не между людьми, а между человеком и природой. Я видел в Эде целое искусство природы, поскольку эти глаза подобны огню и пеплу, также горят, но если потухают - всё равно отдаёт теплом. Этот голос подобен журчанию прозрачной воды, эти руки холоднее льда, это хаори словно кровь. Эд сам напоминал кровь, такую алую и живую, подвижную, дающую жизнь. С таким металлическим привкусом, наверное. Эда на вкус я ещё не знал.
Я крепко сжал его руку, стараясь контролировать бешеное сердцебиение. Мне хотелось, чтобы он сам притянул меня к себе, я упал на футон, а потом и на него самого. Я поджал уста. Я тоже ребёнок, которому хочется чуть-чуть тепла. И отношения Славы с Наташей я ненавидел не из-за качеств Корби, а потому что завидовал сестре.
Мы отпустили руки, и мне стало некомфортно от мысли, что Эд всегда ледяной.

— Ита-ак, — начал я, почёсывая свою шею. Хотя хотелось почесать за ушком лису. — Всё-таки, что с солнцем, и как его вернуть?

Лицо Эда вытянулось в тонкой улыбке, а глаза были подобны китайским.
— Я его съел.

Я замер, как вкопанный. Он что?

— Как? — Первое, что вырвалось из меня.
— С помощью девятого хвостика.
— Зачем?
— Ну-у, — закатил тонкие глазки тот. — Скажем так, мне стало плохо.

Я упал на колени, и белоснежное хаори смягчило удар о пол. Я сверлил Эда стеклянным взглядом, а он был готов рассмеяться. От своей глупости?
— Что бл*ть?
— Ну, вы же люди, — сложил ноги в позу лотоса тот, улыбаясь, — для чего-то питаетесь. Для чего?
— Для пополнения энергии, — твёрдо ответил я. — Но ты тоже можешь питаться одними павлинами или той же, прости, падалью, когда есть нечего. Но точно не солнцем.
— Ты любишь сладкое? — Резко спросил меня лис.
— Да... — признался я, припоминая, как был счастлив, когда родители привозили из Киото что-то вкусное.
— Но вы же, люди, весьма можете обойтись без него.
— Вообще-то нет, — опроверг я.— Без глюкозы не будет работать мозг, да и вообще для хорошего настроения нам нужен сахар в нормальном количестве.
— Ха, если мозгу будет необходимо, то он сахар даже из курицы достанет, — опять надел противную улыбку победителя лис. Я стиснул зубы, но потом поймал себя на мысли, что Эд пытается мне помочь. Он даёт мне подсказки, чтобы я сам понял причину поедания солнца.

Я задумался, складывая данный пазл.
Он говорил, что ему стало плохо.
Он говорил про сладкое.
Выходит, когда нам плохо, мы едим сладкое?
Получается, солнце для Эда то же самое, что для нас - сахар?

Я поднял на Перца глаза, и уже по его глазам понял, что он, засранец, прочитал мои мысли.
— Но сладкое не наркотик, — начал я. — Можно же было воздержаться.
— Если бы я "воздержался", я бы съел сам себя, — резко и в лоб ответил лис.

Мы просидели несколько секунд в тишине, и я уже почти смог выдавить из себя ещё один вопрос, но он превратилось в утверждение.
— Эд, я ничего не понимаю, — обреченно вздохнул я. — Мне не понять твои все мистические приколы. 
— И чья это проблема? — Неважно спросил Алый Лис.
— Давай просто вернём это солнце, — предложил я. Лицо напротив переменилось. — Что мне нужно делать?
— Ты хочешь приступать к практике без теории? — Поднял бровь тот.
— Да. Твою "теорию" невозможно понять.
— Потом поймешь, — тихо ответил Эдуард, пожав плечами.

Я отвернулся к лампочке, которая кое-как освещала дом. Холод Февраля обнимал плечи, и присутствовал какой-то неприятный привкус подозрительности. Я обернулся  обратно и чуть не подпрыгнул от страха, потому что лицо Эда оказалось уже чуть ли не впритык ко мне.
— Ч-что ты творишь? — Кое-как просил я, потому что Эд меня реально сейчас пугал. Он буквально подползал ко мне всё ближе, сокращая между нами расстояние. Мурашки пошли по коже, а сердце в желудке снова тревожно забилось.
— Практика, — сухо ответил он, и я не успел сообразить, как его уста уже соприкоснулись с моими.

Эд это сделал настолько быстро, как игла входит в вену при уколе. Сказать, что я даже не почувствовал можно, но я бы не стал. Я это почувствовал каждой клеткой.

Вся суть в том, что, так называемый, поцелуй, длился не более трёх секунд. Но за эти три секунды мой мир вообще перестал быть прежним. По ощущениям у меня появился третий глаз, отросли крылья, мне не нужно было ни дышать, ни есть, ни спать, тело  достигло 40° тепла, голова раскололась, произошёл самый масштабный салют, сердце так и заискрилось. Лисье дыхание тогда растеклось по лицу, я ледяные руки коснулись моих.             Когда Эд отстранился, он оказался уже дальше вытянутой руки. Лохматый, немного красный и довольный. В этот самый момент, когда я, тоже растрепанный, с тяжким и быстрым дыханием, взволнованный, кипящий, смотрю на Эда, а он на меня, для меня пропали все звуки. На устах всё ещё вертелся этот привкус, как я был прав, металла, этот холод и жадность. В какой-то момент я понял, что ощущаю себя недобитым динозавром или недоразвитым цыплёнком. Это было слишком быстро, но слишком эмоционально. У меня грудь кипела от эмоций и искр в ней. Он, что бл*ть, поцеловал меня?

— Объясняй теорию, — вздохнул я. 
— Что конкретно тебе не понятно? — С улыбкой склонил голову тот.
— Зачем ты съел солнце?
— Мой организм бы съел меня.
— Из-за чего?
— Было плохо.
— В чём заключается твоё "плохо"?
— Ну-у, знаешь, — заметно расслабился лис, а моё сердце всё также бешено стучало. — Мне, как и любому живому существу, нужно душевное тепло, которое вырабатывает гормоны счастья. И я боролся с этим, насилуя павлинов. Но страсть не романтика. Это не тепло. Это горячо. Был полон стояк, а не душа. И теперь стояк пуст, как была пуста душа. И если не давать мифическим существам, или Богам, это самое тепло, их организм сожрёт самого себя. Знаешь, если собаку оставить голодать, её желудок переварит сам себя.
— И солнце тебя согрело?
— Да, — кивнул Лис. — Теперь мой организм не станет так остро нуждаться в тепле аж на ближайшие десять лет.

Какая-то досада и обида вдруг щелкнула у меня в голове, но я быстро отогнал эти неустойчивые мысли.

— Тебе нужно солнце?
— Я девятихвостый Алый Лис. Шакко. Бог огня и, по совместительству, солнца. Как ты думаешь? — Съязвил тот.
— Я не знаю, поэтому и спросил, — нахмурился я.

Вдруг Эд оказался, опять из-за своей скорости, прям впритык ко мне, хватая за обнаженную руку. Его человеческие ледяные пальцы крепким кольцом обвили мою руку, а глаза прожигали насквозь. Сколько бы я ему не доверял, он меня по-прежнему пугал.
— Чувствуешь? — Издевательским шёпотом спросил он. Я опустил глаза.

Рука ледяная. Даже дрожит. Теперь я понял. Ему холодно без солнца. Я поднял на Эда мягкий взгляд, и он отпустил меня, возвращаясь на прежнее место. Я стиснул зубы.
— Почему ты постоянно отодвигаешься? — В лоб спросил я.
— Воняешь, — сухо ответил Перец. Я бросил взгляд на свой кулон на шее, подготавливая следующий вопрос.
— Ты хочешь вернуть солнце, хоть и сам его сожрал, — подытожил я. — Для этого тебе нужен я. Почему? И как на это влияет твоё то действие? — Вдруг сердце забилось всё чаще, и румян накрыл щёки.
— Сформулируй по-другому вопрос, — прищурился Эд.
— Как вернуть солнце? — Поднял бровь я.
— Большим количеством искр.
— Как вызвать эти искры?
— Душевным теплом. А то действие породило аж целый салют этих искр.

Вдруг моё лицо закипело, а сердце носилось по всему телу, сталкиваясь с мозгом. У меня задрожали руки, и дрогнули уста. Тут я уже не мог контролировать свой поток эмоций. Он так давно съел солнце, и всё это время знал, как его вернуть. И возвращал, используя мои чувства.

— Почему именно я!? — Вырвался возмущенный крик из меня. Эд усмехнулся. Я поднял руки, жестикулируя. — Это не смешно! Какого чёрта это "тепло" должен давать тебе я!? Нет, ты сейчас же остановишься, и пойдёшь продолжать "искрить" с кем-то другим!
— Херейд, — всё с той же улыбкой смеха говорил нахал. — Я же уже сказал. Лисы очень преданы. По-человечески это "однолюбы", — улыбнулся Эд ещё шире, а у меня ком застрял в горле. — Ты знал, что самец останется предан своему партнеру, даже после его гибели. А если человек спасал лиса, то тем более.

Я глубоко вздохнул, сверля потолок взглядом.

— Павлины, кстати, тоже, — тихо добавил тот.
— Да какая мне разница на этих павлинов!? — Взорвался я.— Ты не можешь испытывать ко мне какие-то чувства, кроме ненавистных или в край дружеских. Тебе просто нужно рождать искры, хоть от кого-угодно. Поэтому, будь добр, оставь меня, — выстрелил я. Лицо Эда изменилось, но потом расслабилось.
— Может быть оно и так, — пожал он плечами. — Но искрам-то плевать. Херейд, солнце уже не получиться из чужих искр. Даже если я захочу вступить в "отношения" с лисьей самкой, то солнце не поднимется. Мы уже сделали несколько шагов к солнцу, и этот поцелуй был гордым первым шагом к солнцу. Ничего уже не изменить.

Повисла небольшая тишина. И я её первый нарушил.

— Ты врёшь.
— Вставай, — спокойно приказал Лис, поднимаясь одним скачком.
— Зачем?
— Вставай, — подгонял лис, подходя к входу. Я поднялся, неуверенно идя за ним.

Эд вышел из дома, останавливаясь на пороге. Он смотрел на небо, что-то ищя. Вдруг он поднял руку на небо, указывая на луну. У меня чуть не отвисла челюсть.
— Смотри, — спокойно указал мне он на луну. Но она была необычной.

Одна огромная и белоснежная луна, что всегда висела над Японией. Но, помимо мерцающих звезд, рядом с ней оказалась ещё одна маленькая луна.
— Чт..
— Запомнил её такой? — Резко спросил Эд. Я не успел ответить, как он развернулся и обнял меня.

Его руки крепко сцепились в замок на моей спине, а чужое тело крепко прилегло к моему. Я чувствовал его сердце, я ощущал, какой он холодный, я понял, насколько он худой. Его колючий и острый подбородок лёг на моё плечо, а бархатные волосы касались виска. Я похлопал глазами, вообще ничего не понимая. Мне хотелось его оттолкнуть, но я не мог. Это равносильно моменту, когда не хочется вылезать из теплого футона на улицу. Так выглядит тепло? Про него мне говорил Эд?
Я поднял глаза на маленькую луну. И звёзды, эти мелкие точки, словно искры, постепенно впитывались или засовывались в луну. Я конкретно офигел.

Эд отстранился, оборачиваясь на луну. Затем усмехнулся.
— Теперь зародыш солнца стал на 3 миллиметра больше. Мы делаем первые шаги.

Он обернулся ко мне. Его личико так и сияло, а блики в счастливых глазах отражали тепло. Февральский ветер обдул его волосы, унося за собой несколько листиков лилового дерева. На этом тёмном ночном небе он выглядел потрясно. На фоне этой деревни Алый Лис никакой не враг, а лучший друг. Сзади него аж две луны, свет которых бил Эду в спину сверху. Он улыбался белыми зубами и клыками, смотря на меня. Он счастливый.

Нет, это не приколы девятихвостого, чтобы соблазнить красотой в проникнуть в доверие.
Это, наверное, просто я влюбился.