Эпилог
В театре «Пустошь» сегодня аншлаг.
Зрители из разных уголков пяти Миров собрались в зале, наблюдая за тем, как куклы Стинки идеально отыгрывают сюжет «победы над Великим Драконом» – древней пьесы о свободе и равенстве людей перед течением жизни, ставшей символом победы над узурпаторшей. В ней великого мудреца спрашивали:
– Не жалели ли вы, что вскормили и воспитали дракона, который теперь пожирает невинных детей по всей округе?
На что мудрец отвечал:
– Дракона вскормила земля, на которой он был рожден, а воспитан он был небесами. Коль послали нам эту напасть, мы должны выстоять ныне в борьбе против нее.
Мудрец не был уверен, испытывал ли он сожаление от того, что не убил дракона, пока тот еще был мал, даже зная, к чему может привести это решение в будущем, но знал, что у народа было достаточно сил и храбрости справиться с последствиями.
«Мудрецу и самому порой не хватало достаточно мудрости принять решение, но спустя годы и века он сумеет постичь ее, более не сомневаясь и не жалея ни об одном совершенном поступке» – этими словами заканчивалась пьеса.
Мари хихикала, слыша эти слова, она нашептала сидящей рядом Даме:
– Разве может мудрец ошибаться? Тогда он и не мудрец вовсе.
– Его нарекли так другие люди, а не он сам, мудрец – всего лишь обычный человек, Мари.
Девушка с улыбкой села на своем месте ровно, встречая актеров аплодисментами. Гул овации становились глуше, когда она огляделась. С суматохой последних недель она успела забыть, что Кевин и Исида уже вернулись домой. Люди вокруг были счастливы, как и она сама, но сердце ее все равно было не на месте. Она видела, как дети сражались, видела их решимость, когда прощалась с ними у самого леса.
– Я хочу подарить вам кое-что на память, – сказала она, обнимая их по очереди.
Она свистнула. Послышался шорох, а после из кустов выпрыгнул белый зайчик.
– Исида, это тебе. Я знаю, что ты давно хотела завести домашнее животное, но не могла этого сделать из-за отца. И поверь, я прекрасно тебя понимаю. Но теперь ты можешь взять его. К тому же Барон выкрал его из Шестого, было бы правильно вернуть его домой, – тихо, словно раскрывая тайно, шепнула она на ухо девочке. – А тебе, Кевин, мы с Дамой подготовили вот такой компас. Наверное, в вашем мире ими уже не пользуются, но этот компас поможет тебе вернуться сюда, когда будешь готов, хорошо?
Кевин и Исида расплылись в улыбках, хором выкрикивая слова благодарности. Они старались не думать о том, что прощаться им было практически не с кем, но теперь, зная, что у них есть частичка каждого друга Миров, в которых они успели побывать, как напоминание, что это был не сон, что они действительно произошло, им было спокойно и хорошо на душе. Сердца трепетали: они возвращаются домой.
Парк развлечений, куда их отвезли родители, казалось, тоже был всего лишь иллюзией. Старые механизмы, скрипящие качели, порванные палатки, брошенные, похоже, минимум несколько месяцев назад – вот что встретили Кевин и Исида, когда вышли из леса. Моросил дождь, а до дома было несколько десятков километров. Заяц дрожал не то от холода, не то от страха. Исида прижимала его к себе крепче, ощущая, что и сама покрывается мурашками.
– Да, такой дурацкой погоды в Первом Мире точно не было, – недовольно заключил Кевин.
Девочка вдохнула полной грудью.
– Самое главное, что мы вернулись. Странно, конечно, что на рассвете так быстро меняется погода.
– Что? – не понял Кевин. – Ты о чем?
– Когда тот шарик повел нас в лес, был рассвет, как и сейчас, но не было никакого дождя. Да и посмотри вокруг: где парк, в котором мы гуляли?
– Парка нет, а зайчик есть, – засмеялся неожиданно Кевин. – Я же выиграл тебе зайчика, помнишь?
Исида озадаченно почесала голову.
– Ага, выиграл мне живого зайца, интересно. Это все очень странно, конечно, но ты не знаешь, как нам добраться до дома?
– Поймаем машину, может, нас отвезут?
– Боже, Кевин, ты как маленький. Найдут потом от нас только трупы, оно мне не надо, мне еще за зайчиком ухаживать.
Кевина передернуло:
– Это ты так пошутить попыталась? – девочка засмеялась в ответ. – Тогда давай думать, пошли ближе к дороге.
Они вышли с территории заброшенного парка далеко не сразу, успели замерзнуть, а еще едва не попали под колеса какой-то дорогущей машины. Водитель обрулил их и резко остановился. На заднем сидении сидела девочка. Она казалась не старше них самих, но ее взгляд, который поймала Исида, был настолько тяжелым, что сердце забилось быстрее.
– Кевин, ты не знаешь ее? Почему-то... она выглядит смутно знакомой.
– Не знаю, пойдем быстрее вон к той заправке, спрошу телефон – сможем позвонить кому-нибудь.
Милли, сидящая в машине, проводила детей долгим взглядом. Отец выслушивал нотации матери, говорящей, что он как всегда неаккуратен на дороге. Когда они тронулись, девочка ощутила тяжесть в животе, понимая, что осталось недолго.
Она вернулась домой пешком, и долго на пороге обнимала №2, слушая его всхлипы и ощущая горячие слезы на собственной шее. Они прощались долго, но практически молча, даже в дороге мальчик только сжимал ее собственную руку, не желая отпускать. Он не мог ей ничего сказать, отговорить, но и смириться с решением тоже не мог. Милли прекрасно его понимала, но после того, как увидела реакцию прислуги и родителей на свое возвращение без Лиз, осознала, что иначе поступить точно не могла. Отец снова завел машину. Пистолет в кармане казался обжигающе горячим.
Кевин зашел в квартиру на цыпочках. В такое ранее утро отец наверняка еще спал. Запах дома оглушал: он так давно не спал в собственной постели, что практически забыл прикосновение к коже любимого одеяла. Отопления не было, и из-за погоды на улице в доме было прохладно, и все же гораздо теплее, чем под дождем.
Мальчик зашел в отцовскую спальню. Никого. Заглянул по очереди в свою комнату, в ванну и кухню. Отца не было. Единственным вариантом была комната мамы, хотя ему было запрещено входить туда, сейчас Кевин не боялся. Отец действительно оказался там. Сидящий в кресле, накрытый платком мамы, он дремал.
– Отец? – позвал его Кевин. – Пап? Я дома.
Мужчина открыл глаза и сонно спросил:
– Кевин, что ты здесь делаешь? Ты же должен быть в гостях у Карен?
– Что? Я, – мальчик замешкался с ответом, – я решил вернуться. Вспомнил кое-что, вот меня и подвезли.
– Ты снова доставляешь неудобства другим?
– Совсем нет. Нам всем не спалось сегодня. Отец, я могу тебя спросить? Что ты делаешь в этой комнате?
Мужчина прокашлялся и снова прикрыл глаза, ничего не отвечая.
– Папа, я понимаю, что еще недостаточно взрослый, чтобы понимать твои чувства и проблемы. Но время идет так быстро, что я не успеваю уследить за тем, куда мне двигаться дальше.
– Ты о чем вообще, сын?
– Пап, мама умерла уже очень давно, но мы с тех пор ни разу об этом не говорили. Ты запрещаешь мне ходить в эту комнату, но сам сидишь на ее кресле, укрытый ее платком. Ты ведь скучаешь, как и я. Почему ты не хочешь этого признать?
– Скоро годовщина смерти, – отец не стал оправдываться, но Кевин и не просил. Сегодняшнее утро казалось очень странным. Раньше, стоило ему заговорить о маме, отец отправлял его в свою комнату, не желая выслушивать от «недомерка», который «еще учить меня жить будет».
– Пойдем на кладбище вместе? Закажем ее любимые цветы в лавке.
Это утро определенно было не таким, как обычно, – в этом Кевин убедился, когда отец наклонился, чтобы сжать его в объятьях.
– Я вчера купил телескоп, можем сегодня посмотреть на звезды.
Мальчик прикрыл глаза. Похоже, не только он сам изменился.
Исида не надеялась застать маму на кухне, но именно там Карен и сидела, обнимая себя за плечи. Девочка подошла и прижимаясь к ней со спины. Женщина обернулась.
– Исида? – она утерла слезы, пытаясь скрыть, что плакала. – Ты почему не спишь?
– Мама, я так по тебе скучала, – прошептала Исида. Женщина засмеялась, с нежностью смотря на дочь.
– Мы виделись накануне перед сном, когда ты успела?
– Мама, я могу спросить? – мама в ответ согласно промычала. – Вы с папой разводитесь?
Карен ошарашенно посмотрела на дочь. Исида встретила ее взгляд спокойно.
– Я знаю, что он ушел, а еще... я просто хотела сказать, что люблю тебя.
– И я люблю тебя, солнышко! С чего у тебя такие странные вопросы? Не проснулась еще, что ли?
Рядом пробежал кролик, утыкаясь носиком в ногу девочки.
– Что это? – удивленно спросила Карен.
– Раз папа ушел, могу я завести домашнее животное? Это зайчик, его мне подарил Кевин.
– Откуда он... вообще, – женщина, казалось, потеряла дар речи, но, подумав, ответила. – Теперь можно, конечно. Чем только тебя кормить?
Карен взял зайца на руки, рассматривая его яркие глазки.
– Исида, что хочешь на завтрак? Я приготовлю.
– Пойдем еще поспим, мам? А потом вместе постряпаем пирог? Соскучилась по твоему яблочному пирогу.
Женщина не нашлась, что ответить. Дочь вела себя с утра крайне странно, но она списала это на стресс.
Когда Исида ложилась в кровать, то зацепилась взглядом за окно. Над домами вдалеке возвышалось огромное сияющее разноцветными огнями колесо обозрения. Девочка облегченно улыбнулась.
«Это точно был не сон».
Милли не понимала, что происходит. Тея вырядила ее в очередное платье, «подобающее наследнице семьи Стоун», накормила завтраком, поторапливая каждую минуту: «мистер и миссис Стоун скоро спустятся вниз, у вас запланирован поход в театр, Милли, неужели ты забыла?».
В ее комнате стояла только одна кровать. Над столом висели награды, медали, грамоты на ее имя. Фото, стоящее на столе, было маленькой копией семейного фотопортрета: мать, отец и она, Милли. О Лиз не просто все забыли, ничто в доме даже не намекало на ее существование. Голова болела слишком сильно, чтобы это принять. Но Милли понимала, что в ее жизни Лиз точно больше не было. Зато был пузырек и Глок. Пока Тея не видела, она влила себе в какао содержимое пузырька: не внутривенно, но это к лучшему, подействует не сразу. Боли она не боялась.
Очнулась Милли уже в машине, когда ее занесло из-за размытой дороге, и отец едва не сбил двух детей, выходящих с территории того парка, где совсем недавно еще проходила и она сама с №2. Они выглядели уставшими, но счастливыми. Они точно не были знакомы, но взгляд девочки показался до боли узнаваемым. Точно так же на нее смотрела Лиз в их последнюю совместную тренировку.
Когда они отъехали, Милли уже точно не сомневалась в своих действиях.
В голове пронеслось: «Всё так, как и должно было быть. Так глупо. Мы ведь были невинными детьми. Из меня же сделали орудие для убийства. И ради чего? Я потеряла столько в этом дурацком Мире, а о Лиз никто даже не помнит. Может, №2 был прав, и у меня есть выбор. Но я ничего не чувствую. Совсем ничего. Если у меня больше нет сердца, я так и останусь машиной».
Руки чуть задрожали. Началось.
– Это вы во всём были виноваты, – процедила Милли. Взяв всю силу в кулак, она вытащила из кармана Глок. Он готов выстрелить, как и она сама. По две пули в каждого, как и сказала Адагеил.
«Жаль, что они оба ничего не почувствуют».
Слыша, как скрипят колеса машины, Милли села ровнее, обнимая себя за колени.
Тело слабело, и удары о стены переворачивающего авто практически не чувствовались. Зрение расплылось не то от крови, бегущей из разбитого лба, не то от действия яда. На задворках сознания Милли вспомнила слова Лиз: «Может, не стоит туда заходить?».
«Да, Лиз, ты была права, права. Вот только...»
Мы являлись частью чудовищного механизма, который должен был стать завершающим фрагментом ритуала по созданию Апокалипсиса. Когда это произошло, многие из нас пришли в негодность, и только сильнейшие по задумке стали теми, кем являются: убийцами.
«Нет на свете существа более страшного и жестокого, чем ребёнок». Верно. Дети лишь рождаются невинными.