Pluot Prompt #22. События у хаты, с сюрпризами
/////////////////////////////////////////////
Ж
анр: комедия
Напишите рассказ о кукурузном хлебе, коровах и концерте.
/////////////////////////////////////////////
Солнце нещадно палило, поле пшеницы, кукурузы и ещё разной хрени — Лу понятия не имела ещё чего, просто валялась в траве, глядя в красивое синее небо. Плыли по небу вовсе незлые облачка, иногда приносящие прохладу. Хотелось пить, льда, побегать до овец и Кея. Может, уговорить его? Подразнить?
Вдалеке бегали детишки, их весёлый писк да гомон разносился по округе. Слышны стишки, считалочки: захотелось улыбнуться; иногда шуточки были вовсе не детскими; и вовсе матерными, с черным юмором, вроде «шёл по полю инквизитор, наступил на мину», «церковник с советником бомбу нашли». Смешно.
— Да?
Кей приземлился рядом, кидая бутылки с водой, плед, кучу разной еды, термосумку и...презервативы. Лу ухмыльнулась, заглядывая ему в глаза. Место неподходящее, да и свидетели мелкие, слишком болтливые, но поцеловаться можно? Можно же? Какой же «напарник» милый, со сладкими губами и шоколадными глазками. Так плавился под её напором, позволяя вести.
— Лу, — палец лёг на губы, — знаю одно место.
За один только голос, с лёгкой сипотцой, зацеловать больше. Потрепала по голове, но согласилась. Так и побежали босиком, держась за руки. Деревенские покосились вслед, пока они с разбегу плюхнулись в реку и поплыли. На берегу не то сеновал, не то бунгало. Хижина. Лёгонький покосившийся забор, странное плетение, горшки на кольях. Коровы ходят. Нет, не хижина. Дом, только маленький — в окрестностях тематические постройки доштормовых народов, которые можно снять на время. Быт девятнадцатого века, только страну не знает, да и...
— Идёшь?
Пошлёпали, хихикая, будто им так, едва шестнадцать, ага только вчера исполнилось. Будто.
— Мадмуазель Рид, — расхохотался Кей, обнимая и ограждая от низких потолков, — не думайте столько.
И в самом деле она больше ничего не думала. Ах!
~~~
Проснулись — не ночь черна в небе Луна, но всё стремительно движется к закату. Шум. Крики. Абонемент уплачен аж до следующего полудня — выскочили в чём были, стоят озираются, ничего понять не могут. Чего?
«Хуйня какая-то! — пыталась разлепить слипавшиеся после отличной близости глаза. — Не поверила бы, скажи вчера...», посмотреть было на что: стога горят, несколько вусмерть пьяных инквизиторов и, чёрт подери, капеллан; бегают едва не полуголые, орут. Носятся, периодически наступая на грабли, попадая в вёдра и хватаясь за ушибленные части тела.
Ганс Гюлер визжит, как старая и вхлам разъёбаная, болгарка Лу, дрыгает ногами, выкрикивает недостойные должности вещи: корова пришпандорила рогами к какому-то (до ужаса и нелепости) кривому сараю, с такой говорящей надписью: «Чтоб вы всрались, ебучие инквизиторы!», из разодранной чёрной формы торчит, очень свежий и вкусный батон (бывший, а уже обслюнявленный) — кукурузного хлеба.
Такой же упитый Марк Жонсьер всё пытается помочь, но упорно бегает по садово-шанцевым инструментам, забывая, что чистый; про благочестивую речь. Брюки разошлись, на заднице болтается с десяток мелких ящерок, которых безуспешно силится скинуть — приклеились листы крапивы, волосы встрепаны, вся физиономия в саже.
Нарсис Уэйн почти около Ганса в двух шагах — тот орёт ему, но «защитник подлокотников» пьянее всех, несётся криво, падая и хохоча. Пляшет, даже валяясь в луже грязи: танцует. «...дойду к тебе, Ганс! — и снова грохнулся в лужу. — Только эт я, КА-ША-ЛО-О-ОТ, эх! Ух!»
«Ты ебанат, — подумала Лу, — полный!»
Капеллан не то услышал (хрен поймёт, поди вслух сказала), не то прочитал: телепат-не телепат.
— Добрый день, Рид! — в старину мужчины этим криком отмечали гол любимой команды. — Рад...
Опять заорал Гюлер, пытался выебать сначала конь, потом осёл, зебра. Зебра? В деревне? Нарсис подошёл к зебре.
— Здравствуйте, — копируя свою обычную рабочую строгость, сказал он, — маскарад, да? Хотел сказать: «Отличный костюм!», а что вы делаете сегодня вечером?
Кей не выдержал и упал, держась за живот — другие два инквизитора, капелланы, ловили друг друга сачками, стреляли из водных пистолетов, прыгая и присаживаясь, а когда оппонент близко, ругали, выпаливая нечленораздельную чушь. Стога сена продолжали гореть. Ганс орать, а корова методично жевать кукурузный хлеб. Нарсис договорился с зеброй — тот, явно в восторге и возбуждённый, показал...
— Э-э-э, не надо! — нечёткие слова с такими знакомыми интонациями. — Я к тебе как человек, друг, а ты!
На махнувшего рукой — Кей отреагировал сильнее, просто икая. Лу в ступоре. Ведро, наконец слетевшее с ноги Марка, с грохотом приземлилось возле — о! Полетело в корову. Стало хуже: Гансу на голову, он, продолжая вопить, стал воззвать по-турецки, не самыми (опять же) приличными словами. Рид пыталась исправиться — тонко проделала дырки формой. Распугались все лошади, едва это ведроголовое чудо повернулось. Заблеяли овцы, замекали козы и кошки (с собаками) взбудоражены тоже.
— Нарсис!
— А? Так вы согласны...
«Сука!»
~~~
Просыпаться трудновато, но надо, и после такого отдыха — на работу! На столе ароматная чашка чая, любимый сидит над отчётами, кот. Колышутся занавески, насекомые влетают и вылетают.
«А кот откуда?»
На Лу смотрят огромные оранжевые глаза, под правым отметина: пара пололос. Животное ухмыляется.
«Коты не могут...»
— Лу? — Кей салютует чем-то, напоминающим доштормовую колу. — Писал. Для закрытого...
Долго же мурыжили. Все нервы выпили и намотали кровь: могут, умеют, практикуют. Нарсис ходил злой, но забыть «я французский луноход» трудно. И что было?
— Да, знаешь, что Марк сказал, — продолжал снова Кей, — попойка, для своих. Отлично шло, пока придурку Гюлеру не пришло в голову дое... — поперхнулся, намекая, что Термитник с людьми делает. — Докопался до розетки.
— В смысле?
Мысли остановились, знала это хитроспетое существо, но до розетки? «Никто не даёт, чтоль? Удовольствие получить? Чтоб долбануло?», — мысли лезли пошлые, и уже про «напарника».
— Прямо, Лу. Там концерт проходил, местных энтузиастов, что вдохновляются тяжёлыми группами двадцатого и двадцать первого века, всякий thrash, dead, doom, speed и так далее метал. Ганс розетку увидел, — Кей таки прыснул, — давай тянуть руки и голосить: «Розетка! Розетка! Розе-е-етка»...
А-ха-ха! Невозможно! Только представьте? Усраться можно.
—...то не всё, устроители и музыканты инквизиторов не очень любят, началась драка, кто гитарами, палочками, барабанами. Капеллан наш, грят, что-то сыграл даже; и спел матерные частушки. Потом пришли коровы, когда драка почти улеглась, идиоту Гансу пришла идея покормить их. И... всё...
~~~