Глава 9. Кровопролитное наказание
1865 год
Боль... Истязание... Кровь... Мучения... Страх... Слëзы... Отчаяние... Беззащитность... Ненависть... Терпение... Обида... Наказание... Но в начале всего всегда будет боль, потому что, испытывая всë это, мы чувствуем прежде всего боль как и физическую, так и моральную. От боли не убежать, от способности чувствовать еë не избавиться, даже умирая мы испытываем боль. Иными словами: жизнь - боль, и она делает нас сильными. Однако же это слишком жестоко, слишком своенравно и эгоистично считать, что благодаря боли мы усвоим урок и научимся на ошибках жить счастливо, не наступая на одни и те же грабли. Жестокая реальность, из которой не выйти, которую не изменить никому, даже Богу.
В жизни всякое случается, и мы учимся на ошибках, однако пройденный материал можно и забыть. Только факты мы не забываем, очевидную истину нельзя забыть, ведь сталкиваемся с ней каждый божий день. Например, очевидно же, что при падении мы почувствуем боль? Или то, что объятия с кактусом превратят тебя в ежа с иголками по всему телу? Всë проще некуда, даже неинтересно.
А больно ли, когда тебя хлещат по спине розгами? Ещё как, это ведь даже до потери сознания и крови может привести. А теперь представьте, что вы лицезреете страшную картину: пятилетнюю девочку, привязанную к столбу, хлещат по обнажëнной и костлявой спинке розгами, да ещё и на морозе. Какие эмоции вы будете испытывать при этом? Отвращение? Жалость? Страх? Ликование? А если ты и есть та самая девочка, которую безжалостно бьют на глазах у всех? Перво-наперво, боль, а потом и все остальные негативные эмоции, сказанные раньше.
Всего ударили три раза. При первых ударах боль просто нестерпимая, вызывающая неистовый крик и слëзы, а потом ты, как бы, уже привыкаешь, при условии, что тебя бьëт один и тот же человек. А если каратель сменится на более жестокого и беспощадного, нежели первый, что бил не со всей силы и старался сдерживать удар?
- Я больше не могу, - выронив орудие пытки из рук, сказал каратель, скрывая свои эмоции.
- Что?! Ну же, бей! Чего ты боишься?! Это приказ!
- Не могу, просто не могу, поймите, - повторил он, дрожа всем телом и смотря на кровавые следы, оставленные им на спине девочки.
- Что значит «не могу»?! Живо возьми розгу в руки и продолжай поучать эту чертовку!
- Нет, не буду.
- Вот же тряпка! - толкнул его в сторону недовольный мужчина. - Смотри, как это делается, слабак!
И он показал - показал своë истинное лицо в облике палача и бездушного человека, что на всë готов, лишь бы жена его была довольна. Взяв розгу, он продолжил начатое своего приказчика и со всей силы нанëс четвëртый удар. Девочка вскрикнула настолько громко, что еë голос эхом разнëсся по окрестности, а слëзы горячим водопадом капали с еë бледных щëк на снег. Наблюдающие за этим бесчеловечием крепостные ужаснулись и прикрыли своим любопытным детям глаза, а сами они лишь зажмуривались при каждом соприкосновении прута о тонкую кожу ребëнка. К сожалению, они ничем не могли помочь, не имели права вмешиваться в семейные разборки своего господина, как бы им было не жаль и не больно смотреть на это. А больше всех за девочку волновался приказчик, что отвернулся и молча слушал вскрики со стороны ребëнка, которую он пообещал защищать своей сестре. А в итоге что? Он видит, как еë отец избивает до полусмерти на глазах у своих крепостных, добивая еë невыносимой болью и морозом. Эта девочка, Ксуфирия, была одета лишь в тонкую ночнушку, что к тому же была разорвана на спине, а ноги были босые - так еë возможно убить, и если не розгой, то морозом.
Из-за жгучей боли в спине девочка скатилась по столбу вниз, упав на колени и продолжая содрогаться от каждого нового удара. Она уже не кричала, лишь скулила и сухо ревела, терпела и замерзала, что, казалось, вот-вот потеряет сознание. Вся еë спина была в крови, а ночнушка напрочь пропитана кровью, что на морозе застывала и прилипала к телу. А отец еë продолжал пороть, будто она совершила зараз все смертные грехи. Но что же она всë-таки сделала? За что такая жестокость? Даже приказчик не знал и не понимал, но спрашивать об этом сейчас было бы неуместно с его стороны. Его дело наказывать всех без лишних вопросов, но в этот раз, в первый раз в своей жизни, он отказался это сделать.
- Господин, что она сделала? - неожиданно для всех спросила одна девушка, выйдя из толпы крестьян. Это оказалась еë няня, что до двух лет кормила еë грудью, а до сегодняшнего дня водилась и присматривала за ней. - За что Вы еë так?
- Она пыталась убить мою дочь! - ответила за него его жена Риана, но Рекмунд всë же остановился. - По-моему, это лучшее наказание для неë! Хотя и смерть бы подошла...
- Ч-что? Я не верю в это! Господин, что это значит? - изумилась девушка, со страхом в глазах смотря на Рекмунда.
- Если не замолчишь, я и тебя к этому столбу привяжу и накажу, как и еë! - грозно ответил ей мужчина, и девушке пришлось замолчать и не влезать в это безобразие. Барин продолжил пороть свою дочь, и из еë рта вырвался самый громкий вскрик, который ранее никто от неë не слышал.
- О, ожила? А я-то размечталась, что ты сдохла. Какая жалость, - высказалась Риана, улыбнувшись этому.
«Что за чëрт? Она что, действительно покусилась на жизнь своей сводной сестры? Да быть такого не может! Наверняка это Риана специально пожаловалась мужу, чтобы таким образом избавиться от падчерицы. Это еë мачеха всë построила! Вот же ж стерва бессердечная! Как она вообще смогла придумать такую беспощадную расправу с пятилетнем ребëнком?! Да она же так умереть может! - мысленно паниковал Такушиби, решив-таки взглянуть на эту бойню, а потом перевëл взгляд на девочку. - Ч-что с еë волосами? Она без сознания! Дьявол... Пора бы с этим заканчивать!»
Как только барин замахнулся для очередного раза, его цель прикрыл осмелевший приказчик и предотвратил новый удар, схватив его за руку. Все в шоке уставились на двух мужчин, чьи намерения противоречили друг другу и были очевидны. Также они поразились тому, что их приказчик, ныне когда-то наказавший их таким же образом, решил заступиться за еле дышащую девчонку. Рекмунд изменился в лице и с гневом в глазах посмотрел на своего слугу.
- Ты чего, мешать мне вздумал?
- Хватит, Вы же так убьëте свою дочь, - уверенно ответил он, не желая больше смотреть на это кровопролитное зрелище.
- И что дальше? Могилу рядом с покойной Айсунарой копать не хочется? - На это Такушиби разозлился и сильнее сжал его руку. - Тх... Пусти!
- Отпущу, но сперва ответьте: зачем тогда Вы тянули с убийством целых пять лет? От младенца избавиться куда проще, нежели сейчас, когда за ребëнка Вас могут наказать по всей строгости закона.
Спросил он это шëпотом, чтобы никто кроме Рекмунда не услышал его слов, который, мягко говоря, остолбенел и не знал, что ответить. Со лба сбежали капли пота, глаза расширились, но он молчал, смотря на спокойного приказчика, что терпеливо ждал. Такушиби умышленно заговорил на эту тему, чтобы у Рекмунда не нашлось ответа и он успокоился, оставив дочь в покое. Так и произошло, ведь ответа на этот вопрос вовсе не существовало, по крайней мере, сейчас.
- Дорогой, что с то...
- Живо все разошлись по домам! Больше не на что шары пучить! - крикнул барин, скрывая взгляд под шапкой. - ЖИВО Я СКАЗАЛ!
Все крепостные по воле господина разошлись по своим домам и делам. Бывшая кормилица девочки осмелилась подбежать к ней, как только Рекмунд ушëл вместе с женой, но к ней уже подоспел на помощь Такушиби, что уже развязал верëвку на еë онемевших запястьях и проверял пульс.
- Господин Такушиби, она жива?
- Да, слава Богу, - со вздохом ответил мужчина и замотал окровавленное тело в свою накидку, чтобы не испачкаться, а потом взял девочку на руки. - Я о ней позабочусь, не волнуйся и займись своими делами. Ты сможешь проведать еë, как только она очнëтся.
***
Такушиби отнëс израненную девочку к себе домой. Она еле дышала, раны всë ещё кровоточили, а само еë тело на ощупь напоминало лëд. Бледная, словно мертвец, девочка напоминала ему Айсунару, с которой он даже не успел попрощаться, и даже не видел, как она покончила с собой - спрыгнула с лестницы, с такой большой высоты, но умерла не сразу, мучилась ещё около часа, а потом скончалась, оставив часть себя на этом свете, свою дочь, что может тоже умереть, если он ничего не предпримет, как тогда, пять лет назад. Мужчина снова позвал на помощь свою сестру, которая отреагировала на умирающего ребëнка совсем иначе, нежели на умирающую женщину, которую Вереса могла спасти, но не спасла.
- Как ты вообще мог такое допустить, идиота кусок?! - схватив брата за воротник, злобно посмотрела она ему в глаза. - И ты просто стоял и смотрел, как еë убивает собственный отец?! - орала ведьма, узнав о произошедшем из уст Такушиби. - Я убью этого гада, если он ещё раз попытается сделать что-то подобное с ней!
Мужчина даже не знал, что сказать. Он был одновременно и зол, и рад, ведь ему самому хочется отомстить барину за его халатность и наплевательское отношение к своей жене, когда она ещё была при жизни. Такушиби никогда не простит и не забудет проступок Рекмунда, из-за которого Айсунара и свела концы с жизнью. Но сейчас нужно спасти дочь покойной госпожи, Ксуфирию Неакриде, что унаследовала девичью фамилию матери, а не жестокого отца, что, казалось, не хотел иметь ничего общего с нелюбимой дочерью от нелюбимой жены. Но почему же он не избавился от неë, когда девчонка была маленькой и факт убийства можно было скрыть? Или хотя бы не отдал еë кому-то другому, не подкинул на порог чьëго-то дома, не сделал еë подкидышем в глазах чужих людей, что приютили бы ребëнка у себя и стали ему примерными родителями, нежели еë родной отец?
Вереса, успокоившись, занялась лечением ребëнка и, взяв стакан, принялась наполнять его своей исцеляющей кровью. Но перед этим она попросила брата помочь ей остановить кровотечение и зашить кожу на спине. Когда же они сделали это, ведьма напоила девочку своей кровью и оставила в покое, так как больше ничем помочь ей не могла. Лечение, как говорится, завершено, осталось лишь дождаться, когда она придëт в себя.
- Больше не позволяй Рекмунду издеваться над ней, понял? - внушая страх своим голосом, сказала беловолосая, сидя на краю кровати рядом с ребëнком. - Если она умрëт - отправишься следом за ней. Не забывай, как она важна для нас и всего мира.
- Я понял, - не став перечить сестре, ответил Такушиби, виновато опустив голову.
- Что с еë волосами? - перешла на другую тему женщина, погладив девочку по голове. - Они же были другими... Еë что, кто-то обратил?
- Нет, это скорее всего из-за стресса, - предположил он, посмотрев на немного раздражëнную сестру. - Это называется синдром Марии-Антуанетты. Я читал об этом.
- Да? Что ж, это не беда, с белыми волосами ей даже лучше, они ей идут, - улыбнулась Вереса. - Не хватало ещё, чтобы еë обратили раньше времени.
