Глава 5
В этот день тетушка Агата поняла, что мы выросли. Хотя на самом деле она давно начала это замечать, однако все равно по-прежнему отмахивалась от этих мыслей, как от назойливой мухи. Она хотела продолжать заботиться о нас, и чтобы нам по-прежнему нужна была эта забота. Каждый вопрос о родителях застревал комом в горле и у нее, и у нас с братом. Но кажется, что ей оказалась не под силу эта ноша, и она больше не может делать вид, что все хорошо. Она больше не может врать, что мама с папой на заработках где-то в Австралии (однажды из нее вырвалось это, потому что на заднем фоне шла передача про Австралию. И она ухватилась за это услышанное слово, как за спасательную подушку, ведь придумывать что-то новое не было сил и времени. Тогда мы не сопоставили эти два факта, но позже я догадался). Прошло уже полтора года как мы не видели и не слышали своих родителей, и тревожность поселилась в наших маленьких сердцах уже на долгие годы. Не было ни дня, что бы мы с грустью не посмотрели друг на друга перед сном или за ужином. Все это происходило молча, но этих безмолвных фраз было достаточно, чтобы понять, о чем говорит взгляд. А после все снова шло своим чередом, телевизор с природой и пазлы Тима, обед, рассматривание шкатулки тетушки Агаты, прогулки в окно, и даже смех и улыбки. Но все эти улыбки имели привкус горечи и свой фирменный отзвук в области сердца. Там по-прежнему колет и болит. Там по-прежнему пусто.
Мы сидели на стульях, а тетушка села напротив нас на свое любимое кресло, которое мы все называем «кресло для вязания». Между нами повисла утомительная пауза в виде молчания. Как будто все прекрасно понимали, но сказать вслух не могли. Я отчетливо слышу каждый стук сердца и тиканье старых часов. Жду, когда кто-то наконец решится прервать молчание и рассматриваю шторы на окне, как ни в чем не бывало. Это сделала тетушка Агата, как я и ожидал. Или просто молча надеялся на это. Обычно после фразы «Только не переживайте» или «Вы уже взрослые и должны понять» становится в тысячу раз страшнее. И мозг отказывается понимать и слышать все последующие слова. Но мы с Тимом держимся и пытаемся сконцентрировать свое внимание на уголках губ тетушки Агаты. Только бы не спугнуть. Она сказала, что родители погибли пять дней назад. Лучше бы мы все-таки спугнули слова с ее губ. Во рту пересохло, а пол уходил из-под ног.
Все следующие вопросы пролетели мимо тетушки Агаты и ударились о вечно закрытое окно. Это все, что она смогла нам выдать на сегодня. Горькая и душераздирающая правда, которую нам просто нужно принять. Сегодня мы и правда повзрослели, хоть и до полных восьми лет оставалось еще пара месяцев. Надежда увидеть родителей хотя бы еще один раз рассыпалась на маленькие кусочки, как песок сквозь пальцы. Больше никогда папа не посмотрит на меня своим строгим взглядом если что-то не так. И также никогда не улыбнется. А он, как мы выяснили, очень даже умел улыбаться. И как же сейчас не хватает объятий мамы. Крепких, но нежнее чем шелк. Я даже не знаю, что страшнее: узнать о смерти родителей в свои семь лет, или же наоборот, не узнать совсем. Но случилось так, как случилось. С другой стороны, мы бы все равно в конечном итоге вынудили бы тетушку рассказать нам все. И она бы уже не смогла так стойко держаться при наших вечных допросах, это слишком тяжело для женщины с такой хрупкою душой и сердцем. Так что бессмысленно гадать, как было бы лучше. Все произошло так, как должно было. Кроме смерти моих родителей.
Сказать, что эта новость оказалась для нас болезненной – значит набрать в рот воды. Если это конечно можно назвать новостью, ведь мы все давно догадывались, что явно что-то не так. Поначалу мы верили в сказки о командировке, потом начали догадываться, но все же пытались отгонять от себя страшно пугающие мысли. Не накручивать себя и, тем более, тетушку. Мы смотрели на море через экран и до мелочей продумывали свое путешествие, в которое мы обязательно отправимся, когда вырастим. И когда наконец придумаем лекарство от альбинизма, чтобы спокойно нежиться на солнышке, не беспокоясь о ожогах. Мы изредка смотрели на мир в окно, тайком подглядывая за шторы с азартом внутри, как любой ребенок, когда он понимает, что делает что-то запрещенное. Мы думали о родителях и переживали, но каждый по-своему. Молча у себя в голове и совсем не подавая виду. И лишь только чрезмерное напряжение в воздухе вовсю кричало об этом.
Вначале Тим перестал приходить смотреть со мной передачи по Дискавери, потом вовсе отказывался есть со всеми на кухне и хоть как-то контактировать со мной и тетей. Наша связь оборвалась, так и не перейдя на какой-то новый уровень. Вскоре я тоже совсем отдалился и даже не пытался наладить с ним отношения. Не только ему, мне тоже было тяжело. Почему он решил, что ему хуже всех? И это молчание и вечная тишина давили на меня куда хуже четырех стен. Кто и пытался еще хоть как-то с натянутой улыбкой делать вид, что все нормально, так это тетушка. Она неизменно вставала с первыми лучами солнца, чтобы приготовить нам оладьи с малиновым вареньем. Даже если мы наотрез отказывались есть. Она ни на день не оставила уборку и хозяйство. И пусть с более озадаченным видом, но она все также продолжала смотреть свой любимый сериал вечерами. Все как всегда, не считая черных дыр в нашей груди. Не считая того, что у нас отняли самое дорогое и мы совсем не в силах что-то изменить. Мы общались лишь взглядами, и наши зрачки говорили громче языков. Так бывает, когда тебе и твоим близким одинаково больно.
Несмотря на нашу временную игру в молчанку, мысли в наших головах не умолкали. В ней с большей силой витали вопросы, что касается гибели родителей. Почему? За что? Как это произошло? Кто в этом замешан? Были ли они тяжело больны? Ведь мы не замечали этого раньше. Но эти вопросы так и остались жить в голове, застряв в ней еще надолго. Ведь было ясно, если они выберутся наружу, так и останутся неуслышанными. А значит, там таится что-то очень страшное и серьезное. Какая-то тайна, которую от нас так старательно прячут. От этого становилось еще хуже, и я каждую ночь не мог уснуть, постоянно размышляя и фантазируя. Мне было страшно, что это «что-то» когда-то доберется и до меня. До моего брата. Что мы тоже должны умереть. Я знал точно только одну вещь: я не хочу умирать. И в полной темноте с закрытыми окнами так по-особенному невыносимо об этом думать. Неизвестность пугает больше всего, это правда. Как только в доме выключались светильники и свечи, я начинал видеть тьму. И в этой тьме всегда пряталось «оно». Оно поджидало меня возле кровати, пока я чистил зубы. Оно стояло возле двери, когда я переворачивался с одной стороны кровати на другую. Оно молча сидело в кресле и терпеливо ждало пока я усну. Чтобы забрать и меня. Поэтому я не спал (по крайней мере, пытался не спать). Но всегда засыпал под утро, когда уже не было сил контролировать свое тело. Когда оно становилось ватным, и мысли улетучивались куда-то вдаль от этой комнаты. Той ночью оно снова не забрало меня. Видимо, еще не настало мое время. И в эти минуты мне было до жути интересно, что же тогда чувствовали родители? Когда смерть забрала их. Было ли им так страшно, как мне?
Брат продолжает играть в молчанку и портить нервы мне и тете. До этих событий интонация его голоса всегда была ровной и безэмоциональной, этим он всегда напоминал мне робота. Но сейчас же мне кажется, что скоро он забудет все выученные слова и станет похож на скелет. Я тоже уже не такой болтливый, как раньше. Но с тетушкой Агатой мы перешли на какой-то новый язык – язык жестов и вздохов. Когда Тим в очередной раз отказывается есть или когда мы молча вспоминаем о маме и папе, мы переглядываемся и тяжело вздыхаем. И кажется, что весь мир понимает, о чем мы хотим сказать. Но не можем. Все слова будто закончились, и иной раз мне кажется, что их вовсе не существует. Все слова из словаря не те, они не подходят, чтобы описать ту боль, что кроется внутри. И жизнь уже точно никогда не станет для нас прежней. И я никогда уже не буду тем ребенком, что когда-то жил в домике за холмом. Родители показали мне мир, приоткрыв шторы. Но теперь я один на один с этим миром, который оказался слишком суров для ребенка. Мне нужно двигаться дальше, познавать новое, жить. И скоро я сам приду к этой мысли, но не сейчас. Сейчас же моя детская импульсивность мешает мне прийти к этой истине. Нужно время, чтобы все стало на свои места. Чтобы я смог отпустить родителей, а не вспоминать их лица каждую минуту своей жизни. Чтобы найти силы открывать глаза и радоваться новому дню. Найти силы жить свою маленькую жизнь.
***
Я с закрытыми глазами задуваю свечи на яблочном пироге и загадываю свое единственное и заветное желание. Разгадать тайну смерти наших родителей. Напротив меня сидит Тим и задувает свечи со своей стороны. Мне кажется, он загадал тоже самое. И это тот самый редкий случай за долгое время, когда мы снова сидим все вместе за одним столом на кухне. Когда тетушка не приносит отдельно еду Тиму в комнату. Когда мы позволили себе улыбнуться. Сегодня 13 июня. Наш восьмой день рождения. Но, кажется, повзрослели мы уже пару месяцев назад. День прошел тихо и спокойно. Мы просто позволили себе выдохнуть и провести время вместе. Тетушка приготовила всеми любимый Рататуй и достала новую кружевную скатерть. И вроде бы все так же почти молча мы общались друг с другом, но в этот день не был таким тяжелым воздух. Родители хотели бы, чтобы мы жили. И мы живем. Наверное, только благодаря этой мысли мы все же отметили наш день рождения и даже задули свечи. И каждый из нас представил маму и папу за нашим семейным столом. Как в тот вечер, когда мы впервые оказались на пороге этого дома. Когда закатное небо было ярче красок в альбоме, звенели бокалы, а улыбки не спадали с наших лиц. Счастливый был вечер. Жаль, что не повторится.
Когда свечи были задуты, и мы уже хоть немного разговорились, тетушка достала две маленькие коробочки и протянула их нам. Мы попытались открыть подарки одновременно, но в какой-то момент любопытство взяло верх, и я все же открыл раньше Тима. Изнутри на меня посмотрел красивый серебристый перстень-амулет с черным агатом. И тогда тетя сказала, что эти два одинаковых перстня будут нашим оберегом от зла. И чтобы мы никогда их не снимали. Разве что только когда будем идти купаться или же перед сном. Но перед сном я не снимал, потому что до сих пор каждую ночь я готовился ко встрече с тьмой, которая поджидала меня за шкафом и у окна. И пусть я все еще дрожал от страха неизвестности и не мог уснуть, предвидя кошмары, в эту ночь я крутил свой перстень на пальце, и это хоть на какое-то мгновение меня успокаивало. Я концентрировал свое внимание на этом перстне, и таким образом быстрее засыпал. Надеясь на то, что если это «что-то» и вправду существует в моей комнате, то магический перстень меня спасет.
Перстень и правда меня спас, и я проснулся следующим утром в своей постели здоровым, и, главное, живым. И хорошие новости не заставили меня ждать. Как оказалось, перстень был не единственным подарком тетушки. Следующим утром после дня рождения она подарила нам еще кое-что не менее ценное для нас. Она подарила нам свободу. И уже после завтрака мы отправились с братом гулять. На улицу. За калиткой. Столько эмоций за один день я давно не испытывал! Года, проведенные взаперти, определенно стоили этого глотка свежего воздуха. Перед прогулкой тетушка напомнила нам, что мы уже взрослые. И сказала, что хоть солнце все еще небезвредно для нашей кожи, более взрослому организму легче с ним справляться и защищать ее. В конце своей речи, в которой она огласила места где можно гулять, а где нежелательно, и во сколько мы должны быть дома, тетя сказала еще одну важную новость: осенью мы пойдем в школу. Так вот, эта и еще несколько таких прогулок и были репетицией перед школой. Наша с Тимом социальная адаптация. Мы учились выходить в мир и смотреть на его реакцию. Так мы познакомились с другом, который позже окажется предателем. Это было наше первое столкновение с реальностью.
Хоть солнце сегодня и щадило, тетушка Агата все равно надела на нас две красные кепки и намазала солнцезащитным кремом. Выдала черные очки и велела не потерять наши перстни. Вначале мы вышли во двор все вместе. Вдохнули воздух и послушали пение птиц. Небо было чистым, а облака – быстрыми. Мы вышли за калитку и посмотрели на дорогу вниз. Последний раз мы видели ее, когда ехали по ней на нашей машине с родителями, той холодной зимой. И вот мы, с нарисованной картой, где специальными знаками карандашом указаны все доступные для нас территории и объекты, и в полном снаряжении, отправились в свое путешествие. Нам было выделено два часа. Целых сто двадцать минут. Мы вышли гулять, сами в это не веря. Поначалу мы все еще оба молчали, а потом вместе начали разбираться в карте. Выбирать наш дальнейший путь. И взгляд наш одинаково упал в одну сторону альбомного листа, в верхний правый угол. Там было пусто. С левой части была нарисована тропинка, дома и лес. Все они не внушали нам доверия, и та река справа тоже. Рядом была нарисована стрелка и крестик, значит туда идти запрещено. И как бы детское любопытство не пыталось биться, в этот раз мы не решились туда пойти. Мы пошли изведывать местность, где не было опознавательных символов, но и не было знака «запрещено». Мы решили стать первооткрывателями этой местности, и едва переглянувшись, шли дальше. По дороге мы встретили пять птиц, две бабочки, одного жука-носорога. И сорок восемь снежных комов-облаков. Дорога казалась невообразимо длинной, потому что мы рассматривали каждый камень под ногами и удивлялись всему вокруг. Еще один незабываемый день из наших маленьких жизней. Еще один веский повод, чтобы продолжать жить.