Глава 5. Трудное Решение.
- Jähns.. (Йенс..)
Сергей тяжело вздохнул, он понимал, что мальчишке тяжело воспринимать факт того, что теперь он под опекой главных врагов отца. Но нужно было уже ехать, время поджимало. Русский аккуратно взял его руку, а общую фотографию спрятал в кармашек около сердца. Сам он уселся рядом на кровать, какое-то время молча смотря в окно и думая, как уговорить сына немца пойти с ним. Не силой же тащить…
- Dein Vater hat viel Schaden angerichtet, ich bin vielleicht nicht besser dran. (Твой отец причинил много вреда, я может быть, не лучше.) - Союз какое-то время помолчал, смотря на свои руки покрытые шрамами.- Ich will nicht, dass du wie er bist. Ich mцchte nicht, damit du deine Freunde. Dein Vater hat meine Kinder wehgetan. Sie haben Angst vor ihm so wie du be rich werde dir nichts machen, wдhrend dein Vater alle frцhliche Gesichte aus dem Foto getцtet hat. Verstehst du? (Я не хочу, чтобы ты был как он. Не хочу, чтобы ты тоже предавал своих приятелей. Твой папа мучил моих детей. Они боятся его, боятся так же, как ты боишься меня. Вот только я тебя и пальцем не трону, а твой отец убил все эти жизнерадостные лица с фото, понимаешь?)
Товарищ Юрьев снова перевёл взгляд на дрожащее тело, он понимал, что скорее всего сделает только хуже… Но лучше сказать правду сейчас, чем утаивать до последнего, когда будет уже поздно.
- Er… er hat tapfer gegen Bцse gekampft!
Er hat mich beschьtzt und fьr Gerechtigkeit gestanden! Bis zum letzten gekдmpft! (Он.. Он отважно боролся со злом! Защищал меня и стоял за справедливость! Бился до последнего!)
Глупенький мальчик не понимал, какой ужас он твердит. А всё потому, что картину войны он видел под другим углом и воспринимал всё иначе. Он повышал голос, не желая слышать то, что говорит ему руский. Германия ещё не знал, что это правда, которую от него скрывали все эти годы…
- Was sagen Sie dazu?! Wie kann man “war nicht wie er” verstehen?.. Haben Sie ihn nicht verraten? (Что вы такое говорите?! Как понять «не был как он»?.. Разве это не вы предали его?)
Чуть смягчившись, спрашивал немец.
-.. Und ich.. ich habe gar keine Angst vor Ihnen… (И я.. Я вовсе не боюсь вас…)
Йенс продолжал отрицать всё, что ему говорят. Не то защитная реакция, не то непонимание своего положения. Ему жутко не хотелось жить с русскими, не хотелось привыкать к новому дому и новым людям, которые не стерпят такого соседства. Теперь встреча с отцом казалась неисполнимой мечтой…
- Fast alles, was du gesagt hast, ist eine Lьge. Dein Vater hat dich wirklich sehr geliebt und beschьtzt. be rich habe niemanden verraten, ich habe mich nur verteidigt. Bin ich so bцse..wьrdest du jetzt am Leben sein? (Почти всё, что ты сказал - ложь. Твой отец тебя и вправду сильно любил и оберегал. Но я никого не предавал, я лишь защищался. Будь я таким злым..ты бы сейчас был живым?)
Слова СССР заставили задуматься. И ведь действительно… Если опираться на рассказы Рейха, то Союз уже давно должен был расстрелять мальчишку, как и остальных фашистов.
Опекун аккуратно потрепал мальца по голове, приятно гладил непослушные волосы, будто немец ему родной сын. Но Йенс всё ещё чувствовал угрозу, ждал подвоха. Всё же Союза ему представляли, как монстра. Жалко было его, и как такому маленькому мальчику объяснить весь ужас, что творил его предок, когда ему промывали с детства мозги о жестокости русских?..
Коммунист бы хотел высказать всё напрямую, показать своих запуганных наследников: Руслан, которому поставили свастику на груди раскалённым железом. Ульян, который теперь навечно боится всех насекомых, потому что в плену его заставляли питаться ими. Он бы это все показал мальчику, который так отчаянно защищал папу, но понимал, маленький мозг от такого взорвётся и лишь разрушит и так побитую психику. Поэтому всё, что оставалось, это продолжать переговоры невинным тоном.
- Wir mьssen los, Deutschland. Keine Sorge, niemand wird dir beleidigen. Du wirst dein eigenes Zimmer und Spielzuege haben. Ich werde meinen Sohn bitten, einen Kuchen zu backen… (Нам уже пора, Германия. Не волнуйся, никто тебя не обидит. У тебя будет своя комната, игрушки. Я попрошу, чтобы мой сын испёк пирог…)
Возможно, насчёт пирога СССР солгал. Продуктов почти не было, они и так ели только одну овсяную кашу, а на праздники выпечка… но нужно было успокоить мальчишку, чтоб, наконец, поехать домой, пока его дети не стали волноваться.
- Ist es Zeit?.. Nein.. Nein… Ich brauche Ihre Spielsachen nicht! Und der Kuchen auch… (Пора?.. Нет… нет… Мне не нужны ваши игрушки! И пирог тоже…)
Он будто бы готов заплакать, зарыдать как совсем маленький ребёнок. Даже нижняя губка оттопырилась. Он вспомнил, как на выходных Рейх готовил сам, на них двоих. Как однажды он испёк яблочный штрудель и они вдвоём отправились на пикник. Вместе смотрели на облака, и спорили: это лошадка или всё-таки бегемот? Тогда во всём мире был мир, это воспоминание отдалось болью в маленьком сердечке. В новой семье такого может не быть. И те же обещания о том, что его никто не тронет, могли оказаться не правдой. Германия буквально будет окружён чужими, подвергнется советскому воспитанию и влиянию. Тяжело будет переубедить мальчишку о том, что его отец был настоящим предателем и понёс заслуженное наказание.
СССР подсел к юнцу, аккуратно поглаживая его по голове. Он хотел было что-то произнести, но в этот момент зашел врач. Оглядев Союза и боязливого ребенка, он напомнил, что осталось 5 минут, чтобы поговорить и поехать домой. Не зря СССР торопил немца. Слова врача Германия так и не понял, они были сказаны на русском языке. Возможно, в скором времени Йенсу придётся учить язык врагов… Коммунист в ответ кивнул, присаживаясь на корточки перед немцем и держа обе его холодные ручки, в своих. Он тяжело вздохнул, смотря куда-то в пол…
- Dein Vater mцchte nicht, dass du drauЯen bleibst. Wьrdest du das fьr ihn tun? Dein Vater weiЯ bereits, dass du bei mir wohnst. (Твой папа не хотел бы, чтоб ты остался на улице. Давай ты сделаешь это ради него? Твой папа уже знает, что ты живешь у меня.)
СССР поднялся во весь рост, подошёл к двери и оставил её приоткрытой, надеясь, что мальчишка пошагает сам и не придется применять силу, чтобы отвести его в новый дом. Этот уход напугал мальчика. Он ощутил внезапное чувство вины. Вести себя плохо и закатить истерику о том, что ты никуда не пойдёшь или послушно покинуть палату и уехать с Союзом? Оставаться в госпитале был не лучший вариант…
Прошло минуты две в полном молчании, неужели, мальчишка не выйдет? Врач уже хотел что-то спросить, но по поднятой руке товарища Юрьева понял, что лучше помолчать… и еще через несколько десятков секунд запуганный парнишка выбежал с палаты и схватился за большую, крепкую ладонь Союза.
- W..Warten Sie! (П..Подождите!)
Вскрикнул Йенс и подбежал к опекуну, который ждал юнца у двери. Всё же немец поступил по-умному и послушался.
«Alles fьr dich, Vati… (Всё ради тебя, папочка…)»
Думал он о том, что разочаровывать родителя было бы плохо.
На секунду отцу 12 детей показалось, что за него ухватился не немецкий ребёнок, а его первенец - РСФСР. Когда он был совсем маленький, так же хватался за сильную руку отца, ища в ней опору и защиту. Сердце русского на мгновение сжалось, то ли от жалости, то ли от тёплых воспоминаний.
СССР опустил голову на мальчишку и слабо ему улыбнулся, после чего слегка согнул пальцы, чтоб держать маленькую ручонку ребёнка. Врач улыбнулся еще ярче, кивнув бывшему пациенту в знак того, что теперь он в безопасности.
- Alles wird gut, ich verspreche es. (Всё будет хорошо, я обещаю.)