цена мира
Дождь заливал Нью-Йорк уже четвёртые сутки, смывая кровь с тротуаров, но не с улиц.
Война между кланом Морено и сицилийской семьёй Риччи тянулась пять лет, и каждый новый день приносил очередной список мёртвых.
В кабинете Фридриха Морено — главы нью-йоркской мафии — пахло сигарами, кожей и порохом. Высокие окна были зашторены, свет падал только с настольной лампы, отбрасывая на стены длинные тени.
Аврора сидела в кресле у камина, стараясь стать невидимой. Она с детства знала: когда отец хмурится и морщит переносицу, лучше не привлекать внимание.
Три капо стояли у длинного стола, переговариваясь с Фридрихом, но его лицо было мрачным, как грозовое небо. На столе лежала папка с документами, несколько фотографий убитых людей и один белый конверт.
— Он сам предложил встречу, — сказал Леон, правая рука Фридриха. — Говорит, готов к перемирию. Но… есть условие.
Фридрих откинулся в кресле, пальцами сжимая сигару, из которой тянулся тонкий шлейф дыма.
— Условие?
Леон метнул взгляд в сторону Авроры. Она почувствовала это и невольно напряглась.
— Он хочет… Аврору, — сказал Леон тихо. — В жёны.
Тишина упала мгновенно. Только потрескивал камин.
Аврора резко подняла голову.
— Что?
— Ты слышала, — произнёс Фридрих так спокойно, будто речь шла о продаже партии оружия. — Арон Риччи хочет тебя.
— Это шутка? — она вскочила на ноги, чувствуя, как кровь стучит в висках. — Он враг! Он…
— Он глава сицилийской семьи, — перебил отец, и в его голосе проскользнула угроза. — И если я скажу «да», война закончится.
— Ты отдашь меня этому… убийце? — её голос сорвался. — Как товар?!
Фридрих медленно поднялся. Он был выше её почти на голову, широкоплечий, с тяжёлым взглядом.
— Если это цена мира, да, — сказал он и, не отводя глаз, ударил её по лицу.
Щёка мгновенно загорелась, а в горле встал ком. Аврора судорожно сглотнула, чтобы не заплакать при нём. Слёзы — слабость, а слабость он презирал.
— Запомни, — его голос стал тихим, опасным, — твоя жизнь принадлежит семье. Всегда принадлежала. Ты Морено. И ты сделаешь то, что я скажу.
Она отступила на шаг, но внутри всё кипело.
— Я не выйду за него, — выдавила она. — Никогда.
Фридрих усмехнулся — сухо, безрадостно.
— Ты думаешь, у тебя есть выбор? Ты станешь женой Риччи, потому что я сказал. А если вздумаешь перечить — я сам отвезу тебя к нему, связанную и с кляпом во рту.
Слова ударили сильнее, чем пощёчина.
В тот же день, поздно вечером, Аврора стояла за дверью кабинета и слушала, как отец разговаривает с кем-то по громкой связи. Голос в динамике был низким, холодным, с лёгким итальянским акцентом.
— Я слышал, вы согласны на моё условие, синьор Морено, — говорил мужчина. — Ваша дочь станет моей женой, и кровь больше не будет проливаться.
— Я согласен, — ответил Фридрих. — Но предупреждаю: она… упрямая.
В динамике прозвучал короткий смешок.
— Я люблю ломать упрямых женщин. Встречаемся через неделю в Палермо.
Связь оборвалась.
Аврора сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Она не видела этого человека, но уже ненавидела его.
Ночь выдалась тревожной. Дождь барабанил по крыше, улицы тонули в лужах и свете фонарей. Аврора не спала, сидела у окна, глядя на пустую улицу.
И вдруг заметила его.
На другой стороне дороги, в тени, стоял высокий силуэт. Чёрный плащ, поднятый воротник. Даже издалека она почувствовала, что он смотрит прямо на неё.
Сердце ударило сильнее.
Силуэт стоял неподвижно ещё пару секунд, потом повернулся и растворился в темноте.
На подоконник упал свёрток. Она распахнула окно — холодный воздух ударил в лицо. В свёртке оказался тонкий браслет из белого золота и карточка с одной фразой, выведенной красивым, уверенным почерком:
«Увидимся, моя futura moglie»
(моя будущая жена).