обратная сторона доверия|фишер.

когда я добежала до автовокзала, первая мысль была: "успела".
вторая — "не дышу".

я остановилась прямо у бетонной стены, положила ладонь на холодную поверхность, чуть привалилась плечом.

грудь тяжело поднималась и опускалась, в голове гудело.
ночной воздух был резкий, пах чем-то пыльным, дорожным, бензиновым.

воздух, в котором давно уже стерлись границы между спокойствием и тревогой.

в этот момент ко мне подошёл мужчина.

невысокий, сгорбленный, лет под шестьдесят, в поношенном пальто, которое плохо застёгивалось на животе. он остановился чуть поодаль, глядя на меня неуверенно, будто боялся ошибиться. в голосе — усталость и что-то ещё, почти робость:

— васильева лика?

я резко выпрямилась, дыхание уже почти восстановилось.
— да, — кивнула я. — а вы…

я замерла, не зная, как закончить вопрос. он же продолжил сам, опустив глаза, как будто стыдясь:

— меня попросили вам передать. женщина… заплаканная, такая… отчаянная.

его голос дрожал еле заметно.
он протянул мне тонкий конверт, зажатый двумя пальцами.

я взяла его осторожно, словно от прикосновения он мог исчезнуть.

— спасибо, — сказала я и добавила, уже более уверенно: — оставьте свои данные. чтобы я смогла вас найти.

он молча кивнул, будто это был не первый раз, когда ему что-то подобное говорили.
и я пошла. не оглядываясь.

ночь была холодная, но ясная.
над городом — огромный чёрный купол неба, с редкими звёздами, как забытые гвозди в дереве.
фонари освещали улицы жёлтым светом, делая тени длинными и странно тонкими.

я шла быстро сначала, но с каждым шагом замедлялась.

вот дойду до дома — и прочту.
только в безопасности. только в тепле.

спустя пятнадцать, может, двадцать минут, я наконец вошла в подъезд, поднялась, вставила ключ, замок щёлкнул.
дома было темно и тихо, как я и оставила.

сбросила обувь, верхнюю одежду, не включая света, прошла в зал.
на диван опустилась тяжело, чуть вбок, как будто сил не осталось.

конверт лежал в сумке — тонкий, чужой, теперь уже чуть помятый.
руки дрожали, когда я открывала его.

бумага была тонкой, немного шероховатой, исписанной тем же наклонным почерком, что и на прошлом конверте.

и с первых строк я уже знала: это письмо — из бездны.

«здравствуйте, лика. меня уже нет в живых, раз вы это читаете».

я читала, глотая слова, как воздух, как яд.

строка за строкой, и с каждым словом в груди что-то тянулось вниз, в самый живот, сжимаясь в ледяной ком. пальцы дрожали.
я даже не сразу поняла, что губы у меня плотно сжаты, как будто рот сам пытается не выпустить крик.

«потом мне прислали пальчик маши».

мне стало плохо. на секунду хотелось просто встать и уйти, но я читала до конца. читала, как читают приговор. как читают молитву. до самого последнего слова:

«низкий вам поклон. и храни вас бог».

тишина была тяжёлой. бумага лежала у меня в руках, и я смотрела в неё, будто туда можно провалиться. на стене тикали часы. откуда-то с улицы — звук машины. но я этого не слышала.

— сука, — вырвалось из меня, громко, отчётливо. голос хрипел. я сжала бумагу в кулаке.
просто сжала.

конверт с письмом отлетел в сторону, шурша по ковру, и я села, сгорбившись, вдавив локти в колени. пальцы вцепились в лицо, будто можно было выдавить из себя эти мысли.
— ну почему, — шепнула я, почти не слыша сама себя, — почему это пришло именно мне?

не валерию, не евгению. мне.

у них за плечами опыт, десятки дел, тяжёлые допросы, практика, уверенность…
а я кто?
стажёр. девочка с красивыми глазами. случайная удача.
всё, что было у меня — это вспышка, момент, когда я просто оказалась в нужное время в нужном месте, как на перекрёстке, где машину не сбило по чистой случайности.

я встала, прошлась по комнате, сцепив руки за головой.
по полу валялась моя кофта, брошенная на кресло ещё вечером. на кухне — кружка с недопитым чаем.
а в воздухе — тревожная тишина, как перед бурей.

я смотрела в окно, на серое утро, где всё будто не проснулось ещё.
и думала, думала, думала.

что мне теперь делать?
ехать или нет?
а если евгений прав?

от этой мысли больно кольнуло где-то внутри.
если я уеду — что тогда?
без него…
без его взгляда, без его фразы, без привычного «ликуша» — кто я тогда?

он же меня всегда держал на плаву.
от него веяло стабильностью. защитой. теплом, которое не обжигает, а греет.
и даже если он ворчал, спорил, говорил, что я “дурная” — я чувствовала: он рядом.
а как быть одной?
если что-то пойдёт не так?

я снова опустилась на диван.
в комнате будто стемнело.
или это просто тень сомнений легла на всё вокруг.

я не помню, когда заснула.
сон накрыл меня, как вода — резко, холодно, но плотно.
утопила.

а потом — звонок.
резкий, надрывный, из прихожей.
я дёрнулась, будто вытащили из воды, вскочила с дивана, ткнулась глазами в часы:
08:27.

— господи, кто вообще звонит в такую рань… — пробормотала я, зевая и плетясь к телефону.

подняла трубку, зажала её плечом, в полусне прикрывая глаза.
и тут — голос.
ровный. знакомый. уверенный.

— здравствуйте, лика. вас снова беспокоит райкина надежда семёновна.

вот уж кого я не ждала услышать первым делом с утра.
и голос её, спокойный, твёрдый, как лезвие ножа — моментально вытрезвил.

— здравствуйте, — тихо сказала я, на вдохе.
уже не сонная. уже не расслабленная. уже — в режиме.

— напомню вам о разговоре, который произошёл недавно. что решаем?

пауза повисла в воздухе.
в голове — тысяча мыслей, и все противоречат друг другу.
глаза машинально скользнули по комнате, и тут я снова увидела его — конверт.
на ковре. почти под столом.

я всмотрелась в него, будто он мог дать ответ. и нашла.

— я приеду, — сказала резко, почти отрубила. голос звучал громче, чем я ожидала.

пауза.

— прекрасно, — ответила она. — я позвоню вам вечером, уточним всё подробнее. если всё, то тогда до связи. у вас всё ещё есть время подумать.

я выдохнула.
— до свидания, — коротко ответила я, и положила трубку.

стояла в прихожей, оглушённая.
тишина. только гул в голове и дыхание.

руки провели по лицу — ещё тёплому от сна, но уже покрытому тревогой.
— вот нахер ты мне звонишь то в такую рань, — пробормотала я в пространство. — у меня ж бошка совсем не варит в это время.

вернулась в зал, прошлась туда-сюда.
до вечера есть время подумать. может, и не поеду.

но взгляд снова упал на конверт.
как будто он дышал. как будто тянул ко мне руки.

это письмо…
такое отчаянное. жалкое. безумное.
и безнадёжное.

оно сворачивало душу, как ржавый нож сворачивает банку.
я не могла его не помнить.
не могла его выкинуть.

я ведь знала, каково это — терять.
бессильно. болезненно.
бесконечно.
и если кому-то есть ещё шанс — не спасти?..

меня передёрнуло.
в груди — нехорошо потянуло.

— достаточно терзать себя, — сказала я сама себе, вслух.
но неуверенно.

очень неуверенно.

я бегала по квартире, будто на пожар опаздываю. волосы — волной, тяжёлые, тёплые, рассыпались по спине до самой талии и каждый раз мешали застегнуть пальто. я пару раз резко провела ладонями по голове, приглаживая их, хоть и знала, что через минуту всё равно снова растреплются.
чёрные джинсы — немного широкие, но по талии — как влитые. в них я чувствовала себя так, будто всё под контролем.
на мне была тёмная кофта, обтягивающая, подчёркивающая и без того узкую талию, и поверх — пальто, чёрное, чуть тяжеловатое, но такое нужное.
я была как смерть.
и, честно говоря, это было даже к месту.
после последних событий — плевать, пусть отражает.

сумка — наспех.
зажигалка — есть.
пачка сигарет — куда без неё.
ключи — брелок с диктофоном на месте.
ещё раз пробежалась глазами по комнате, будто могла что-то забыть.
нет. вроде бы всё.

в подъезде воздух был холодный, пахло мокрой пылью и выветрившимся табаком. я быстро сбежала по лестнице и, едва не поскользнувшись на последней ступеньке, выскочила на улицу.

возле дома стояла серебристая волга.
мотор не работал, стекло немного запотело.
я подошла, дёрнула ручку — дверь была уже отперта.

я села, кивнув и улыбнувшись:
— доброе утро.
евгений тоже коротко улыбнулся, взглянув на меня сбоку:
— утро.

завёл мотор, машина тихо вздрогнула, прогудела.
мы выехали, и я успела наконец перевести дыхание.
но недолго.

— ну и зачем ты ему пообещала-то? — вдруг хмыкнул евгений, злой в голосе появился. — разговор этот...

я знала, что он об этом заговорит.
всегда знал, когда и как ткнуть в больное.
но я была готова.
не нервничала.
просто посмотрела на дорогу перед собой и тихо сказала:
— а что ещё мне надо было сделать? условия такие, а я обманывать не люблю. поэтому выполню.

он сжал руль сильнее.
я это заметила краем глаза.
потом — резкий, как всегда, прямой:

— а если что-то не так будет?

— жень, — тихо, но уверенно ответила я, — ну, перестань. мне не десять лет. да и сумка у меня весом не как пушинка, смекаешь?

я посмотрела на него с лёгкой ухмылкой.
он понял сразу.
смех у него вышел сквозь нос — сухой, но настоящий.
челюсть разжалась.
и я увидела, как с него чуть-чуть сползла та внутренняя тревога, что сжимала его с самого утра.
он снова стал тем евгением, которого я знала — не только строгим, но и живым.

я тихо усмехнулась про себя.
раньше я всё пыталась решать словами — по доброму, по-человечески.
верила, что всё можно обернуть через голову и сердце.
а сейчас понимаю — иногда, один раз, можно и врезать.
не от злости.
а чтобы дошло.

в машине повисла тишина, но уже не тягучая и злая, а спокойная.
ровная.
почти как музыка на фоне.

и я подумала:
вот, теперь можно и ехать.

доехав до этого места — тюрьмы, серой, громоздкой, с вечно тяжёлым воздухом, — я чувствовала, как внутри снова начинает сжиматься что-то неприятное. что-то, что никогда не проходило до конца.

мы шли медленно.
плитка под ногами звенела глухо, каждый шаг отдавался эхом в стенах, будто сама тюрьма слушала нас.
охранники здоровались, уже узнавали нас, смотрели с уважением, а кто-то даже с жалостью.
евгений шагал впереди, как всегда уверенный, прямой, сильный.
я чуть позади, на полшага — и это расстояние между нами казалось почти символическим.
я кивала тем, кто здоровался, но даже головы не поднимала.
смотреть на них не хотелось.
я была не здесь — я уже мысленно сидела перед сергеем, перед человеком, которого не хотела больше видеть, но вынуждена была слышать.

один из охранников, помедлив, разрешил войти в камеру.
я кивнула.
посмотрела на евгения.

он коротко сказал, тихо, но уверенно:
— если что — зови. я рядом, за дверью.

я снова кивнула.
и шагнула внутрь.

камера допроса была всё такая же: холодная, гулкая, лампа чуть потрескивает сверху, бетон давит.
он сидел, скрестив руки, как будто в своей квартире, не в клетке.
сергей.
его усмешка была знакомой. мерзкой. самодовольной.

я молча подошла, села.
смотрела на него.
пусто. ровно.
я ждала, когда он начнёт — разговор был нужен только ему.

— пришла... а я думал, уже не придёшь, — сказал он тихо, лениво, будто мы просто давние знакомые, что не виделись лет сто.

— я обещания свои сдерживаю, — ответила я резко, холодно.
в голосе чувствовался укол.
сама это слышала.
— о чём ты хотел поговорить?

— у меня просьба есть, — снова его голос. мягкий, но подлый.
я кивнула, не перебивая.
пусть говорит.

— у меня... в красном уголке, где я жил. за диваном. есть тайник.
там... чёрная коробка.
деньги. и ещё кое-что.

я прищурилась.
— «кое-что» — это что?

— увидишь. поймёшь.
это будет тебе. от меня, — сказал он, не отводя взгляда.

— мне? — я даже не сразу поняла.
мой голос дрогнул от удивления.

— да. тебе.

я сглотнула.
руки на коленях немного сжались.

— а деньги... отвезите моей матери.

— почему ты просишь именно меня? — спросила я, глядя прямо в глаза.
сухо. без эмоций.

— потому что доверяю лишь тебе, — хмыкнул он, склонив голову вбок.

я продолжала смотреть.
пустым, стеклянным взглядом.
и не знала, что ему сказать.
и надо ли вообще что-то говорить.

— ты обижаешься? — спросил он вдруг. и тут я не сдержалась.

— я тебя ненавижу, — вырвалось у меня. резко. отчётливо.
это прозвучало холодно. не по мне. я сама удивилась, как прозвучал мой голос.

он чуть опустил взгляд.
— так же, как и своих родителей?

это было как удар.
я не моргнула.

— во-первых, родителей у меня нет, — голос стал хриплым, грубым.
— они мне никто. как и ты. теперь.

— никто? — переспросил он.
— никто, — подтвердила я.

он внимательно смотрел, потом чуть усмехнулся.
— ты как зверёк сейчас на меня смотришь. затравленный, обиженный. я такой взгляд помню... был уже. в конюшне.
тогда ты меня боялась.

я дёрнулась. неожиданно.
словно по спине ударили.

он это заметил.

— испуганная ты была тогда. маленькая. как волчонок.
дикий взгляд. а теперь смотришь, будто порвать хочешь. животное ты теперь.

я не отвечала. молчала. губы стали сухими. руки дрожали еле заметно, но дрожали.

— повзрослела, — сказал он почти шепотом.

— поумнела, — поправила я.
это было правильнее. вернее.

он усмехнулся.

— а раньше помнишь, как было хорошо? я же о тебе всё знаю. больше всех.

я отвернулась на секунду.
не потому что испугалась — просто хотелось вырваться.

— ты лучше скажи — саша где? где ребёнок? — спросила я, наконец.

— я же сказал, через несколько дней.

— а я не могу столько ждать.
мне уехать надо.

— уехать? куда?

— по работе. а остальное тебя не касается.

— ну чего ты так? разве я тебе чужой?

я не отвечала. было противно.
каждое слово — как грязь.

— если бы не я... сидела бы ты сейчас здесь? или всю конюшню бы залила в тот день. вся в крови.
ты в крови была... я помню... руки... руки... вся в крови...
одежда... слёзы с кровью... рука, левая... вся...

и тут:

— достаточно! — рявкнул голос за спиной. резкий, как выстрел.

я дёрнулась. евгений.
стоял в дверях, мрачный, яростный, сжатый весь.

он схватил меня за плечи, аккуратно, но твёрдо поднял.
— уберите его отсюда, живо! — бросил он охранникам.

сергея тут же потащили.
он больше не говорил.

а я шла.
пока евгений вёл меня куда-то.
я даже не смотрела — всё в пол.
глаза опущены, как будто там, под ногами, было единственное место, где можно дышать.

— и шо ты поникла? — спросил евгений, заводя мотор.
его голос был вроде спокойным, но в нём звучала настороженность, как будто он уже знал, что я совру.

я отвела взгляд в сторону, стараясь выглядеть как можно более равнодушной.
— нормально всё? — добавил он, не отрывая взгляда от дороги.

— нормально, — ответила я, коротко кивнув.
ладони дрожали, но я спрятала их в карман пальто.

мы поехали. дорога обратно казалась длиннее, чем обычно.
в машине играло радио, но я не слышала слов. они тонули в собственных мыслях.

когда добрались до прокуратуры, я чувствовала, как воздух внутри становится тяжелее. всё будто давило. даже стены. мы вошли внутрь. в коридоре было прохладно, пахло кофе, бумагой и каким-то слабым одеколоном — знакомый запах, почти домашний.

в кабинете был валерий.
сидел за столом, как обычно, в полоборота к двери, что-то печатал. увидев нас, кивнул.

— здравствуйте, — сказала я, входя.
— привет, — ответил он коротко, сдержанно.
но в его взгляде было что-то тёплое. поддержка. забота. молчаливое "держись".

я сняла пальто, аккуратно повесила его на спинку стула, потом повернулась к ним обоим.

— жень... валерий... у меня к вам просьба. там... головкин. он говорил мне, что в красном уголке, за диваном, есть чёрная коробка. он просил передать деньги его матери.
и ещё... — я замялась.
— и ещё шо? — поднял на меня глаза евгений.
в голосе напряжение, короткое, едва заметное.

я сжала пальцы.
— и ещё что-то там должно быть.
он не сказал что, но… сказал, что это мне.

валерий нахмурился.
— тебе? — уточнил он.

я кивнула, не поднимая взгляда.
сердце стучало громко, как будто каждый удар отзывался эхом в комнате.

— я съезжу, — вдруг сказал евгений.
резко. как отрезал.

он посмотрел на валерия.
— валер, останься с ней.
документы ей дай. и про этого уёбка всё запишите, что знаете.

не дав нам ни секунды на обсуждение, он развернулся и вышел. дверь за ним мягко, но тяжело прикрылась.

я села на диван.
молча.
он скрипнул подо мной — звук слишком громкий в этой тишине.
я положила руки на колени, чуть почесала запястье, словно от холода, хотя в кабинете было тепло.

валерий молча подошёл к столу, взял какие-то бумаги.
сел на край стола, держа документы на коленях.

— я заполню сам. а ты лучше расскажи, что знаешь о нём. вы же… вроде знакомы?

— были, — коротко ответила я.
я избегала его взгляда.

— я слушаю. давай с самого начала. тебе и самой легче станет, — сказал он.
его голос был неожиданно мягким, по-отцовски тёплым.

я вздохнула. глубоко.
воздух словно царапал изнутри.

— я тогда помладше была... лет четырнадцать, пятнадцать, — начала я. глаза сами начали искать что-то в пустоте.
не в кабинете. где-то внутри, в прошлом.

— у меня тогда проблемы были.
я пришла в конюшню — сбегала туда, чтобы хоть где-то спрятаться. а там он. он... поддерживал иногда. несмотря на разницу в возрасте, он делился, рассказывал о себе. мы как будто душу друг другу изливали.

я говорила и чувствовала, как внутри снова отклеивается старая рана.

— я о нём много помню.

валерий кивнул, глаза не поднимал от бумаг.
— какие-то больные точки помнишь?

я задумалась. долго.

— у нас похожие проблемы были... но он... отца боялся. очень.
а мать... боялся разочаровать.
вроде бы... всё, — выдохнула я.

и тут — звук шагов за дверью.
резкий толчок ручки.

евгений вошёл быстрым шагом.
лицо хмурое.
он ничего не сказал — просто подошёл и бросил мне на диван небольшой браслет.

он шлёпнулся рядом со мной — тихо, но будто отозвался внутри ударом.

я посмотрела.
и... замерла.

этот браслет...
я знала его.
до каждой бусинки.
до каждого стёртого звена.
связан с прошлым, с болью, с детством, с чем-то давно похороненным.

в груди сжалось.
горло затянуло.
мне казалось, что я снова та девочка — с испуганными глазами, с порванной душой.

руки замерли, взгляд застыл.

в нём слишком много воспоминаний. слишком.

— твоё? — голос евгения пронзил тишину, как хлёсткий удар.
он стоял в проходе, взгляд — тяжёлый, острый.
— это я должен был передать? — снова спросил он, уже громче, злее.

я кивнула молча.
слов не было — только гул в ушах.
пальцы аккуратно коснулись браслета.
тонкая белая нитка, на ней бусины — крохотные, округлые, цвета бледного пурпура.
казалось, вот сейчас они рассыплются у меня в ладони, исчезнут, как и то детство, которое осталось за спиной.

нитка...
на ней пятно.
небольшое, но я знала, что это.
моя кровь.
её нельзя спутать ни с чем.
ей четыре года. или пять.
но она осталась. как память. как проклятие.

— ну ты его ещё на ручку надень и носи всегда с собой, — резко бросил евгений. в голосе — нерв, на грани. злость. сдержанная, но будто вот-вот взорвётся.

я медленно подняла глаза на него.
он ходил по кабинету туда-сюда.
раздражённый, сжав кулаки, будто сам себя удерживал от чего-то.
от слов, от действий.
он даже не смотрел на меня — будто боялся, что взгляд сломает.

потом я перевела взгляд на валерия. он сидел тихо, не отрывая глаз от евгения, но в лице — резкая, мужская хмурость.

— жень, ты перестань. хватит, — сказал он наконец. его голос был глухим, но в нём что-то переломилось.

евгений развернулся к нему резко.
— шо мне перестать, валерка?!
сегодня они там беседуют в тайне, браслетики дарят! а завтра шо?!

он почти смеялся.
только в этом смехе было что-то истеричное, оборванное, как будто он сам не понимал, что делает.

— день прошёл, число сменилось, а нихуя не изменилось!
то разговоры личные, то подарочки! дальше что?!
станет ей его жалко — она его из тюрьмы вытащит?!

каждое его слово — как пощёчина. резкое, громкое, и всё не туда.

валерий поднялся, уже не просто сидел — теперь он смотрел на него в упор.
— женя, ты головой думай, что ты сейчас говоришь, — произнёс он сквозь зубы.

тишина.
плотная, как ком в горле.
я вжалась в спинку дивана, всё ещё держа в руке этот проклятый браслет.
он будто обжигал ладонь, но выкинуть я его не могла.

евгений…
он не верил мне.
прямо, открыто.
не доверял.
и говорил это в лицо.
при всех.
без стеснения.
и мне стало… больно.

не от слов.
не от крика.
а от того, что он — он, единственный, кто всегда казался мне опорой — теперь смотрел на меня, как на чужую.
как на предателя.

а я ведь…
я ведь ему не лгала.
никогда.

и если бы мог, он бы, наверное, сейчас вышвырнул меня вон.
только не потому что ненавидит.
а потому что боится.
и этого мне было вполне достаточно, чтобы замкнуться.

внутри — пустота.
снаружи — только браслет в руке и ощущение, будто что-то между нами навсегда треснуло.
и назад уже не склеить.

я покрутила браслет в руках.
не смотрела на евгения — специально.
пусть видит только профиль, пальцы, сжимающие тонкую нитку, бусины… и моё безразличие.
потом — показательно, с театральной медлительностью — надела его на запястье.
поправила.
повернула.
осмотрела, словно примеряя на холодное, чужое тело.
пусть бесится.
пусть смотрит.

молча поднялась с дивана, будто меня тут больше ничего не держит.
подошла к валерию, словно только он и был здесь.
словно в кабинете не было другого человека, не было этой напряжённой, вязкой тишины.

— какие-то бумаги нужно заполнить мне? — спросила я спокойно, как будто до этого ничего не было.

— да, вот, — он протянул синюю папку, — если можешь, занеси к вечеру. или утром. как получится.

я кивнула.
всё так же медленно, будто нарочно растягивая каждое движение, взяла пальто с вешалки.
надела.
не спеша, с ленивым выдохом.
застёгивала пуговицы, как будто никуда не спешу, и весь день впереди.

взяла сумку, накинула на плечо.
затем — папку.
бумаги плотно лежали внутри, пахли канцелярией, сыростью здания и чьими-то руками.

— и куда ты собралась? — голос евгения прозвучал резко, как щелчок.
он до сих пор злился, это слышалось даже в том, как он дышал.

я обернулась на секунду.
только ради того, чтобы глянуть сквозь него.
не на него, а сквозь.
будто его вообще не существовало.

— домой, евгений. домой, — ответила я ровно, спокойно, не дрогнув.

— поехали, — коротко бросил он.

— не стоит. я лучше пройдусь одна.

тишина.
повисла между нами, как острое лезвие.

он чуть прищурился, хмуро, будто пытаясь что-то уловить в моём лице.

— с чего это? — спросил он, почти в недоумении.

я усмехнулась одними уголками губ.
нет, не насмешливо.
скорее с сожалением.

— а с чего это я должна ехать с тем, кто мне так сильно не доверяет? — я выдержала паузу, — могу и сама дойти. раз так неприятна вам.

повернулась и направилась к двери. пусть тонет в своей злости.

— лик… лика… подожди, — начал валерий, но я уже держалась за ручку.

— до свидания, валерий, — произнесла тихо, но отчётливо.

захлопнула дверь так, что звон разнёсся по коридору.

внутри осталась буря.
громкие маты.
ярость евгения, срывающегося на голос.
и глухой рык валерия, злого, как никогда.

а у меня… у меня тишина.
ступени под ногами, холодный перила, тяжёлая сумка на плече.
и ощущение, будто что-то оборвалось.
навсегда.

они не доверяют.
и, значит…
значит, теперь и я им не должна.

прода на 80 звёздочек!
мой тгк:лика нелика.
хочу попросить вас ткнуть на звёздочку и оставить свое мнение в комментариях, а также не забывайте подписаться, мне будет очень приятно!) спасибо за прочтение главы до конца! до скорых встреч, пока!