Глава 1: Следи за руками
— Гарри, спасибо, ты меня просто выручил! — счастливая девочка сверкнула карими глазами, с восхищением смотря на меня.
Я тихо хохотнул, прикрыв рот ладошкой, — в этом не было ничего сложного. Анна хотела сделать подарок своему отцу и попросила меня нарисовать его, принеся его фотографию, — я умею рисовать, и мне несложно помочь девочке, которая легко разбирается в современных реалиях этого мира, что было для меня большой удачей. Анна была невысокой девчушкой шести лет, с бледной кожей и карими выразительными глазами. Короткие черные волосы она не собирала ни в какую прическу, отдавая это на мой откуп. Одевалась она всегда в платья и жила по соседству с нашим домом. Прошло уже шесть лет с того момента, как я проснулся здесь, в этом мире, где мои дядя и тетя недолюбливают меня, и знакомство с этой девочкой я считал самым успешным действом за все это время.
Она была на год младше, но учились мы вместе.
Меня зовут Гарольдом Джеймсом Поттером, но я позволял называть себя просто Гарри некоторым людям, достаточно близким или важным мне. Мне семь с половиной, но начал я учиться вместе с шестилетним кузеном. Мои темно-каштановые волосы уже доросли до плеч, и я связываю их в хвост или небольшие, но красивые прически, одевался я не так хорошо — тетя отдавала мне одежду моего кузена, но уже с шести я легко перекраивал их в одежду по мне. Было неприятно, хотелось вновь одеваться в дорогие кимоно и надевать прекрасные кандзаси, вновь танцевать и играть, например, на сямисэне, развлекая изящным разговором господ, но...
Я родился не в Японии, а в Англии, точнее — Великобритании. Здесь были другие законы и другие понятия, здесь вежливое обращение «сэр», а не «-сан», здесь чайные церемонии проводились только в театрах, как шоу, здесь не было принято кланяться при благодарности, приветствии или прощании, здесь не было Ёсивары, и Гейш приравнивали к... Девушкам легкого поведения — яриман.
Глаза у меня были цвета драгоценных камней, изумрудов, и я считал их своей гордостью, несмотря на круглые ужасные очки.
— Не за что, Анна, — кивнул ей я. — Как насчет чая? Тетушка придет только через час, а Дадли ушел с Пирсом, — уведомил девочку я.
— Да, я еще хотела посмотреть опять, как ты разливаешь чай. Это так красиво!
Уровень Таю — мастерица, нас с самого детства обучали искусству, танцам и пению, и все это я возрождал в этом мире. Пускай оно могло мне не пригодиться, но психология мужчин пригодилась, умение вести беседу, делать чай — тоже...
***
Моя жизнь была спокойной и размеренной. Я ходил в школу вместе с кузеном Дадли, упитанным блондином, капризным и самонадеянным, любимым сыном тетушки и дяди, который учился чуть хуже среднего, предпочитая бегать и играть со своим другом Пирсом Полкинсом. Он носил красивую и новую одежду, у него каждый день рождения были красивые и дорогие игрушки, новый год он праздновал с семьей за столом и совершенно не думал о будущем. Наверное, это нормальное поведение для ребенка — детей я видела только тогда, когда меня просили обучить их Английскому или игре на инструментах в Ёсиваре, и тогда дети никогда не были... такими — но почему соседские дети совершенно другие? Впрочем, это не было важным — Дадли никогда не поднимал на меня руку, иногда даже помогал, пускай и считал себя выше меня, но такое отношение мне было не в новинку.
Иногда я встречал черного большого пса, с которым сидел под деревом, рассказывая о себе.
Намного сложнее было с тетей Петунией и дядей Верноном. Тетушка была сестрой матери этого тела, Лили Эванс, которая вышла замуж за Джеймса Поттера, и по словам тети — они оба были ужасными людьми, наркоманами и алкоголиками, безнравственными людьми, которые разбились на машине, благодаря чему на моем лбу появился молнеобразный шрам. Это было настолько чистым враньем, что мне даже не приходилось разыгрывать неверие — она сама не верила своим словам, не могла убедить в своей правде других.
Тетя не была красавицей, но она была ответственной. Ко всему, что подразумевало ее семью и престиж ее семьи среди других семей — и я в это все не входил — разве что, за счет меня подняли престиж. Она была уверена, что их семья — идеально нормальная, и это было немного... Странно, но как сирота я не был уверен в этом. Мне и в прошлом мире не повезло с семьей, где мои родители отдали меня гейше Ёсивару за деньги, потому что я мешала. Как и в Ёсиваре, она не кормила меня сладким, даже в день рождения, и не позволяла сидеть за столом на Рождество, если не было гостей, — она заставляла меня ухаживать за ее цветами, и умеренно-влажная атмосфера позволяла мне использовать все свои знания в этом направлении на цветах. Красивые розы, яркие петунии, колкие львиные зевы — все это украшало сад летом, весной.
И конечно, я обучался готовить английские блюда — это не Япония, где можно угостить гостя данго или супом мисо.
Дядя был... Уверенным в себе, иногда даже слишком, мужчиной. Он считал, что все должно быть идеально, и не должно быть ничего ненормального — он мог разозлиться на меня, если я вдруг веду себя не как «Нормальные дети», при том довольно улыбался, если я пытался помогать тете Петунии с готовкой, но недовольно крутил усы, если я слишком много говорил. Но именно с ним было легче всего — спросить о политике, рассказать об услышанном, и можно просто слушать о рассуждениях об этом мире, правительстве и сложности в работе. Тетя только качала головой, но мужу не мешала, устраиваясь на диване, возле него, чтобы отдохнуть, — я предпочитал дальний диван, поджимая под себя ноги, и сложив руки на груди.
Жил я в своей комнате. Дома в Англии были сделанными из камня, за каждый этаж платились налоги, — у семьи Дурсль было два этажа. Второй должен был быть чердаком, и официально он им и является, поэтому за него никто ничего не платил, а как чердак не используется... Там было три комнаты, — самая большая принадлежала Дадли и его игрушкам, там же и первые два года жил я. Средняя комната принадлежала тете и дяде, там я еще не бывал, предпочитая обходить дверь стороной — это было не моим местом. И моя комната, по сравнению с теми двумя — маленькая, но мне нравилась — я был благодарен тому, что это был не, например, склад под лестницей.
Я не любил слишком много изысков, но любил умиротворенность и покой. Простая деревянная кровать с белыми одеялами, шкаф, комод и низкий столик, за которым было удобно сидеть на коленях, писать и рисовать. Был еще не слишком мягкий, но теплый ковер. Небольшой участок с бумажными зверями-существами. Стены были мягко-зеленого цвета, пол был деревянным и не слишком теплым, но я всегда ходил по дому босыми ногами, несмотря на холод. В углу еще стояла машинка для шитья. А еще я много тренировал пальцы и кисти рук, для игры на инструментах.
Дадли никогда не любил рисовать. И свои подарки для рисования он отдавал на мой день рождения мне.
***
— У тебя стало лучше получаться, — заметила тетя Петуния, когда я осторожно переворачивал яичницу, внимательно следя за тем, чтобы она не подгорела.
— Спасибо, тетя Петуния, — слегка улыбнулся я уголками губ. — Мне очень помогают ваши уроки. Надеюсь, в десять я смогу приготовить ваш восхитительный пирог.
Женщина довольно улыбнулась, но взгляд от меня не отвела — наверняка она заметила легкую дрожь в руках. — Что-то случилось, Гарри?
— У меня последнюю неделю немного побаливает спина, — с извиняющейся улыбкой произнес я.
Женщина сразу забеспокоилась и потянула меня от яичницы, огонь под которой она выключила, к дивану, где заставила меня снять футболку. Я безропотно подчинился, полностью сняв футболку — совершенно не ожидая сиплого вздоха тетушки, будто она увидела что-то действительно ужасное. Я повернул голову, видя через экран выключенного телевизора, что с моей спиной — на ней будто росло семь лотосов, от нежно-розовых к белому и даже красному, украшая мою спину зелеными линиями ножек и темно-зелеными и светло-салатовыми лепестками. Лотос расцвел на моей спине с новой силой....
Тетя Петуния заперла меня в моей комнате, попросив сегодня более не выходить.
——-——————————————-
Сямисэн — Сямисэ́н (яп. )[1][2] — трехструнный щипковый музыкальный инструмент с безладовым грифом и небольшим корпусом, общей длиной около 100 см.