Глава 12
Марак окутала ночь.
Икайя на четвёртом этаже - единственном, где есть эркер, некое подобие балкона. Она скучает по дому, по своему жилищу в Сат-Нареме, где можно стоять на головокружительной высоте, смотреть вперёд и просто вдыхать город.
В тонких пальцах приземистый бокал с тяжелым дном, в котором плещется ярко-голубая влага - густая, искрящаяся, тягучая. Сиола - единственный крепкий напиток, который признает аристократия хеску.
В распахнутые створки врывается ветер, обдаёт сладким ароматом полночной тьмы, зовёт с собой, к неведомым далям, и стоящий рядом с таким же бокалом Тиор на мгновение прикрывает глаза, вдыхая полной грудью.
Они молчат.
Заседание завтра, и напряжение слишком велико, чтобы заснуть, чтобы переживать его в одиночку.
Тишина кажется благословением - только доносится до настороженного слуха шелест листвы, почти слышно молчание заснувшего дома. Все возможные приготовления сделаны, невозможные - отложены на завтра.
Икайя делает глоток, ощущая, как по языку и горлу скатывается морозная свежесть, на мгновение заставляющая забыть обо всем, как крепость напитка отдаётся легким головокружением.
Они молчат. Все обговорено сотни раз. Икайя настаивала, что Лиан должна знать о том, что поставлено на карту, Тиор не хотел давить на девочку. Она просила рассказать о том, откуда пришли хеску, как возникли твердыни, рассказать про внутренний мир - «Не я это должна делать! Это задача старшего из рода!» - он отказывался нагружать Лиан новыми знаниями, боясь испугать: «Всего этого и так слишком много! Полтора месяца назад она была простым человеком!»
Они спорили, говорили, снова спорили, обсуждали детали, искали ответы, опять спорили, едва сдерживая раскалённые импульсы таэбу - и вот, все закончилось. Месяц подготовки позади, упущенного уже не наверстать, завтра решающий бой.
Икайя по праву гордится Лиан. Перестав сопротивляться, та действительно добилась удивительных успехов. Теперь она почти свободно изъясняется на таэбу - как иностранец на хорошо изученном, но все же чужом для него языке, - двигается изящно и уже не похожа на заморыша неопределённого пола. Настоящая маленькая шеру, которая со временем расцветёт.
Достаточно ли этого? Есть у них время? Дадут ли ей расцвести?
Икайя глубоко вдыхает и, пытаясь унять сдавившее грудь волнение, делает глоток из бокала. Авторитета Тиора хватит, чтобы выжить в случае падения Дома, о судьбе же человеческого ребёнка, попавшего в жернова внутренней политики хеску, ей даже думать не хочется.
Сможет ли она забрать Лиан? Укрыть? Икайя не знает. Как и не знает, готова ли она сделать это на самом деле или в ней говорит выработавшаяся за месяц привязанность, тоска по своим взрослым детям. Не знает, готова ли подвергнуть свою семью такой опасности. Но не опасно ли и так будет находиться на стороне проигравших?
Вокруг - темнота. Снизу поднимается мягкое сияние от фонарей у входа, сверху сонно светят звёзды и краешек луны, но этого мало, чтобы осветить коридор и их двоих. Краем глаза Икайя видит тусклый блик на камзоле Тиора - старомодно, и будь это кто угодно другой, его бы засмеяли, но это ведь Тиор Базаард, - и ей вдруг делается невыносимо страшно. Не за себя даже, а за этот дом, за этот род, вот уже больше двадцати столетий стоящий во главе воронов, страшно от перемен, которые могут произойти, если Высоким Домом станет кто-то другой. Словно с Домом Базаард исчезнет и она сама.
Икайя со стуком ставит на подоконник бокал, проводит пальцами по стеклу распахнутой створки, надеясь, что ее страх не отразился в таэбу.
⁃ Я дам тебе официальное письмо, - вдруг произносит Тиор, и звук его голоса камнем разбивает благословение тишины. - Скажу, что ты выполняла мое прямое распоряжение.
Он разворачивается к ней, набежавшие на лицо Владыки тени скрывают морщины и седину в висках, молодят его, и Икайя вдруг с легкостью видит в этом Тиоре другого - ещё не Владыку, ещё только шибет с прямым серьёзным взглядом, который с точно такой же уверенностью говорил: «Я не дам твоей семье пасть, обещаю».
И правда, не дал.
Традиции требовали, чтобы на балы и вечера приглашали всех девушек подходящего возраста, но положение семьи Сильтара было шатким из-за присутствия человеческой крови - кому-то захотелось занять их не слишком высокое, но и не низкое положение в клановой иерархии. Для всех остальных отклонение кандидатуры в спутницы наследника клана было бы просто эпизодом в биографии, для Сильтара же неумолимо обращалось в ещё один удар. Икайя никогда не была дурой, и поняла, что ее вычеркнули до того, как это было официально пояснено. Она редко плакала, но в тот день, отделившись от веселого сборища молодёжи, резвящейся в лесу у замка, убежала на четвёртый этаж и на краткий миг дала волю слезам.
Базаарды никогда не афишировали уровень восприятия Тиора. Но его оказалось достаточно, чтобы он с улицы почувствовал бурю ее таэбу.
«Мы не заключим брачный союз, но я не дам твоей семье пасть, обещаю».
Икайя издали, молчаливо наблюдала за его становлением, восхождением. Сначала один ее брат был призван на службу во внутренний Марак, затем второй. Это дало возможность самой Икайе заключить брачный союз более выгодный, чем все думали. Со временем на хорошие должности были приняты и ее сыновья. Семья Сильтара заняла не выдающееся, но прочное положение.
Тиор не забывал данных обещаний.
Поэтому он обратился к ней. Поэтому она ответила сразу, не раздумывая, едва дочитав последнюю строчку его письма.
Икайя моргает, прогоняя наваждение, прогоняя воспоминания. Она знает: письмо - максимум, что он может для неё сделать. Даже на краю бездны пытается защитить тех, за кого отвечает.
⁃ Не нужно, - Она качает головой, чуть резче и сильнее, чем нужно, и чувствует, как воротник шуршит, касаясь убранных в безупречную прическу волос. - Это был мой выбор, и я готова нести за него ответственность.
Тиор мгновение ждёт, затем кивает и вновь разворачивается к окну.
Она никогда не была трусихой, не будет и сейчас.
Когда Тиор показал Икайе письмо Ухава, она поняла, насколько все сложно. Поняла, что Совет уже настроен против, не поняла только, почему. Они с Тиором провели долгие часы, выстраивая стратегию, просчитывая возможные варианты, но внезапно поступившая новость, что шакалы готовятся заключить союз, лишь подчеркнула, насколько зыбки их теории.
Ледяная сиола обжигает язык, скатывается по горлу. Мелькает отдаленная мысль, что надо бы поспать хоть пару часов, иначе завтра из неё получится плохая поддержка, но завтра - впервые за месяц - кажется чем-то далеким.
Она снова прокручивает в голове распорядок дня: лёгкий завтрак, подготовка и сборы, она будет рядом, чтобы все проконтролировать, в Оухшикаф они поедут вместе. А там - будь, что будет. В любом случае, к следующему утру она уже вернётся домой.
Тишина. Шелест листвы за окном. Небо над Мараком - словно бархат.
**
Небо над Сат-Наремом - отражение стремящихся к нему твердынь, чёрный гранит с проблеском звёзд. Исходящее от него днём сияние тусклее ночью, но все равно присутствует, и тьма не абсолютная, даёт увидеть километры тумана, жадно льнущего к зданиям.
На просторном балконе - один силуэт. Руки лежат на перилах, волосы омывают плечи и спину, скользят по зелёному шёлку платья. Их цвет настолько ярок, что даже в приглушающей краски ночи полыхает огнем.
Пинит Минселло, Владыка лисов, задумчиво смотрит на город. Она редко покидает внутреннюю сторону своей твердыни, Милитики, но завтра придётся сделать исключение.
Когда посыльный с поклоном вручил ей коричневый конверт с синей сургучной печатью, Пинит удивилась. Позиции их клана в Игре вот уже много лет не просто не вызывают тревоги, но откровенно пробуждают зависть, совы благоволят лисам - по-своему, сдержанно - как и всем лидерам, отдавая должное их уму и хитрости. Ее уму и хитрости.
Пинит держит все под контролем, все решает сама. Она ненавидит слабость и не прощает ее ни себе, ни другим. Каждый ее жест – утверждение, каждый взгляд – приказ. Фарфоровая кожа с россыпью веснушек на обнаженных плечах, ледяной изумруд глаз, пламя рыжих волос – Пинит Минселло образец своего клана, и, несмотря на возраст, она все еще красива. Время благосклонно к Владыке лисов. Ее номтеру и микорда приходят с докладом каждый день, она знает про свой клан - и про другие кланы - все.
Оказалось, не все.
Если бы те двое, Милло и Пинио, ещё были живы, она убила бы их вновь.
Пинит легко касается пальцами медальона на шее - простой круг с вписанным в него дубовым листом, символом их кланового дерева. Она придерживается сдержанности во всем, не обвешивается украшениями как другие знатные шеру - а ведь она самая знатная из всех.
Сдержанность и контроль.
Пинит даже полноценных брачных союзов не заключала - благо могла это себе позволить - только выбирала наиболее подходящих мужчин, чтобы принести от них здоровое сильное потомство. И вот, сейчас прямая линия семьи Минселло, со всеми внуками и правнуками, насчитывает более сорока единиц.
Такой род не прервётся.
Она больше ста пятидесяти лет стоит во главе клана, вынудив своего отца, недальновидного и безынициативного мужчину, отказаться от поста в ее пользу. Невиданная ситуация! Невиданная - но не незаконная. Прецеденты имели место - пусть и много веков назад, и Пинит этого было достаточно.
Встав по главе лисов, она подняла их с колен, отмыла от грязи и пыли и, правя железной рукой, подняла к невиданным высотам. Сейчас, много десятилетий спустя, когда Милитика уверенно взвивается в небо, оставляя позади туман, сложно представить, какими уязвимыми они были. Ошибки прошлого, предыдущих правителей, Пинит изучила, запомнила и учла. Со временем - искупила, переиграла, стёрла из памяти хеску, оставив лишь на страницах пыльных хроник в архивах Совета.
Все, кроме одной.
Три поколения назад ее предок, воспользовавшись нестабильной ситуацией в одном из кланов, напал на его представителя, надеясь повысить своё положение в Игре.
Напал на того, кто в Игре не участвовал. На младшего ребёнка правящего Дома, не удосужившись перепроверить его возраст, доверившись предателю-микорде. Детёныш погиб, клан предъявил права на искупление - по правилам Игры понесший несправедливую потерю клан имел право забрать любого члена напавшего Дома, кроме Владыки. Лисы сжались в ожидании кары.
Однако пострадавшая сторона затребовала не мгновенного отмщения, а камень Дома - бессрочный залог, что жертва будет отдана по первому требованию, в любой момент, пока оба Дома правят своими кланами.
Так у Базаардов появился изумруд Минселло.
Пинит знала об этом, и по мере восхождения лисов перстень вызывал у неё все больше тревоги, все большей опасностью он становится. Поэтому она так отчаянно увеличивала численность своей семьи - ведь Владыка Базаард мог в любой момент прийти и потребовать смерти любого члена рода, вплоть до ее шибет, Дантио, и тогда они вновь окажутся на дне, в грязи и крови. И Пинит не уверена, что у неё хватит времени вновь спасать лисов.
В сердце поднимает голову старая боль, но Пинит не позволяет себе отдаться ей – прошлое прошлому.
Забрать или выкупить камень невозможно, единственный шанс устранить проблему - устранить правящий Дом. Устранить воронов.
И ей это почти удалось.
Почти.
Свидетельство промаха чёрными чернилами смотрит на неё с куска пергамента.
«...дабы засвидетельствовать правомерность притязаний на наследование Дома Базаард и клан воронов».
Пинит прикрывает глаза, не давая эмоциям вырваться наружу. Она - скала, она сама - твердыня лисов.
Завтра. Завтра она увидит эту разноглазную, детеныша Джабел. Полукровка - наследница клана? Такого ещё не бывало, и Пинит искренне сомневается, что Совет согласится. Слишком много фактов против.
Пинит разворачивается - подол простого платья с открытыми плечами, никакой вышивки, зелёный ее клана и серый ее семьи - шуршит, касаясь каменного пола. Холодна и спокойна. Она идёт по пустым залам, где уже потушены свечи, прислушиваясь к сонным шорохам - в Милитике водятся мыши, ее внукам есть, на ком тренироваться.
В окно дышит ночь, тяжелое небо давит на голову и плечи, и в изумрудном росчерке Пинит принимает истинный облик, позволив себе окунуться в успокоительную охоту.
Завтра.