Глава 14. Они собрались у постели больной
Дряхлая Эмма, позабыв о своей извечной суете, села у постели старшей дочери, чтобы сменять ей влажные повязки. Она вернулась с рынка, еле держась на ногах, и на пороге рухнула навзничь. Точно так же когда-то на том же самом пороге рухнула и Зоя – но насмерть. Тогда все переполошились: вдруг, холера? Но осмотревший покойницу врач сделал не более утешительный вывод: сильная кровопотеря. «Удивительно, как она вообще добралась до дома, - сказал потом доктор. – Из неё вытекло добрых две кружки крови». Сглотнув слёзный комок, присмотрелись: на губах, в волосах, под ногтями, под носом, из ушей – рубиновые, как вино, змейки крови, бордовые корки. Когда тело обмывали в морге, вода окрасилась в цвет брусничного морса.
Оказавшийся рядом Меф на руках отнёс обессилившую Варвару в спальню, уложил её на постель. Эмилия Карловна принесла эмалированный таз, наполненный водой, поставила его на пол, смочила в нём марлю. Пришла Ариадна. Она тяжело переваливалась, как утка, придерживаясь за живот. На руках у неё проступали разбухшие вены, шея была в отёках. Она принялась помогать Эмме: принесла с собой скляночку нашатыря, смочила в нём кусочек ваты, поднесла его к носу сестры, тяжело опускаясь на стул у её постели.
Веки Варвары подёрнулись. Открыв глаза, она вперила удивлённый взгляд в белый квадрат потолка, словно видела его впервые. В шах звенело:
Милиция, улицы, лица
Мелькали в свету фонаря.
Покачивалась фельдшерица
Со склянкою нашатыря...
В глазах всё плыло – и белое пятно потолка смазывалось, стекало по обоям, пестревшим цветочными орнаментами, тоже расплывавшимся рваными ранами. Смазывались и растекались лица. Пространство будто пошатнулось, как сосуд, и материя в нём – жидкость – перемешалась аляповыми цветами.
- Он сказал, что придёт сегодня, - шепнула Ариадна матери.
В том сне он сказал, делая шаг ей навстречу: «Ты никак не придёшь ко мне, поэтому сегодня я приду к тебе».
- Я буду его ждать.
- Уже прошло полдня, - отозвалась скептичная Эмма. – Ты уже не маленькая, чтобы воспринимать сны всерьёз. Это только сон.
Последние слова её эхом отдались в голове Варвары и, словно электрический разряд, окончательно привели её в чувства. Так говорила её мать, носовым платком стирая с её лба холодный липкий пот. Он мешался со слезами ужаса, когда она распахивала глаза и видела над собою мутный простор потолка, а в голове её ещё не таяли зыбкие стены в бордовых пятнах. Смутно она ещё осознавала, что когда-то эта картина ещё не была сном. Только мать не знала, пыталась успокоить и постепенно, но уверенно внушала: это не более чем сон.
Уже неважно... Это было чьё-то чужое детство, забытое за многие километры в огромном городе, над которым никогда не летают самолёты, где в облака врезается шпиль самой высокой башни Европы, где алеют стены Кремля, где из разных мест, как отголоски его башен, возвышаются величественные здания. Незнакомый, но родной мегаполис. Родной потому, что и на Кубани, и у берегов северных морей, и на Камчатке, и на Кубани – везде Новый год встречают после поздравления Президента из Кремля, везде на день Победы транслируется торжественный парад с Красной площади – и в Крыму теперь тоже – как и было.
Она тяжело повернула голову. Через Эмму, через Ариадну она взглянула на дверь. Собрала по кусочкам в больной голове: распахнутая настежь дверь, тёмный проём, в котором смутно различалась мужская фигура. Мужчина в доме единственный – мужчина со странным именем – вспомнила – Меф. Это его бледное, страшно красивое лицо. Это его загадочная улыбка. Только он может так: небрежно упереться локтем в косяк двери.