Глава 6. Перстень
После смерти матери Меф больше не появлялся. Не было его и на похоронах. Стоя тогда над могилой, Гаврила внимательно вглядывался в мертвенно-бледные лица людей, сбившихся в мрачную траурную массу. Среди них были как хорошо знакомые, так и те, кого он видел либо впервые за долгое время, либо впервые в жизни. Последнего поклонника покойницы среди них не было.
Безразлично.
Вплоть до того, как тело матери открытом гробу, украшенном цветами, опустили в сырую могилу, Гаврила холодно смотрел на застывшее лицо. Самое чёткое воспоминание о внешности человека – это его безмятежное бледное лицо, обрамлённое печальными цветами в траурных лентах. И Гаврила, может быть, поэтому так пристально и всматривался в белое лицо матери, уже изменённое до неузнаваемости страшной печатью смерти. Он отказывался верить, что застывшее тело в гробу принадлежит именно его матери.
В худшее не хочется верить до последнего.
Он оглядел собравшихся на похороны: они бросали комья земли в могилу. Всё происходило в страшном молчании. Лишь бабушка всхлипывала, да кричало вороньё. Земля падала в гроб, стучась о борта, рассыпаясь, приминая цветы, пачкая неподвижное, как смертельная маска, лицо. И Гаврила с состраданием взглянул на бабушку, в мыслях обращаясь к ней: «Неужели тебе невидно за слезами, что это не она?» - но в первую очередь он старался убедить именно себя...
Он отчуждённо наблюдал за тем, как до сих пор ожидавшие своего времени могильщики, подобно жадным до падали шакалам, в мгновение ока оказываются на краю могилы и принимаются энергично засыпать гроб с покойницей землёю. Вскоре вонзили в образовавшийся свежий холмик, рассыпавшийся влажными комьями, деревянный крест под двумя рейками – как старообрядческий крест. На могилу водрузили пышные венки искусственных цветов. В них скрывалась фотография матери, перевязанная чёрной лентой в углу.
Гаврила закрыл глаза, чтобы не видеть, как Лев Викторович будет бережно класть на могилу алые розы с бархатистыми лепестками, обёрнутые в невесомую чёрную, как дым костра, коптящего небеса, сетку. Этот человек – обычно жизнерадостный, разговорчивый – последнее время начал странно вести себя. Ещё задолго до того, как исчезла мать, его окружал некий ореол ужасающей таинственности: говорил меньше, старался не смотреть в глаза, часть неожиданно замирал в задумчивости - правда, в те дни и мать была мрачнее обычного. Можно было подумать, она предчувствовала свою приближавшуюся кончину.
Молчаливую и замкнутую – Гаврила всё равно любил её.
Он закрыл глаза, отчуждаясь от мира. Мысленный взор чётко вырисовывал каждую бледную черту мёртвого лица. Кровь стыла в жилах. Вот, что означала последняя строчка её любимого стихотворения... Губы юноши беззвучно дёрнулись.
...И прячешь, как перстень, в футляр.